– Нет, но мне известно, что он означает нечто очень плохое. Встретить его в шахте – дурное предзнаменование. Что ты делаешь с трупом? – спросила Салли, пятясь все дальше и дальше.
– Пытаюсь понять, кто он такой, – ответила Ангва, обыскивая одежду убитого. – Как и положено стражнику. Мы не стоим на месте и не пугаемся рисунков на стене. В чем проблема?
– Которая из? – уточнила Салли. – Э… он слегка сочится…
– Если я справляюсь, справишься и ты. В нашей работе крови хватает. И мой тебе совет, не пытайся ее пить, – сказала Ангва, не прерываясь. – Ага… на нем ожерелье с рунами. А еще… – она вытащила руку из кармана гномьей куртки, – не могу как следует разглядеть, но чую чернила, так что, наверное, это письмо. Ладно, давай сваливать.
Она посмотрела на Салли.
– Ты меня слышала?
– Этот знак был начерчен умирающим, – произнесла та, по-прежнему держась поодаль.
– И что?
– Возможно, это проклятие.
– Ну и что? Не мы же его убили, – ответила Ангва, с некоторым усилием поднимаясь на ноги.
Они посмотрели на жидкую грязь, которая уже достигала коленей.
– Думаешь, проклятию не все равно? – спокойно поинтересовалась Салли.
– Прямо сейчас я думаю, что в том туннеле, мимо которого мы прошли, должен быть второй выход наверх, – сказала Ангва, указывая пальцем.
Исполненная слепой решимости, целая вереница вурмов проползла по текущему потолку почти с той же скоростью, с какой по полу текла грязь. Сверкающим ручейком они устремились в боковой ход.
Салли пожала плечами.
– Стоит попытаться.
Они ушли, и вскоре плеск шагов замер вдалеке.
Грязь с тихим шепотом поднималась в темноте. Цепочка вурмов постепенно исчезала. Вурмы, облепившие знак на двери, впрочем, остались: еда стоила того, чтобы за нее умереть.
Их свет мерк постепенно – они умирали один за другим.
Подземная темнота окутала знак, который вспыхнул алым и погас.
А темнота осталась.
В этот самый день в 1802 году художник Методия Плут попытался спрятать картину под груду старых мешков, из опасения, что она разбудит Цыпленка. Он закончил рисовать последнего тролля, самой тонкой кисточкой поставив точку на месте зрачка.
Было пять часов утра. С неба струился дождь – не сильный, но весьма настойчивый.
На Сатор-сквер и на площади Ущербных Лун он падал на белый пепел костров. Оранжевые угли вспыхивали время от времени, шипели и плевались.
Вокруг сновало семейство гноллов, каждый из которых тащил за собой тележку. Стражники за ними присматривали. Гноллы не особенно разборчивы в отношении того, что берут, лишь бы оно не сопротивлялось, да и то… Ходили разные слухи. Но гноллов в городе терпели. Никто не умел так чисто прибираться.
Издалека гноллы казались троллями в миниатюре. Голову каждого венчала огромная компостная куча. Она составляла имущество гнолла – и почти все оно было сплошь гнилым.
Сэм Ваймс поморщился от боли в боку. Вечно ему не везет. В этой передряге пострадали двое стражников – и он непременно должен был оказаться в их числе? Игорь постарался как мог, но сломанные ребра есть сломанные ребра; пройдет неделя-другая, прежде чем подозрительная зеленая мазь всерьез подействует.
И все-таки он наслаждался приятным внутренним теплом. Они сумели обойтись старыми добрыми методами. Поскольку старые добрые стражники неизменно оказываются в меньшинстве, Ваймс счел возможным прибегнуть к старой хитрости, обману и любому, черт возьми, оружию, какое только подвернулось.
Даже драки толком не было. Гномы в основном сидели и распевали мрачные песни; они падали, когда пытались встать, – а некоторые, уже попытавшись, теперь лежали и храпели. Тролли, напротив, по большей части стояли, но тут же валились, стоило их толкнуть. Двое-трое троллей, сохранивших чуть более ясную голову, попробовали завязать неуклюжую и нелепую рукопашную, но пали жертвой старого доброго приема – хорошо рассчитанного пинка.
По крайней мере, почти все. Ваймс переступил с ноги на ногу в надежде умерить боль в боку. Нужно было это предусмотреть…
Но все хорошо, что хорошо кончается, не так ли? Никаких жертв, и вдобавок, вящего удовольствия ради, Ваймс раздобыл утренний экземпляр «Таймс». В передовице шла речь о бандах, наводнивших город, и о Страже, которая, «судя по всему, не намерена наводить порядок на улицах».
