Манона не знала куда смотреть, куда деть свои руки.
Мертворожденные были самым большим горем для ведьм — и позором. Но для ее бабушки…
Астерина расстегнула камзол и движением плеч сбросила его в дикие цветы. Она сняла рубашку, и еще одну под ней, пока ее золотистая кожа не засветилась в солнечном свете, ее грудь была налитой и тяжелой. Астерина обернулась, и Манона упала на колени в траву.
Там, выжженое на животе Астерины ужасными, неровными буквами было лишь одно слово:
ГРЯЗНАЯ
- Она заклеймила меня. Приказала им нагреть железо в том же пламени, где была сожжена моя девочка, и сама лично вывела каждую букву. Она сказала, что я не имею право когда-либо снова попытаться зачать Черноклювую. Что все мужчины, увидев это, сразу убегут.
Восемьдесят лет. Восемьдесят лет она скрывала это. Но Манона видела ее обнаженной, видела —
Нет. Нет, она не видела. Много десятилетий. Когда они были ведьмочками, да, но…
- К своему стыду, я не сказала никому. Соррель и Веста… Соррель знает потому, что она была в той комнате. Соррель сражалась за меня. Умоляла твою бабушку. Твоя бабушка схватила ее за руку и вышвырнула. Но после того, как Матерь бросила меня в снег и сказала мне уползти куда-то и умереть, Соррель нашла меня. Она привела Весту, они отвели меня в дом Весты глубоко в горах и втайне заботились обо мне все те месяцы, когда я… когда я не могла подняться с постели. И вот однажды, я проснулась и решила, что буду бороться. Я тренировалась. Я исцеляла свое тело. Я становилась сильной — сильнее, чем была раньше. И я перестала думать об этом. Через месяц, я открыла охоту на Крошанок и вернулась в Башню с тремя их сердцами в коробочке. Если твоя бабушка и удивилась, что я не умерла, то она не показала этого. Ты была там, в ту ночь, когда я вернулась. Ты произнесла тост в мою честь и сказала, что будешь рада иметь такую прекрасную Вторую.
Все еще стоя на коленях, сырая земля пропитывала ее штаны, Манона смотрела на это безобразное клеймо.
- Я так и не вернулась к охотнику. Я не знала, как объяснить клеймо. Как объяснить твою бабушку, или попросить прощения. Я боялась, что он обойдется со мной так же, как твоя бабушка. Так что я никогда не возвращалась, - ее рот дернулся. - Я пролетала над ним раз в несколько лет, просто… просто чтобы увидеть.
Она вытерла лицо.
- Он не женился. И даже когда он состарился, я иногда видела, как он сидит на крыльце. Как-будто он кого-то ждет.
Что-то…что-то оборвалось и заныло у Маноны в груди, оседая там.
Астерина села среди цветов и начала натягивать свою одежду. Она молча плакала, но Манона не знала, должна ли она касаться ее. Она не знала, как утешить, как успокоить.
- Я перестала заботится, - сказала наконец Астерина. - Обо всем. После этого, все казалось шуткой, развлечением, ничто не пугало меня.
Дикость, эта неукротимая лютость… Они не были рождены в свободном сердце, но в том, которое познало настолько сильное отчаяние, что жить ярко, жить неистово, было единственным способом избежать его. - Но я сказала себе, — Астерина закончила застегивать камзол. — Что посвящу всю свою жизнь, чтобы быть твоей Второй. Чтобы служить тебе. Не твоей бабушке. Потому что я знала, что твоя бабушка прятала меня от тебя, и на то есть причина. Я думаю, она знала, что ты будешь бороться за меня. И что-то, что твоя бабушка видит в тебе, что-то, что заставляет ее бояться… Это стоит ожидания. Стоит службы. Так что, я делаю это.
В тот день, когда Аброхас сделал перелет, когда Тринадцать выглядели готовыми пробивать себе путь, если бы Матерь отдала приказ убить ее…
Астерина встретила ее взгляд.
- Соррель, Веста, и я уже на протяжении долгого времени знаем, на что способна твоя бабушка. Мы никогда ничего не говорили, потому что боялись, что, если ты узнаешь, это может поставить тебя под угрозу. В тот день, когда ты спасла Петару вместо того, чтобы позволить ей упасть… Ты была не единственной, кто понял, почему твоя бабушка заставила тебя зарезать ту Крошанку, - Астерина потрясла головой. - Я умоляю тебя, Манона. Не позволяй своей бабушке и этим мужчинам брать наших ведьм и использовать их таким образом. Не позволяй им превращать наших ведьмочек в монстров. То, что они уже сделали… Я прошу тебя помочь мне остановить это. Манона тяжело сглотнула, ее горло болезненно сжалось.
