- Ну что? - потребовал герцог. - Никаких вопросов?
- Ты до сих пор не объяснил мне необходимость оружия, которое строит моя бабушка. Такое орудие, как это, может быть катастрофическим. Если здесь нет магии, то уничтожение Королевы Террасена не может стоить риска использования этих башен.
- Лучше быть более подготовленными, чем потом удивляться. Мы имеем полный контроль над башнями.
Манона постучала железным ногтем по стеклянному столу.
- Это база данных, Лидер Крыла. Продолжай показывать себя и получишь больше.
Показывать себя? Она в последнее время не делала ничего, чтобы показать себя, ничего за исключением — за исключением того, что раскромсала одного из его принцев-валгов и без причины расправилась с горным племенем. Дрожь гнева прошлась по ней. Спущенный с привязи принц не был сообщением, тогда, это было испытанием. Чтобы убедиться, что она может устоять против наихудшего, и все еще подчиняться.
- Ты выбрала для меня шабаш?
Манона заставила себя пренебрежительно пожать плечами.
- Я ждала, чтобы увидеть, кто вел себя лучше всего, пока я была в отъезде. Это будет их наградой.
- У тебя есть время до завтра.
Манона пристально посмотрела на него сверху вниз.
- В тот момент, когда я покину эту комнату, я собираюсь принять ванну и спать в течении дня. Если ты или твои маленькие дружки-демоны побеспокоите меня до этого, вы узнаете, насколько мне нравиться играть в палача. На следующий день после этого, я сделаю свой выбор.
- Ты не избежишь этого, не так ли, Лидер Крыла?
- Почему я должна утруждать себя, раздавая знаки внимания шабашам, которые этого не заслуживают? Манона не дала себе ни секунды на то, чтобы подумать о том, что Матерь позволит этим мужчинам сделать, если она сгребет файлы, сунет их в руки Соррель и выйдет.
Она только достигла лестницы в свою башню, когда увидела Астерину, прислонившуюся к арке, чистящую свои железные ногти.
Соррель и Веста гулко втянули воздух.
- Что это? потребовала Манона, выдвигая собственные ногти.
Лицо Астерины было маской бессмертной скуки
- Нам нужно поговорить.
***
Она полетела в горы с Астериной и позволила своей кузине вести их — позволила Аброхасу следовать за небесно-голубой самкой Астерины, пока они не были далеко от Мората. Они приземлились на маленьком, покрытом дикими цветами плато, трава которого шелестела на ветру. Аброхас практически визжал от радости, и Манона, истощенная настолько же сильно, насколько тяжелым был ее красный плащ, не стала делать ему замечание.
Они оставили своих драконов на поле. Горный ветер был на удивление теплым, день ясным, а небо полным густых, пушистых облаков. Она приказала Соррель и Весте остаться позади, несмотря на их протесты. Если вещи дошли до точки, в которой Астерине нельзя доверить оставаться с ней наедине, то… Манона не хотела думать об этом. Возможно, именно поэтому она согласилась прийти.
Возможно, это было из-за крика, который испустила Астерина с той стороны ущелья.
Он был похож на крик наследницы Синекровых, Петары, когда ее дракон разбился. Похож на крик матери Петары, когда она и ее дракон, Кили, обрушились в открытый воздух.
Астерина прошла к краю плато, дикие цветы раскачивались у ее икр, кожа ее ездового костюма блестела в солнечном свете. Она расплела свои волосы, взметая золотые волны, затем отстегнула свой меч и кинжалы, позволяя им со стуком упасть на землю.
- Мне нужно, чтобы ты слушала, а не говорила, - сказала она, когда Манона стала возле нее.
Правила требовали уважения к своей наследнице, но в ее словах не было вызова или угрозы. И к тому же, Астерина никогда не разговаривала с ней так. Так что Манона кивнула.
Астерина вгляделась в горы — так светло здесь, сейчас, когда они так далеко от тьмы Мората. Приятный ветерок порхал между ними, развевая кудри Астерины, пока они не стали похожи на сам солнечный свет.
- Когда мне было двадцать восемь, я охотилась на Крошанок в долине к западу от Клыков. Мне нужно было пролететь сотни миль, чтобы добраться до следующей деревни, и когда разыгралась буря, я не смогла приземлиться. Так что я попыталась обогнать бурю на своей метле, попыталась перелететь через нее. Но буря все продолжалась и продолжалась, поднималась и поднималась. Я не знаю, была ли это молния или ветер, но вдруг я начала падать. Мне удалось отвоевать контроль над метлой на достаточно долгое время, чтобы приземлиться, но столкновение было жестким. Прежде чем отключиться, я уже знала, что моя рука сломана в двух местах, моя лодыжка вывернута, а метла разлетелась на кусочки.