«А вот и намерена, дурень ты этакий». Ваймс чиркнул спичкой по какому-то постаменту и зажег сигару, празднуя маленькую, но несомненную, хоть и мрачноватую, победу. Ей-богу, они нуждались в небольшом торжестве. Стража предотвратила очередную Кумскую долину, и было так приятно, что у них появился повод гордиться. В конце концов, они добились несомненного результата…
Ваймс уставился на постамент. Он не помнил, чья статуя некогда здесь стояла. С тех пор на постаменте отметились поколения уличных художников.
Постамент украшали тролльи граффити, сведя на нет труды тех, кто пользовался обыкновенной краской. Ваймс прочел:
МИСТЕР БЛЕСК ОН АЛМАЗ
Рудничные знаки, городские надписи… Когда дела идут скверно, горожане пишут на стенах.
– Командор!
Ваймс повернулся. Капитан Моркоу, в сверкающей броне, спешил навстречу, и его лицо, как обычно, лучилось чистым, стопроцентным энтузиазмом.
– А я думал, что велел всем стражникам, которые не охраняют арестованных, идти спать, капитан, – сказал Ваймс.
– Я только хотел кое-что уточнить, сэр, – сказал Моркоу. – Ветинари прислал в Ярд записку. Он требует рапорта. Я решил, что лучше сказать вам, сэр.
– Я тут как раз подумал, капитан… – не сдержался Ваймс. – Может быть, установить небольшую табличку? С незатейливой надписью. Например, «Кумская битва НЕ состоялась здесь 5 грюня в год Креветки». Может быть, кто-нибудь даже выпустит дурацкую почтовую марку. Что скажешь?
– Что вам самому надо поспать, командор, – ответил Моркоу. – И потом, годовщина Кумской битвы только в субботу.
– Разумеется, памятник в честь битвы, которая не случилась, – это я слегка загнул, но хотя бы марка…
– Леди Сибилла очень обеспокоена, сэр, – Моркоу просто излучал тревогу.
Гул в голове Ваймса утих. Словно очнувшись при упоминании Сибиллы, разные части организма выстроились в очередь, словно кредиторы, размахивающие долговыми расписками. Ноги, страшно уставшие и нуждавшиеся в ванне; урчащий живот; огнем горящие ребра; больная спина; мозг, отравленный собственным ядом. Вымыться, поесть, поспать… какие отличные идеи.
Но сначала нужно было еще кое-что сделать.
– Как там наш мистер Пессимал? – спросил Ваймс.
– Игорь его подлатал, сэр. Он слегка ошалел в суматохе. Конечно, я не могу приказать вам пойти и повидать его светлость…
– Не можешь, потому что командир тут я, – сказал Ваймс, все еще как пьяный от изнеможения.
– …но Ветинари может – и он приказывает, сэр. Ваш экипаж будет ждать у дворца, когда вы выйдете. Это приказ леди Сибиллы, сэр, – закончил Моркоу, апеллируя к высшей инстанции.
Ваймс посмотрел на уродливую громаду дворца. Чистые простыни вдруг показались такими соблазнительными.
– Я не могу появиться перед патрицием в таком виде, – проговорил он.
– Я договорился с секретарем Стукпостуком, сэр. Горячая вода, бритва и большая кружка кофе ждут во дворце.
– Ты обо всем позаботился, Моркоу…
– Надеюсь, сэр. Теперь ступайте.
– Но и я кое о чем позаботился, а? – заявил Ваймс, радостно покачиваясь. – Лучше мертвецки пьяный, чем просто мертвый, да?
– Классический прием, сэр, – заверил его Моркоу. – Годится для учебника истории. А теперь идите, сэр. Я поищу Ангву. Ее постель не смята.
– Но в это время месяца…
– Знаю, сэр. В корзинке она тоже не ночевала.
Из сырого погреба, который некогда был чердаком и в котором теперь хлюпала грязь, вурмы выползали сквозь маленькую дырку меж давным-давно сгнившими деревянными планками.
Доску пробил чей-то кулак. Промокшее дерево треснуло и раскрошилось.
Ангва протиснулась в очередную темноту и наклонилась, чтобы помочь Салли. Та отозвалась:
– Ну вот, опять какая-то дыра.
– Я надеюсь, – сказала Ангва. – Думаю, нам нужно подняться еще как минимум на один уровень. Здесь есть арка. Пошли.
Столько тупиков, заброшенных вонючих комнат и ложных надежд… и слишком много грязи.
Наконец запах сделался почти осязаемым, он стал частью темноты. Ангва и Салли перебирались из одного зловонного и мокрого помещения в другое, ощупывая грязные стены в поисках замурованных дверей и ища хотя бы крошечный лучик света на потолках, покрытых хоть и необычными, но все равно отвратительными наростами.
И тут обе услышали музыку. Пять минут они брели, поскальзываясь, прежде чем оказались у замурованной двери, но поскольку ее заделали, используя суперсовременный анк-морпорский раствор из песка, лошадиного навоза и овощных очистков, несколько кирпичей уже вывалились сами собой. Салли выбила почти все остальные одним ударом.