- Если мы не подчинимся им, то они придут за нами и убьют.
- Я знаю. Мы все знаем. Это то, что мы хотели сказать тебе той ночью.
Манона смотрела на рубашку своей двоюродной сестры, будто бы она могла увидеть сквозь нее клеймо.
- Вот почему ты вела себя подобным образом.
- Я не настолько глупая, чтобы делать вид, что ведьмочки не являются моим слабым местом.
Вот почему ее бабушка десятилетиями настаивала на понижении Астерины.
- Я не думаю, что это слабое место, - признала Манона и глянула через плечо на Аброхаса, который нюхал полевые цветы. - Я возвращаю тебе звание Второй.
Астерина склонила голову.
- Прости, Манона.
- Тебе не за что извиняться, - она осмелилась добавить. - Есть другие, с кем моя бабушка обошлась так же?
- Не из Тринадцати. Но в других шабашах. Многие позволили себе умереть, когда твоя бабушка изгнала их.
И Маноне никогда не говорили. Ей тоже лгали.
Манона посмотрела на запад, сквозь горы. Надежда, говорила Элида — надежда на лучшее будущее. На дом. Не послушание, жестокость, дисциплина. А надежда.
- Мы должны действовать осторожно.
Астерина моргнула, золотые крапинки в ее черных глазах замерцали.
- Что ты задумала?
- Что-то очень глупое, я думаю.
Рован едва что-то помнил из мучительного путешествия назад в Рафтхол. К тому времени, как они пробрались через городские стены и переулками добрались до склада, он был настолько истощен, что с трудом успел ощутить под собой матрас прежде чем погрузиться в забытье.
Он очнулся этой ночью — или это была уже следующая? — Аэлина и Эдион сидели по бокам от его кровати и разговаривали.
- Солнцестояние через шесть дней, мы должны все подготовить к тому времени, - сказала она своему кузену.
- Так что, ты просто попросишь Ресса и Брулло оставить заднюю дверь открытой, чтобы ты могла проникнуть внутрь?
- Не будь таким наивным. Я собираюсь войти через парадную дверь.
Ну конечно она собирается. Рован испустил стон, его язык во рту был сухим и тяжелым.
Она обернулась к нему, наполовину склонившись над кроватью.
- Как ты себя чувствуешь? - она положила руку ему на лоб, проверяя температуру. - Ты, кажется, в порядке.
- Превосходно, - пробурчал он.
Его рука и плечо болели. Но бывало и хуже. Кровопотеря сбила его с ног — больше крови, чем он когда-либо терял, по крайней мере так быстро, благодаря магии, которая останавливала кровь. Он окинул Аэлину взглядом. Ее лицо было вытянутым и бледным, синяк расцвел на щеке, а четыре пореза украшали шею.
Он убьет эту ведьму.
Он так и сказал, и Аэлина улыбнулась.
- Если ты в настроении для насилия, тогда полагаю, что действительно превосходно.
Но слова были тусклыми, а ее глаза заблестели. Он взял одну из ее рук своей здоровой рукой и сильно сжал.
- Прошу, никогда не делай этого снова, - выдохнула она.
- В следующий раз, я попрошу их не пускать стрелы в тебя — или в меня.
Ее губы сжались и задрожали, и она прижалась лбом к его здоровой руке. Он поднял свою другую руку, пославшую обжигающую боль сквозь него, когда погладил ее волосы. Они до сих пор были спутаны в некоторых местах, все еще в пятнах крови и грязи. Она даже не потрудилась принять нормальную ванную.
Эдион прочистил горло.
- Мы придумали план по освобождению магии — и как убрать короля и Дорина.
- Просто — расскажите мне завтра, - сказал Рован, головная боль уже началась.
Одна мысль о том, что придется снова им объяснять насколько адский огонь разрушительнее, чем они могут предвидеть, клонила его в сон. Боги, без его магии… Люди просто удивительны. Они способны выживать, не опираясь на магию… Ему следует воздать им должное.
Эдион зевнул — самая паршивая попытка, которую Рован когда-либо видел — и извинился.
- Эдион, - сказал Рован, и генерал остановился в дверном проеме. - Спасибо.
- Обращайся, брат.
Он вышел.
Аэлина глядела на пространство между ними, снова поджав губы.
- Что? - спросил он.
Она потрясла головой.
- Ты слишком милый, когда раненный. Это тревожит.
Видеть слезы, мерцающие в ее глазах, вот что его тревожит. Если бы магия уже была свободна, эти ведьмы были бы сожжены в прах, в тот же момент, когда стрела попала в него.
- Прими ванну, - проворчал он. - Я не буду спать возле тебя, пока ты покрыта кровью этой ведьмы.
Она осмотрела свои ногти, все еще немного покрытые грязью и синей кровью.