Больше восьмидесяти лет назад — это было больше восьмидесяти лет назад, и Манона никогда не слышала об этом. Она была занята своей собственной миссией — где, она не могла вспомнить сейчас. Все эти годы, потраченные на охоту за Крошанками смазались у нее в голове.
- Когда я очнулась, я была в человеческой хижине, обломки моей метлы лежали возле кровати. Мужчина, который нашел меня, сказал, что он ехал домой сквозь бурю и увидел меня, падающую с неба. Он был молодым охотником — в основном на редких животных, вот почему его хижина была в такой глуши. Я думаю, что убила бы его, будь у меня хоть какие-то силы, только потому, что мне нужны были его ресурсы. Но я проваливалась во тьму и выныривала из нее на протяжении нескольких дней, пока мои кости срастались вместе, и когда я снова очнулась… он накормил меня достаточно для того, чтобы перестать выглядеть как еда. Или как угроза.
Долгое молчание.
- Я осталась там на пять месяцев. Я не поймала ни одной Крошанки. Я помогала ему выслеживать дичь, найти железное дерево, и начала вырезать новую метлу, и… И мы оба знали, что я такое, и что он такое. Что я бессмертна, а он человек. Но мы были примерно одного возраста тогда, и нас это не заботило. И я осталась с ним, пока ко мне не пришел приказ вернуться в Башню Черноклювых. И я сказала ему… Я сказала, что вернусь, когда смогу.
Манона с трудом могла думать, с трудом дышала с этой тишиной в ее голове. Она никогда не слышала об этом. Ни слова. Про Астерину, игнорирующую свои священные обязанности… Про нее с тем человеком…
- Я была на первом месяце беременности, когда вернулась в Башню.
Колени Маноны затряслись.
- Ты тогда уже отбыла на свое следующее задание. Я никому не сказала, пока не была уверенна, что беременность выдержит первые несколько месяцев.
Ничего неожиданного, так как многие ведьмы теряют свой плод в течении этого времени. Для ведьмочки перерасти этот период само по себе было чудом.
- Но я молчала на протяжении трех месяцев, затем четырех. И когда я больше не могла скрывать этого, я сказала твоей бабушке. Она была рада и приказала мне оставаться в Башне в постельном режиме, так, чтобы ничто не могло побеспокоить меня или ведьмочку в моей утробе. Я сказала ей, что хочу вернуться, но она отказала. Я знала ее достаточно для того, чтобы не говорить ей, что я хочу вернуться в ту хижину в лесу. Я знала, что она убьет его. Так что я оставалась в башне на протяжении нескольких месяцев, избалованной заключенной. Ты даже приезжала, дважды, и она не сказала тебе, что я была там. Нет, пока ведьмочка не родиться, сказала она. Длинный, неровный вздох.
Сверх опека не была необычной для беременных ведьм. И Астерина, имеющая родство с Матерью, была очень ценной.
- У меня был план. В тот момент, когда я отойду от родов, в тот момент, когда они отвернуться, я отвезла бы ведьмочку к ее отцу, и представила бы ее ему. Я думала, что, возможно, жизнь в лесу, тихая и мирная, была бы лучшей для моей ведьмочки, чем те кровопролития, что были у нас. Я думала, что, возможно, она была бы лучшей и…для меня.
Голос Астерины надломился на последних двух словах. Манона не могла заставить себя посмотреть на свою двоюродную сестру.
- Я родила. Ведьмочка почти разорвала меня в две потуги. Я думала, что это потому, что она была бойцом, потому, что она была истинной Черноклювой. И я гордилась ею. Даже когда я кричала, даже когда потекла моя кровь, я так гордилась ею.
Астерина замолчала, и Манона, наконец, посмотрела на нее.
Слезы катились вниз по лицу ее кузины, мерцая в солнечном свете. Астерина закрыла глаза и прошептала ветру. - - Она была мертворожденной. Я ждала, чтобы услышать этот крик триумфа, но слышала лишь тишину. Тишина, а затем твоя бабушка… - она открыла свои глаза. - Твоя бабушка ударила меня. Она била меня. Снова и снова. Всем, чего я хотела, было увидеть мою ведьмочку, а она приказала им сжечь ее вместо этого. Она не позволила мне увидеть ее. Я была позором для каждой ведьмы, живущей до меня. Я была виновата в дефектной ведьмочке. Я опозорила Черноклювых. Я разочаровала ее. Она выкрикивала мне это снова и снова, и когда я зарыдала, она … она…
Манона не знала куда смотреть, куда деть свои руки.
