– Прошу прощения, – сказала она. – Вампирская привычка.
За разбитой стеной стояли бочонки. Судя по всему, сюда регулярно заходили. В погребе была нормальная дверь. Монотонная унылая музыка доносилась сквозь доски потолка. В нем виднелся люк.
– Так, – произнесла Ангва. – Там, наверху, люди. Я их чую…
– Я могу насчитать пятьдесят семь бьющихся сердец, – добавила Салли.
Ангва многозначительно посмотрела на нее.
– Знаешь, я бы на твоем месте не хвасталась таким талантом.
– Извини, сержант.
– Людям неприятно это слышать, – продолжала Ангва. – Лично я, например, способна раздавить в пасти человеческий череп, но я же не сообщаю об этом направо и налево…
– Я запомню, сержант, – сказала Салли с неестественной кротостью.
– Вот и хорошо. Так… на кого мы похожи? На болотных чудищ?
– Да, сержант. Твои волосы – сплошной комок зеленой слизи.
– Зеленой?..
– Боюсь, что так.
– А платье осталось где-то внизу. И вдобавок уже настало утро. Э… ты сейчас можешь превратиться в стаю мышей?
– При дневном свете?! Разделиться на сто пятьдесят слепых частей? Нет! Но ты-то, если не ошибаюсь, можешь стать волком!
– С твоего позволения, я бы предпочла не появляться из-под пола в виде покрытого слизью чудовища, – заметила Ангва.
– Да, понимаю. Это плохая реклама для заведения. – Салли соскребла с себя комок слизи. – Фу. Какая дрянь.
– Лучшее, на что мы можем надеяться, – что нас никто не узнает, когда мы бросимся бежать, – сказала Ангва, вытряхивая желеобразную зеленую гадость из волос. – По крайней мере мы… О нет.
– В чем дело?
– Шнобби Шноббс! Он там! Я его чую! – Ангва энергично ткнула в половицы над головой.
– То есть… капрал Шноббс? Тот маленький прыщавый… человечек? – уточнила Салли.
– Надеюсь, мы не под Ярдом? – Ангва в панике огляделась.
– Сомневаюсь. Кто-то танцует, судя по звуку. Но послушай, как ты можешь учуять человека… в таком хаосе?
– Поверь, эта способность всегда со мной.
В случае капрала Шноббса запахи прелой капусты, мази от прыщей и незаразной кожной болезни слились в странное амбре, которое касалось носа, производя примерно тот же эффект, что и пила, касающаяся струн арфы. Запах был не такой уж мерзкий, но очень напоминал своего хозяина. Нечто странное, вездесущее и совершенно незабываемое.
– В конце концов, он наш коллега-стражник, не так ли? Разве он нас не выручит? – спросила Салли.
– Мы голые, младший констебль!
– Теоретически – да. Но грязь такая липкая…
– Мы голые под грязью!
– Да, но будь на нас одежда, под ней мы тоже были бы голыми, – заметила Салли.
– К черту логику! Сейчас я меньше всего хочу видеть, как Шнобби скалится, глядя на меня!
– Но ведь он видел тебя в волчьем обличье? – спросила Салли.
– И что? – огрызнулась Ангва.
– Ну, чисто теоретически ты тогда тоже голая…
– Не говори ему этого!
Шнобби Шноббс, сидевший в теплом красном свете, толкнул локтем сержанта Колона.
– Не надо закрывать глаза, сержант, – сказал он. – Здесь все законно. Беллочка говорит, это художественное торжество женского тела. И потом, она же одета.
– Две кисточки и сложенный носовой платок – не одежда, Шнобби, – ответил Фред, уходя в глубь кресла.
«Розовая киска»! Нет, разумеется, он служил в армии, а потом в Страже. Невозможно провести столько времени на службе, не повидав хоть раз нечто подобное. Три раза, если быть совсем уж точным. Вдобавок Шнобби совершенно справедливо заметил, что одежда балерины тоже не оставляет большого простора для воображения (по крайней мере, для воображения Шнобби), но, раз уж на то пошло, балет – это искусство, судя по тому, сколько стоит на него посмотреть, хоть балету и недостает пьедесталов и амфор. Кроме того, балерины не крутятся вниз головой. А хуже всего было то, что Колон уже заметил среди зрителей двоих знакомых. К счастью, они его не видели – всякий раз, когда он украдкой посматривал на них, они глядели в противоположную сторону.
– А вот это самая сложная штука, – бодро прошептал Шнобби.
– Э… правда? – Фред Колон снова закрыл глаза.
– Да. Называется «тройной штопор».
– Слушай, а дирекция не возражает, что ты сюда ходишь? – спросил Фред, еще глубже уходя в кресло.
– Не-а. Им нравится, что в клубе бывает стражник, – ответил Шнобби, продолжая смотреть на сцену. – Они говорят – тогда публика хорошо себя ведет. И потом, я прихожу только затем, чтобы проводить Бетти домой.
