Ваймс немного успокоился, открыл записную книжку и бросил ее на стол.
– Кстати говоря, ты не знаешь, что это такое? Я видел этот значок в шахте. Гном по имени Мудрошлем нарисовал его на столе при помощи пролитого кофе – по-моему, сам того не сознавая.
Моркоу взял блокнот и несколько секунд серьезно рассматривал рисунок.
– Шахтерский знак, сэр, – сказал он. – «Наступающая Тьма».
– А это, в свою очередь, что значит?
– Э… что дело плохо, сэр, – немедленно ответил Моркоу. – Ох, боги.
Он медленно опустил блокнот, как будто опасаясь, что тот взорвется.
– В шахте произошло убийство, капитан, – напомнил Ваймс.
– Да, сэр. Но эта штука означает нечто худшее, сэр. Шахтерские знаки – странный феномен.
– Примерно такой же я видел над дверью, только линия была одна и горизонтальная, – добавил Ваймс.
– Это Долгая Тьма, сэр, – небрежно отозвался Моркоу. – Всего лишь обозначение туннеля. Не о чем беспокоиться.
– А здесь, значит, есть о чем? Это как-то связано с грагами, которые сидят в окружении горящих свечей?
Всегда было приятно озадачить Моркоу, и на сей раз капитан действительно удивился.
– Как вы догадались, сэр?
– Слова, слова, капитан, – отмахнулся Ваймс. – «Наступающая Тьма» звучит зловеще. Значит, придется зажечь свет поярче. Когда я увидел грагов, они были окружены свечами. Я подумал: может, это какая-нибудь церемония.
– Может быть… – осторожно согласился Моркоу. – Спасибо, сэр. Я пойду и все приготовлю.
Когда он был уже у двери, Ваймс остановил его:
– И еще кое-что, капитан.
– Да, сэр?
Ваймс сказал, не отрывая взгляда от сандвича (он методично отделял кусочки помидора и салата от хрустящего бекона):
– Не забывай, что ты стражник, ладно?
Салли поняла, что дело нечисто, как только вернулась в раздевалку в новеньком сверкающем нагруднике и шлеме, похожем на суповую миску. Стражники самого разного обличья толпились вокруг и старались казаться равнодушными. Стражникам это всегда удается плохо.
Они наблюдали за ней, когда Салли приблизилась к шкафчику. Поэтому она открыла дверцу с должной осторожностью. Шкафчик был набит чесноком.
Ага. Началось. И так быстро! Впрочем, она приготовилась…
Там и сям за спиной слышалось слабое покашливание и хмыканье стражников, которые старались не смеяться. Они ухмылялись. Ухмылка сопровождается слабым звуком, если хорошенько прислушаться.
Салли обеими руками полезла в ящик и вытащила две большие головки чеснока. Все взгляды были устремлены на нее. Стражники застыли, когда вампирша медленно двинулась по комнате.
Особенно сильно пахло чесноком от одного юного констебля. Его широкая ухмылка вдруг выдала легкое волнение. У этого парня был вид всеобщего шута, который сделает что угодно, лишь бы окружающие посмеялись.
– Извините, констебль, как вас зовут? – кротко спросила Салли.
– Э… Фитли, мисс.
– Это ваше? – поинтересовалась вампирша, слегка обнажив клыки.
– Э… я просто пошутил, мисс…
– Ничего смешного не вижу, – ласково сказала Салли. – Я люблю чеснок. Обожаю чеснок. А вы?
– Э… да, – горестно ответил Фитли.
– Прекрасно, – сказала Салли.
Стремительным движением, от которого Фитли вздрогнул, она сунула головку чеснока в рот и с хрустом раскусила. Это был единственный звук, пронесшийся по комнате.
Салли сглотнула.
– Ну надо же, совсем забыла поделиться, констебль, – сказала она, протягивая вторую головку. – Это вам…
В раздевалке послышался смех. Компания стражников ничем не отличается от любой другой. Шутка вышла боком самому же шутнику, и стало еще смешнее. Это же просто розыгрыш, никто никому не желает зла, правда?
– Давай, Фитли, – сказали из толпы. – Все по-честному. Она съела свою долю.
Кто-то другой, как всегда бывает, начал хлопать в ладоши и восклицать: «Ешь! Ешь! Ешь!» Остальные подхватили, вдохновленные тем, что Фитли густо покраснел.
– Ешь, ешь, ешь, ешь, ешь, ешь, ешь, ешь!
Фитли, у которого не осталось выбора, схватил головку чеснока, сунул в рот и, под аккомпанемент одобрительных возгласов, раскусил. В ту же секунду Салли увидела, как глаза у него полезли на лоб.
– Младший констебль Хампединг?
Она обернулась. В дверях стоял мужчина, сложенный как молодой бог[6]. Его нагрудник, в отличие от доспехов других стражников, сиял, а на кольчуге почти не было ржавчины.
– Все в порядке? – Он посмотрел на Фитли, который стоял на коленях, выплевывая чеснок, но как будто не заметил ничего странного.
