– Джим, не беси меня, – ответил Таб.
– Ну конечно мы разговариваем, – сказал Моргунчик с безупречным выговором. – Мы же не скот какой-нибудь. Мы, так сказать, интеллигенция среди троллей, самые развитые из существующих видов, – его высокомерный тон перешел в извиняющийся вздох. – Но мы также и самые грубые. Прими мои извинения. Мы сожалеем, что не захватили второй транслятор для твоего соратника по оружию.
– Они извиняются, Таб, – сказал я. – За то, что ты их не понимаешь.
– Передай, что извинения приняты. Нет! Передай, что я прошу прощения, что пытался их пристрелить. Сначала скажи это. Это важно.
– Они прекрасно тебя понимают, Таб.
– А, ну извини. – И потом, уже громче, добавил для троллей: – Простите! Я серьезно! Пожалуйста, не убивайте меня!
– Убивать? Тебя? – Моргунчик выглядел ошеломленным. – Подобная дикость – не удел элит. Учти, мальчик, если собираешься мне докучать, то берегись. Тебе повезло, что я терпелив, могу переиграть в гляделки кого угодно, когда угодно и где угодно. Моя игра в гляделки с Протнурдом Настойчивым стала легендарной. Три года я сидел напротив старого Протнурда и радовался этому не более, чем порадовался бы ты; я просидел бы еще столько же, если бы старик не помер. Так что желаю удачи, если соберешься мне досаждать. Что же касается моей лохматой спутницы, то терпение не является ее сильной стороной.
– Ее? – я озадаченно посмотрел на АРРРХ!!!а.
– Ее? – спопугайничал Таб. – Он – это она? В смысле это она?
– Ну разумеется, – ответил Моргунчик. – Большинство великих воинов-троллей – женского пола. Чтобы стать воином, которого будут вос певать, недостаточно только грубой силы. И близко недостаточно! Нужно обладать хитростью и состраданием, а в этих качествах мужчи ны не сильны. Традиционно мы, мужчины, больше преуспеваем в испускании запахов и хореографии церемониальных вальсов с потрошением жертв. А кроме того, разве ее не выдает цвет шерсти? Он же чернильно-черный.
– Чернильно-черный, – кивнул я.
– Вот именно, – сказал Моргунчик. – Как его можно спутать с угольно-черным цветом самцов, просто ума не приложу.
Джек взглянул на часы на стене. Они были забрызганы арахисовым маслом. Он сжал в руках маску, словно умирал от желания натянуть ее обратно. Он-то, по крайней мере, человек, и я в отчаянии повернулся к нему.
– Дядя Джек, – сказал я. – Где ты был?
– С нами, – ответил Моргунчик. – Сорок пять лет твой дядя был таким же, как мы, заслужил наше уважение и похвалу и так часто качался на наших ногах. Это ритуал коленопреклонения, который я тебе покажу, если хочешь. Чудесный, величественный ритуал! Ох если бы только у нас было время. А пока прости неразговорчивость своего дяди. Если позволишь мне высказать свое мнение, то его наверняка переполняют чувства, ведь он оказался в доме брата. Здесь повсюду запах твоего отца, ну, ты понимаешь.
– Хочешь, чтобы я привел папу? – спросил я. – Могу его разбудить.
Глаза Джека сверкнули.
– Вообще-то не можешь, – извиняющимся тоном произнес Моргунчик. – Он не проснется до зари.
– Почему? Что вы с ним сделали?
Моргунчик помахал щупальцами.
– Пф-ф! Подробности не имеют значения…
– Расскажи.
– Предупреждаю, что тебе они покажутся неаппетитными. Но как пожелаешь. Мы ввели в его пищеварительный тракт шмуф. Шмуф – это… как бы сказать… Попробую объяснить. Это зародыш. У нас есть несколько, щедро предложенных Шмуфингерсами. В поисках тепла материнского лона молодой шмуф вползает через рот и дальше по пищеводу, застревая в слизистой желудка, где его ферменты оказывают мощный усыпляющий эффект на хозяина. Шмуфингерсы – известные сони. У них шестьдесят шесть разных слов для описания храпа. Смысл их жизни – собрать все возможные способы усыпления. В общем, спят они по одиннадцать часов в день. Двенадцатый час… Что ж, лучше не оказываться в это время поблизости, и закончим на этом. Но не стоит волноваться. Поскольку шмуфы чрезвычайно чувствительны к солнечному свету, на заре они выползают из пищевода обратно – шмыг-шмыг-шмыг, и находят дорогу домой через канализацию, так что к этому времени твой отец проснется, чувствуя себя обновленным и…
– Вы засунули папе в рот зародыш тролля?
– Джим! – прокричал Таб. – Какого черта?!
– Шмуф, – проворчала АРРРХ!!! – это друг. Помогает от головной боли.