– Бетти?..
– Беллочка – это клубный псевдоним, – объяснил Шнобби. – Она говорит, никто не станет смотреть на экзотическую танцовщицу, которую зовут Бетти. Имя Бетти больше подходит для девушки, у которой в руках скалка и сковородка.
Колон закрыл глаза, пытаясь изгнать из головы сочетание гибкой смуглой фигуры на сцене, скалки и сковородки.
– Я лучше пойду подышу свежим воздухом, – простонал он.
– Не уходи, сержант. Следующей выступает Брокколи. Представляешь, она может коснуться пяткой затылка…
– В жизни не поверю!
– Чесслово, сержант, я сам видел…
– Я в жизни не поверю, что танцовщицу могут звать Брокколи!
– Ну, раньше ее звали Кэнди, сержант, но потом она узнала, что капуста увеличивает…
– Капрал Шноббс!
Звук как будто исходил из-под стола.
Шнобби уставился на Фреда Колона, потом посмотрел вниз.
– Чего? – осторожно спросил он.
– Это сержант Ангва, – сказали снизу.
– Да?
– Что это за место? – продолжал голос.
– Клуб «Розовая киска», сержант, – покорно ответил Шнобби.
– Ох, боги…
Внизу кто-то с кем-то совещался. Наконец голос произнес:
– Наверху есть женщины?
– Да, сержант. Э… а что вы делаете внизу, сержант?
– Отдаю тебе приказ, Шнобби! Так там есть женщины?
– Да, сержант. Полно.
– Отлично. Пожалуйста, попроси одну из них спуститься в пивной погреб. Нам нужны два ведра теплой воды и полотенца. Понятно?
Шнобби заметил, что музыканты перестали играть, а Беллочка замерла в полуобороте. Все прислушивались к говорящему полу.
– Да, сержант, – сказал Шнобби. – Понял.
– И чистая одежда. И… – вновь послышался подземный шепот. – И несколько ведер с водой. И мочалка. И гребень. И… еще один гребень. И побольше полотенец. А еще две пары туфель, одна пара шестого размера, а другая… четвертый с половиной? Правда? Ну ладно. Фред Колон с тобой или я задаю дурацкий вопрос?
Фред кашлянул.
– Я тут, сержант, – сказал он. – Но я просто проходил мимо…
– Мне нужны твои нашивки. У меня дурное предчувствие насчет следующих нескольких часов, и я не хочу, чтобы кто-нибудь позабыл, что я сержант. Вы оба – поняли?
– Полнолуние, – шепнул Фред Шнобби как мужчина мужчине и ответил вслух:
– Да, сержант. Но понадобится некоторое…
– Нет, не понадобится! Потому что здесь вервольф и вампир! У меня выдался очень скверный день, а у Салли ноют зубы! Мы выйдем через десять минут в человеческом виде… или мы выйдем в любом случае! Что? – снова послышался шепот. – Зачем тебе свекла? С какого перепуга, по-твоему, в «Киске» может оказаться свекла? Что? Ладно. Яблоко тебя устроит? Шнобби, младшему констеблю Хампединг нужно яблоко. Срочно. Или хоть что-нибудь, что она сможет укусить. Живей!
Кофе порой бывает единственным способом вкусить отдых, на который по праву рассчитывает твой стареющий организм. Ваймс выпил две чашки, помылся и, по крайней мере, попытался побриться; он чувствовал себя почти по-человечески, за исключением того, что голова у него как будто была набита теплой шерстью. Наконец, решив, что он достаточно набрался сил и, возможно, в состоянии будет отвечать на длинные вопросы, Ваймс вошел в Продолговатый кабинет анк-морпорского патриция.
– А, командор, – сказал Ветинари после внушительной паузы, поднимая взгляд и отодвигая в сторону какие-то бумаги. – Спасибо, что пришли. Похоже, я должен вас поздравить. По крайней мере, так мне сообщили.
– С чем поздравить, сэр? – спросил Ваймс, и его лицо приобрело специальное выражение «для разговоров с Ветинари».
– Перестаньте, Ваймс. Вчера мы думали, что у нас разразится межнациональное побоище прямо в центре города – и вдруг все пришло в норму. Уличные банды способны нагнать страху, насколько мне известно.
– Большинство заснуло или перессорилось между собой, прежде чем появилась Стража, сэр. Нам осталось только прибраться.
– О да, – ответил Ветинари. – Просто удивительно. Садитесь. Необязательно тянуться передо мной, как капрал на посту.
– Не понимаю, что тут удивительного, сэр, – сказал Ваймс, охотно плюхаясь в кресло.
– Правда? Я имел в виду, Ваймс, ту скорость, с которой обе стороны под действием крепких напитков в одно и то же время вышли из строя…
– Я тут ни при чем, сэр.
Это была автоматическая реакция, изрядно упрощавшая жизнь.
