И уселся на землю лицом к дому, ко мне спиной.
В обычных обстоятельствах я бы ужасно на него разозлилась за одно предположение, что я похожа на Алишу. Но сейчас я была настолько поглощена тем, что мне предстояло сделать, что я сказала только: «Ну и фиг с тобой!» – и оставила его сидеть и дуться.
Странно, как только я взялась за дело, создалось впечатление, как будто Грундо рядом и не было. Растения, которые я сжимала в кулаке, дали мощнейший выброс энергии, и с этого момента мне казалось, как будто я стою одна на вершине горы, отгороженная от всего мира. Благодаря этому я меньше стеснялась, чем если бы Грундо стоял рядом. Заклятие было рифмованное. В файлах говорилось, что надо сказать на языке хромой женщины, и тут же объяснялось, что эти слова означают. Мне надо было перевести слова в мысли, а мысли – в новые слова, и непременно рифмованные. Я чувствовала себя довольно глупо, стоя на горе, размахивая вянущим пучком трав и повторяя вслух: «Бредущий каменной тропой во тьме, где не видать ни зги, волшебник, странник меж миров, явись ко мне и помоги!» Я повторяла это снова и снова. Остро ощущая, насколько все это жалко и тщетно.
Я была совершенно уверена, что заклятие не подействует, как вдруг увидела, что передо мной распахнулось темное пространство. «Помоги!» – слабо пискнула я. И едва не отшатнулась назад, когда тьма вдруг озарилась голубоватым сиянием. Из темноты выступили мокрые скалы и лужи. Кто-то вышел из-за угла и, спотыкаясь, направился в мою сторону.
Первое и самое важное, что я заметила, – это что на лбу у этого человека светился голубой язычок пламени. Так делают волшебники в важных случаях.
– Ага, хорошо! – обрадовалась я. – Вы волшебник.
Но я очень нервничала, потому что он был настоящий и находился при этом где-то в совершенно другом месте.
Я знала, что он видит и слышит меня. Но он, похоже, вовсе не был уверен, что он действительно волшебник. Он промямлил что-то насчет того, что он начинающий или что он только учится. Сердце у меня упало. Он был почти моим ровесником. Я это видела, хотя отсветы голубого пламени ужасно искажали его лицо. Вид у него был демонический, и вместо глаз зияли черные дыры. «Но с другой стороны, – подумала я, – может, человек из другого мира так и должен выглядеть». Будь он с Блаженных, я бы сказала, что он из Индии. Во всяком случае, он был черноволосый и гораздо выше меня ростом.
Потом я сказала себе, что он, наверное, все равно тот, кто мне нужен. Раз его вызвало заклинание коровяка, значит он и есть нужный человек. В цветочном файле говорилось, что теперь надо заставить человека назвать свое истинное имя. Так что я спросила, как его имя, и он сказал, что его зовут Никотодес. И он смотрел на меня вроде как набычась, как будто он, совсем как Грундо, думал, что вот, раскомандовалась тут, только о своих проблемах и заботится. Ну да, это была правда, но я ничего с этим поделать не могла. Так что я назвала ему свое имя и попыталась пошутить, сказав, что у нас обоих имена не подарок.
Он все еще выглядел неуверенно, но сказал очень деловитым тоном:
– А какая помощь тебе нужна?
Я объяснила – или, по крайней мере, попыталась объяснить. Похоже, для него это все был темный лес, и мы сразу же столкнулись с неожиданным препятствием: он думал, будто мерлин – это человек с длинной белой бородой из времен какого-то мифического короля. Я никогда не слышала про этого его короля Артура, но сказала:
– Длинная белая борода была у многих мерлинов. Например, у того, который только что умер.
Я попыталась объяснить поподробнее, как мерлины поддерживают равновесие магических сил и работают заодно с королями, которые поддерживают равновесие сил политических.
По-моему, он ничего не понял. Мне показалось, что он и не старался понять. Я продолжала объяснять, уже без особой надежды, что всей нашей стране грозит опасность, а вместе с ней и всему миру, а возможно – и другим мирам тоже. Теперь я знаю, что такое повторялось каждый раз, как я пыталась добиться от кого-то помощи, но тогда мне казалось, что это из-за того, что мы так разделены, что я стою на холме в Уэльсе, а он – неизвестно где, во мраке. Я чувствовала себя беспомощной и была в отчаянии.
А он не мог выйти ко мне из этого темного места. Он пытался. Он протянул руку – и как будто уперся в стеклянную стену. Я видела, как его ладонь прижалась к чему-то твердому и побелела и на ней проступили красные линии.
– Ладно, – сказал он.
Он, похоже, относился ко всему этому куда оптимистичнее, чем я. Он заявил, что пойдет и спросит у кого-то, что делать.