Она показала на торчащий из черепа приземистый валун.
– Для этого у нас есть аспирин! – воскликнул я. – Аспирин! А не зародыши!
– Ну ладно, – сказал Моргунчик. – Я подозревал, что это не та тема, с которой следует начинать дружбу.
– Хватит.
Юное лицо Джека исказилось. Это единственное слово, похоже, потребовало от него много усилий. Грудь вздымалась под доспехами из хлама. Он посмотрел на нас с Табом, потом на троллей и нетерпеливо ткнул пальцем в сторону моей спальни.
Щупальца Моргунчика сложились в некое подобие извинения. Затем он объяснил, весьма краткими для него фразами, что мы все должны немедленно сделать, и рассказал почему. Я больше опасался дядю Джека, чем этих ходячих ночных кошмаров, и послушно кивал на все, что выходило из странного рта Моргунчика.
– Что он говорит, Джим? – напирал Таб. – Что происходит?
Еще не успев произнести ответ, я уже не верил собственным ушам:
– Мы идем на охоту.
Часть 3
Охотники на троллей
19
Половицы под моей кроватью закрутились вниз водоворотом деревяшек, с треском и постукиванием соединились и образовали спиральную лестницу с предательски неровными ступенями. Вонючий носок, над которым прежде насмехался Таб, полетел по лестнице вниз и исчез в темноте. За ним последовали несколько заблудившихся стеклянных шариков, и мы не слышали, как они приземлились.
Джек устремился вниз. Он почти скрылся из вида, когда понял, что мы не шевельнулись.
– Пошли, – рявкнул он.
Мы с Табом посмотрели друг на друга, а потом на кровать, которую АРРРХ!!! подняла над нашими головами как пушинку, кивком призывая нас двигаться, ее рога царапали мои постеры и переставляли модели на полке.
Я начал спускаться черепашьими шагами. Вскоре глаза привыкли к тусклому оранжевому свечению, идущему снизу. Но все равно это была лестница без перил, и я шел осторожно, чем раздражал Джека. Он вздыхал и перелетал через три или четыре ступени. Я чувствовал себя неумехой по сравнению с этим тринадцатилетним пареньком, но что еще я мог поделать? Вдыхал солоноватое зловоние тролля, пытался не обращать внимание на слизь и стук странных присосок и сосредоточиться на медленном и ритмичном спуске. Тем временем Таб обеими руками держался за мою футболку.
Десять минут мы шли через слой ледяного воздуха. Потом погрузились на более низкий уровень, он оказался теплее, а затем стал даже жарким и душным. Теперь свет исходил от масляных ламп, тех же, что я видел в предыдущий раз, и наконец-то я разглядел окружающие меня стены. Ступени внезапно кончились, и я оступился. Таб всем весом навалился сзади, и мы начали падать, но теплые дрожащие щупальца обвили нас под мышками и вернули в прежнюю позицию. Я пытался выглядеть благодарным, но внутренне поежился от отвращения. Джек выбрал один из трех каменных проходов и устремился в освещенный лампами тоннель. Меня не привлекала мысль остаться наедине с двумя троллями, как бы мило они себя ни вели, и я припустил за ним. Почти минуту пришлось бежать по сумрачному тоннелю, прежде чем я его нагнал.
– Дядя Джек, подожди, – позвал я. – Ты должен все объяснить. Ну хотя бы часть. Хотя бы малюсенькую часть? Я не понимаю, почему ты привел нас сюда. Ты сказал, что хочешь, чтобы мы отправились на охоту. Слушай, это отлично, просто замечательно, дедушка однажды взял меня на охоту за грибами. У меня хорошо получалось, нашел двадцать грибов. Я не прочь помогать, правда. Но мы с Табом немного озадачены, так что не мог бы ты просто…
Джек развернулся. Хотя я был на два года старше (или на сорок три года младше, это как посмотреть), мы были одного роста.
– Дедушка? – спросил он.
– Да. Дедушка. Однажды мы…
Глаза Джека сверкнули.
Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что человек, которого я называл дедушкой, это отец Джека. Я почувствовал себя отвратительно, потому что знал, какой вопрос он задаст следующим.
– А он..? – Джек оставил конец вопроса висеть в воздухе.
Я сглотнул.
– Умер пять лет назад.
Джек несколько секунд моргал, а потом кивнул. Он понурил голову и, казалось, впервые заметил свою замотанную проволокой правую руку. Он поворачивал ее туда-сюда и оглядывал самодельные доспехи с таким видом, будто в руку впилась колония пиявок.
– Я так по нему скучал, – прошептал он.
– Пойдем со мной наверх, – сказал я. – Папа так обрадуется. Он и вправду никогда не прекращал тебя искать.
Джек оглядел меня словно в поисках доказательств нашего родства.
– Ты Старджес, – сказал он.
