— Мой отец… — Джон замялся.
— Смелей, Джон. Говори.
— Отец однажды сказал, что есть люди, которыми не стоит дорожить. Жестокий и неправедный знаменосец бесчестит не только себя, но и своего сюзерена.
— Крастер сам себе господин — он нам на верность не присягал. И нашим законам он не подчиняется. У тебя благородное сердце, Джон, но это будет для тебя полезным уроком. Мы не можем исправить мир. У нас другая цель. Ночной Дозор ведет свою войну.
«Свою войну. Да, придется мне это запомнить».
— Джармен Баквел сказал, что мой меч может скоро понадобиться мне.
— Вот как? — Мормонту это, видимо, не понравилось. — Крастер ночью наговорил такого, что нагнал на меня страху и обеспечил мне бессонную ночь у себя на полу. Манс-Разбойник собирает всех своих подданных в Клыках Мороза. Потому-то деревни и опустели. То же самое рассказал сиру Деннису Маллистеру одичалый, которого его люди взяли в Теснине, но Крастер назвал место — в этом вся разница.
— Он строит город или создает армию?
— Кабы знать. Сколько их там? Каково число боеспособных мужчин? Никто этого сказать не может. Клыки Мороза — это жестокая негостеприимная пустыня, сплошной камень и лед. Много народу там не прокормить. Я вижу только одну причину такого сбора. Манс намерен нанести удар на юг, на Семь Королевств.
— Одичалые и раньше к нам вторгались. — Об этом рассказывали и старая Нэн, и мейстер Лювин. — Реймун Рыжебородый привел их на юг во времена моего деда, а перед ним был король по имени Баэль Бард.
— Да, а задолго до них был Рогатый Лорд и братья-короли Гендел и Горн, а в стародавние времена Джорамун, который протрубил в Рог Зимы и поднял из земли гигантов. Все они бывали разбиты либо у Стены, либо дальше, у Винтерфелла… но ныне Ночной Дозор только тень былого, и кто готов сразиться с одичалыми, кроме нас? Лорд Винтерфелла умер, а его наследник увел свои войска на юг, чтобы драться с Ланнистерами. Одичалым никогда больше не представится такого случая. Я знал Манса-Разбойника, Джон. Он клятвопреступник, но глаза у него есть, и никто не посмел бы назвать его слабодушным.
— Что же нам делать? — спросил Джон.
— Найти его. Сразиться с ним. Остановить его.
Триста человек против полчищ одичалых. Пальцы Джона сжались в кулак.
Она была красавица — этого никто бы не дерзнул отрицать. «Впрочем, твоя первая всегда красавица», — подумал Теон Грейджой.
— Ишь как разулыбался, — сказал позади женский голос. — Нравится она тебе, молодой лорд?
Теон смерил женщину взглядом и остался доволен увиденным. Сразу видно, островитянка: стройная, длинноногая, с коротко остриженными черными волосами, обветренной кожей, сильными уверенными руками и кинжалом у пояса. Нос великоват и слишком остер для худого лица, но улыбка возмещает этот недостаток. Немного постарше его, пожалуй, но ей никак не больше двадцати пяти, и движется так, словно привыкла к палубе под ногами.
— Да, на нее приятно смотреть, — сказал Теон, — но и наполовину не столь приятно, как на тебя.
— Ого, — усмехнулась она. — Надо мне быть поосторожнее. У молодого лорда медовый язык.
— Это правда. Хочешь попробовать?
— Вот оно как? — Она дерзко смотрела прямо ему в глаза. На Железных островах встречаются женщины, которые плавают на ладьях вместе со своими мужчинами, и говорят, море до того меняет их, что они и в любви становятся жадными, как мужчины. — Ты так долго пробыл в море, лордик? Или там, откуда ты приплыл, женщин вовсе не было?
— Были — но не такие, как ты.
— Почем тебе знать, какая я?
— Мои глаза тебя видят, мои уши слышат твой смех, и мой член встает, как мачта.
Она подошла и пощупала его между ног.
— Смотри-ка, не соврал. — Ее рука сжала его сквозь одежду. — Сильно он тебя мучает?
— Невыносимо.
— Бедный лордик. — Она отпустила его и отошла на шаг. — Только я ведь замужем и понесла к тому же.
— Боги милостивы — стало быть, я не сделаю тебе бастарда.
— Мой тебе все равно спасибо не скажет.
— Зато, быть может, скажешь ты.
— С чего бы? У меня лорды и прежде бывали. Они сделаны так же, как все прочие мужики.
— Принца у тебя уж верно не было. Когда ты поседеешь, покроешься морщинами и груди у тебя отвиснут ниже пояса, будешь рассказывать своим внукам, что когда-то любила короля.
— Ах, теперь уже речь о любви? Не просто о том, что у нас между ног?
— Значит, тебе хочется любви? — Теону решительно нравилась эта бабенка, кем бы она ни была. Ее острый язычок служил приятным отдохновением после унылой сырости Пайка. — Хочешь, чтобы я назвал свою ладью твоим именем, играл тебе на арфе и поселил тебя в башне моего замка, одевая в одни драгоценности, как принцессу из песни?
— Ладью ты можешь назвать моим именем, — сказала она, умолчав об остальном. — Ведь это я ее строила.
— Ее строил Сигрин — корабельный мастер моего лорда-отца.
— И мой муж. Я Эсгред, дочь Амброда.
Теон не знал, что у Амброда есть дочь, а у Сигрина жена… но с молодым корабельщиком он виделся только раз, а старого и вовсе не помнил.
— Ты ему не пара.
— А вот Сигрин сказал мне, что этот славный корабль — не пара тебе.
— Так ты знаешь, кто я? — насторожился Теон.
— Принц Теон из дома Грейджоев, кто же еще? Скажи правду, милорд, — что ты думаешь о ней, о своей новой женщине? Сигрину любопытно будет узнать.
Ладья была такая новенькая, что от нее еще пахло смолой. Завтра дядя Эйерон освятит ее, но Теон нарочно приехал из Пайка, чтобы посмотреть на нее до того, как ее спустят на воду. Не такая большая, как отцовский «Великий кракен» или «Железная победа» дяди Виктариона, она тем не менее казалась ладной и быстрой даже в своей деревянной колыбели. Черная и стройная, ста футов длиной, с единственной высокой мачтой, пятьюдесятью длинными веслами и палубой, где хватит места для ста человек, — а на носу большой железный таран в форме наконечника стрелы.
— Сигрин сослужил мне хорошую службу — если она так же быстра, как кажется.
— Еще быстрее — если попадет в руки мастера.
— Вот уж несколько лет, как я не плавал на кораблях. — (И никогда не водил их, по правде сказать.) — Но я Грейджой и родом с островов — море у меня в крови.
— А кровь твоя скоро будет в море, потому что моряк из тебя аховый.
— Я не причиню вреда столь прекрасной деве.
— Прекрасной деве? — засмеялась женщина. — Она морская сука, вот она кто.
— Так я ее и назову. «Морская сука».
Это развеселило ее, и в темных глазах зажглись огоньки.
— Ты обещал назвать ее в мою честь, — упрекнула она.