– А потом вернусь и постараюсь помочь вам с Грандуном все уладить, – добавил он.
– Грундо! – поправила я.
– И ему тоже, – весело сказал он. – Кстати, а где ты находишься?
Тут я почувствовала, что заклятие меня подвело: уж конечно, оно должно было ему сообщить такие элементарные вещи!
– На Островах Блаженных, разумеется, – ответила я.
– Ну, тогда до скорого! – сказал он и пошел в сторону мимо меня, помаячил высокой черно-голубой тенью, а затем исчез из виду где-то сбоку.
Тьма продержалась еще некоторое время, становясь все гуще и гуще, а потом растворилась на фоне неба.
– Да уж, помогло, называется! – сердито сказала я Грундо.
Грундо слегка вздрогнул и спросил:
– Ты что, уже закончила?
– Закончила! – сказала я и швырнула измятые травы на землю. – Храни меня Силы от тупоголовых, самодовольных, заносчивых юнцов-волшебников!
– Что, не помогло? – спросил Грундо.
– Считай, что нет, – сказала я. – И что мы теперь будем делать?
Грундо удивленно взглянул на спускающееся к горизонту солнце, потом на часы.
– Думаю, пойдем пить чай. Вот чем плохо пить чай вместо ужина. День получается такой короткий. В любом случае, твой дедушка уже вернулся. Серая кобыла стоит в загоне, мне отсюда видно.
И мы, скользя и оступаясь, кое-как спустились с вершины. Грундо, похоже, был в хорошем настроении. Я этого понять не могла. Сама я впала в глубокое уныние. Все эти поиски цветов оказались без толку. Мальчишка-волшебник никому помочь не в состоянии. Он просто дурак! Я бы злилась даже на маленького человечка за то, что он это предложил, но ведь он же не виноват. Откуда ему было знать, что я наткнусь на невежественного идиота. Но, судя по всему, это означало, что помощи извне дозваться не удастся. Единственное, что теперь оставалось, – это вернуться к королевскому кортежу и как можно быстрее разузнать, что значит «поднять землю» и как это делается. В моих цветочных файлах этого нет – в этом я была уверена. Во времена хромой женщины такого никому делать не приходилось. Тогда короли были слабыми, а страны – крошечными. Вероятно, в те времена магия Островов Блаженных вообще не имела такого значения для других миров.
В доме дедушка Гвин ждал нас за столом, чтобы произнести молитву. На первый взгляд он казался таким же мрачным и непроницаемым, как всегда, разве что немного усталым. Он раздраженно шевельнул черной бровью, когда Грундо разразился радостными воплями при виде блюда с горой оладушков. Но, прогремев свою молитву – более долгую, чем обычно, – дед взглянул в мою сторону. В его глазах промелькнула улыбка, предназначенная только для нас двоих, и ни для кого больше. Эта улыбка, казалось, говорила: «Ну вот, теперь ты знаешь некоторые мои тайны».
«Да, – подумала я, – и часть твоего секрета состоит в том, что на данный момент ты принадлежишь Сибилле. Тебе сейчас ничего рассказывать нельзя». Но тем не менее я не удержалась и улыбнулась в ответ.
– Вот так-то лучше, – сказал дедушка, когда все мы сели. – Арианрод, ты слишком серьезна. Тебе стоит научиться не принимать все так близко к сердцу. Ты гораздо лучше поможешь делу, если не будешь выглядеть такой взвинченной и напряженной.
«Чья бы корова мычала!» – подумала я.
– Дедушка Гвин, – сказала я, – у меня есть на то свои причины. Я думаю, нам с Грундо следует как можно быстрее возвратиться к кортежу.
– Согласен, – сказал дед. – Я уже велел приготовить для вас машину. Будьте готовы выехать завтра утром.
Вид у Грундо сделался несчастный. Он впервые за всю свою жизнь по-настоящему наслаждался жизнью.
– В таком случае, – спросил он, – нельзя ли еще тарелку оладушков? Я хочу наесться впрок.
Мой дед снова почти улыбнулся.
– Можно, конечно. И еще возьмете с собой пакет на дорогу.
Он сдержал слово. Думаю, он всегда держит обещания. Когда мы с Грундо ранним утром спустились по лестнице, волоча свои сумки, дедушка ждал нас в холле, высокий и черный, как столб, держа в длинных белых руках слегка промасленный пакет. В холле было непривычно солнечно. Входная дверь была распахнута, и в нее лились косые лучи утреннего солнца и виднелись далекие холмы, плавящиеся в золотисто-зеленом мареве. Потом часть вида заслонила похожая на катафалк машина, которая медленно подкатила, хрустя щебнем, и остановилась напротив двери.
