Но квардинг проигнорировал его порыв.
— Одно слово, ОТЕЦ, и я сложу с себя полномочия. И перестану тренировать претенденток.
— Амон! — воскликнул уже Аарон.
— Вы заставляете меня оправдываться. Меня! — демон обвел совет тяжелым взглядом, на черном лице вспыхнули багряные узоры. — Подозреваете? Мне даже не нужно твое слово, Мактиан. Я складываю с себя…
— КВАРДИНГ!!! — Динас вскочил, и предводитель воинства Ада замолчал, глядя на оракула пустым, ничего не выражающим взглядом, в котором плескалась Бездна.
— Я прошу прощения за недоверие, — выплевывая каждое слово, сказал Мактиан.
— Я прошу прощения за недоверие, — грустно повторил за ним Рорк.
— Я прошу…
Разгневанный недоверием убрал крылья только после того, как извинился оракул. Молча развернулся и стремительно покинул зал. Фрэйно, стоявший все это время неподвижной тенью за спиной нииды, отступил в сторону, пропуская квардинга, а потом схватил Кэсс за руку, и потащил следом.
Двери за ними закрылись неслышно.
Вернувшись в свои покои, Амон какое-то время изучающее смотрел на Кассандру, а потом подтолкнул к кровати.
— Тебе надо поспать — стала тощая, ухватиться не за что. Ложись.
— А ты? — тихо спросила она.
— И я.
Вытянувшись рядом с ней на хрустящих простынях, демон закрыл глаза, вспоминая Совет и обдумывая произошедшее.
— Ты все подстроил, — вдруг прошептала ниида, обнимая его тонкой прохладной рукой. — Я поняла.
— Спи, — тихо приказал он.
— Сволочь ты, — уже засыпая, пробормотала девушка.
Хозяин в ответ хмыкнул, и провел рукой по гладким огненным волосам. Рабыня вздохнула и уткнулась лбом в горячее плечо.
— Спи, Кэсс.
Она проспала, не шевелясь, весь остаток ночи. Квардинг, вставая в рассветном полумраке, осторожно высвободился из кольца хрупких легких рук. Как ровно и уютно она дышит… Ему вдруг стало жаль человечку. Спящая она казалась еще тоньше, еще белее, становилась какой-то совсем уж прозрачной, как тяжелобольная. Это тревожило.
Надо ее чаще кормить. Сама наверняка забывает. Он провел кончиками пальцев по нежному молочному плечу и улыбнулся, когда соня сладко выгнулась. Пусть отдыхает.
* * *
Приближалось очередное соревнование. Всего два дня (у Кэсс при мысли об этом холодело в груди) и претенденток станет ещё меньше. Кто-то больше никогда не выйдет на арену. Кто-то, кто смеялся, дышал, хотел жить. Впервые ниида вдруг с ужасом осознала, что это может быть она. А почему нет? Ведь погибли же те, другие! Четверо лишились жизни на глазах у своих перепуганных соперниц, трое будто бы просто выбыли из состязаний, но живы ли они? Сомнительно. А ведь каждая считала себя бессмертной. Считала, что выстоит. Может, именно по этой причине Амон гонял девчонок так, что про себя те не раз проклинали его за жестокость?
Теперь претендентки проводили на Поприще почти целый день с небольшим перерывом на еду и короткий послеобеденный сон. Отдыхали здесь же, расстилая на песке одеяла. И никто не жаловался на неудобства, поскольку выпадали из реальности раньше, чем успевали как следует улечься. Занятия выматывали. Бег, прыжки, бой на мечах, подчинение Стихии, схватки один на один… Кассандра с удивлением узнала, что не она одна здесь управляется с огнем. Лирина-Леарна, оказывается, тоже могла зажечь, но с её рук срывалось не живое горячее пламя, а ослепительные мертвенно-белые лучи, скорее, похожие на молнии. Её стихия, казалось, была сильнее, она иногда даже плавила песок.
Вилора была властительницей воздушных потоков и управлялась едва ли не лучше всех. Ей даже завидовали. И впрямь, воздух казался самой выигрышной из стихий. Он мог развеять воду, швырнуть в лицо песок, отбросить и перенаправить в нужную ему сторону потоки пламени. Да, он плохо помогал, когда речь заходила о молниях Леарны или о силе земли, которую подчиняла себе Натэль, но все равно оставался наиболее выигрышным. Рабыне Наставника вообще с каждым днем казалось, что она самая неловкая и неумелая из претенденток, поэтому от осознания неумолимо приближающегося испытания сосало под ложечкой.
Ну и, наконец, если остальные девушки вечером после изнурительных тренировок разбредались по своим комнатам и могли сразу повалиться спать или побездельничать любым другим способом, то Кэсс ожидал Амон. Упасть и уснуть сразу он ей просто не позволял. Перво-наперво, демон следил, чтобы она ела. Несчастная невольница однажды даже позволила себе побурчать про то, что в страшных сказках чудища нарочно откармливают своих жертв, дабы потом сожрать. На это ей было сказано только, что в ближайшие несколько лет рыжая доходяга может не опасаться столь печальной участи, потому что ее господин любит мясо и никогда не гложет кости. В итоге приходилось уныло подчищать тарелку. Ведь спорить с Хозяином было все равно, что спорить с Богом. Долго, глупо и безрезультатно.
Но и после ужина, когда во всем теле разливалась мучительная истома, хотелось свернуться клубочком и дремать, жертве лечебной диеты не давали такой возможности. квардинг тащил её в Ад, потому что ему, видите ли, не нравилась Столица. Слабые возражения и напоминания о том, что Фенька остается без внимания, потеряли силу сразу же после того, как квардинг приказал Фрэйно перенести козу в квард. Ниида с ужасом думала о том, каких усилий стоило демону не свернуть шею строптивой рогатой бестии, которая наверняка дергалась весь полет, пытаясь лягнуть, боднуть или укусить.
А ночами… Кэсс лежала без сна. Одна. И виновата была в этом сама. Вылезла со своими глупыми страхами, нет бы смолчать. Но молчать оказалось еще страшнее, чем говорить.
— Амон… я…
Ну как объяснить ему, что боишься? Не близости, не беременности, даже не смерти. Боишься, что нужна ему только для этого — согревать постель, вспыхивать от каждого прикосновения и сносить жестокую ласку. Он просил верить, и девушка верила, искренне, всей душой, но она достаточно видела этот мир. Она боялась. Глупым человеческим страхом, который можно испытывать только перед высшим, более сильным и совершенным существом. Страхом, от которого не избавиться, наверное, никогда.
Он поднял ее лицо, вгляделся в глаза, без препятствий читая мысли, а потом зарычал и изо всех сил ударил почерневшей рукой в стену. Несчастная зажмурилась и втянула голову в плечи. А разгневанный Хозяин стремительно вышел из комнаты. Оглушенная такой вспышкой ярости, рабыня несколько минут стояла, как парализованная. Лишь, когда в комнату заглянул телохранитель и вежливо напомнил о том, что нужно идти на Поприще, бе вины виноватая взяла себя в руки.