– Э… да, сэр, – озадаченно ответила Салли.
Фитли вырвало.
– Мы уже встречались. Меня зовут капитан Моркоу. Пройдемте со мной, пожалуйста.
В кабинете Моркоу спросил:
– Итак, младший констебль, вы ведь приготовили головку чеснока заранее? И не надо так смотреть, сегодня на углу как раз стояла тележка с овощами. Нетрудно догадаться.
– Э… сержант Ангва меня предупредила.
– И?
– И я сделала головку чеснока из редиски, сэр.
– А та, что вы дали Фитли?
– Она тоже из редиски. Я стараюсь не притрагиваться к чесноку, сэр, – сказала Салли.
Ох, боги, он действительно красив…
– Правда? Из обыкновенной редиски? Но, если не ошибаюсь, Фитли стошнило…
– Я воткнула в нее несколько семян жгучего перца, – призналась Салли. – Примерно штук тридцать…
– Да? И зачем?
– Да так, сэр, – ответила Салли – воплощенная невинность. – Шутки ради. Чтобы посмеяться. Я никому не желаю зла.
Капитан задумался.
– Ладно, забудем, – сказал он. – Кстати, младший констебль, вы когда-нибудь видели трупы?
Салли помедлила, стараясь понять, серьезно ли он говорит.
Моркоу говорил серьезно.
– Строго говоря, нет, сэр, – ответила она.
Ваймс весь день сходил с ума. На него обрушилась бумажная работа. Бумаги никогда не заканчивались. И подносы были лишь каплей в море. Бумаги самым отвратительным образом громоздились вдоль стены, сливаясь в сплошную массу[7]. Ваймс знал, что неизбежно придется ими заняться. Ордеры, досье, уведомления, документы на подпись… все, что делало Стражу правоохранительной структурой, а не просто кучкой громил с инквизиторскими наклонностями. Бумаги… Их было много, и на всех должна была стоять подпись Ваймса.
Ваймс подписал рапорт об арестах, рапорт о происшествиях и даже отчет о пропавшем имуществе. Отчет о пропажах! В старые добрые времена Стража не знала ничего подобного. Если кто-нибудь приходил с жалобой на исчезновение какой-нибудь мелочи, достаточно было перевернуть Шнобби Шноббса вверх ногами и подобрать то, что выпало.
Но теперь Ваймс не знал лично и половины стражников, принятых на службу. Не знал их достоинства и недостатки, не знал крошечных сигналов, способных подсказать, когда они лгут, а когда напуганы до чертиков… Стража перестала принадлежать ему. Она стала городской Стражей. Ваймс всего лишь осуществлял руководство.
Он просмотрел рапорты дежурных и патрульных, список взявших отгул по болезни, дисциплинарный рапорт, отчет о мелких расходах…
– Динь-дилинь-дилинь-динь!
Ваймс бросил бес-органайзер на стол и схватил небольшую буханку гномьего хлеба, которая вот уже несколько лет служила ему пресс-папье.
– Выключись или умри! – прорычал он.
– Так-так, я вижу, ты слегка не в духе, – сказал бесенок, глядя на нависшую над ним угрозу, – но, может быть, взглянешь на вещи с моей точки зрения? Это моя работа. Ничего не поделаешь. Я существую, следовательно, я мыслю. И, по-моему, мы могли бы отлично поладить, если бы только ты прочитал инструкцию… нет, пожалуйста, не надо! Я правда могу тебе помочь!
Ваймс помедлил, задержав буханку в воздухе, потом осторожно отложил ее.
– Как именно? – поинтересовался он.
– Ты считаешь с ошибками, – сказал бесенок. – Не всегда сносишь десятки.
– Откуда ты знаешь? – спросил Ваймс.
– Ты бормочешь под нос.
– Ты подслушиваешь?!
– Это моя работа! Я не могу взять и отключить уши! Я обязан слушать! Иначе как я узнаю про важную встречу?
Ваймс взял отчет о мелких расходах и взглянул на хаотичные колонки цифр. Он с детства гордился умением решать так называемые «примерчики». Да, он знал, что соображает туго, но все-таки некий итог получался…
– Думаешь, ты справишься лучше? – спросил он.
– Выпусти меня и дай карандаш, – потребовал бесенок. Ваймс пожал плечами. В конце концов, день выдался странный. Он открыл дверцу.
Бесенок был бледно-зеленый и полупрозрачный – он состоял по большей части из подсвеченного воздуха. Но крошечный огрызок карандаша каким-то образом держался у него в лапках. Бесенок забегал вдоль колонки цифр, что-то бормоча под нос, к большому удовольствию Ваймса.
– Три доллара пять пенсов, – сообщил бесенок через несколько секунд.
– Прекрасно, – сказал Ваймс.
– Непонятно, куда они делись!
– Да все понятно, их украл Шнобби Шноббс. Как всегда. Он никогда не крадет больше четырех с половиной долларов.
