– Ну и ладно, – сказал Эйдан Рольфу. – Мне на него тоже наплевать.
Он поискал глазами оберег и обнаружил, что он исчез.
В это время Титания на другом конце поля бросила гоняться за конем и показала на Эйдана пальцем. Женщина-полицейский, которая присматривала за детишками в карнавальных костюмах по другую сторону от помоста, тоже показала на Эйдана и завизжала. По всему полю, словно из ничего, возникли странные твари и двинулись на него. Эйдан с Рольфом внезапно оказались одни-одинешеньки посреди большого круга травы, и с одной стороны на них надвигались Охранники и высокие воины в шлемах, а с другой бежали низенькие существа с антеннами, и отовсюду слетались еще более странные твари с паутинными крыльями. Это было гораздо хуже, чем в Лондоне. А самое безумное, самое кошмарное в этом было то, что оркестр по-прежнему наяривал, перекрывая механическую музыку с карусели. И все это происходило средь бела дня.
Эндрю еще не опомнился, у него по-прежнему все плыло перед глазами, но тут он увидел, как Эйдан вдали стоит на коленях в траве и к нему стекаются твари.
– Надо его выручать! – проговорил он.
Обращался он к Стейси, но рядом был только Таркин. Стейси с полминуты назад сказала «Нужно поймать беднягу Снежка!» и унеслась.
Эндрю не успел пошевелиться, как раздался жуткий вой и неразборчивые вопли, которые все приближались и приближались. Сквозь живую изгородь за помостом проломился Гройль, а по пятам за ним струилась дикая охота. Гройль и не знал, что тут фестиваль, это было сразу ясно. Он вскочил на помост – доски прогнулись и заскрипели под его весом, – запутался в лентах и гирляндах и, пытаясь стряхнуть их, изумленно заозирался. А потом, когда погоня хлынула на помост следом за ним, перескочил через Ронни Стока и спрыгнул наземь, расшвыряв в стороны двух дам в шляпках и набросав флажков в оркестр. Огромными скачками пересек все поле и съежился где-то у пивного шатра. Погоня его потеряла. В поисках Гройля дикая охота заметалась зигзагами, стала путаться под ногами у тварей, которые надвигались на Эйдана, и опрокинула прилавок с пирогами. Одни роились вокруг батута, другие вторглись на карусель, и она застопорилась с громким паровозным лязгом.
На фестивале в считаные секунды возникла полная неразбериха. Собаки и почти все пони в выгородках взбесились, детишки в карнавальных костюмах с писком сгрудились в кучу, а Мейбл Браун носилась туда-сюда и выкрикивала приказы, но их никто не слушал. Из пивного шатра раздались вопли, звон, грохот и плеск разлитых напитков. Миссис Сток выскочила из-за прилавка с поношенной одеждой, оступаясь на булках и скользя в шоколадных тортах, и бросилась на тех, кто гнался за Гройлем, с зонтиком наперевес:
– А ну вон отсюда, зверюги! – верещала она – и колола, и молотила, и дубасила, и обломала несколько пар антенн.
Неподалеку Шон вытащил из-под маминого балахона подушку и лупил ею всякую тварь, что осмеливалась к нему приблизиться. Трикси оборонялась другой подушкой. Порхали перья. Твари дергались, выли и разбегались.
Мистер Сток вышел на шум из шатра с конкурсными экспонатами, взвалив на плечо кабачковый дирижабль. Едва он завидел воинство, надвигавшееся на Эйдана, как ринулся туда, крутя исполинским овощем над головой. Первой жертвой мистера Стока стал Пак, который суетился в тылу у воинства и кричал, чтобы Эйдана схватили, а Рольфа убили. Кабачок с громким «ТУК!» угодил ему в темя. Пак без чувств повалился в траву, а на гладкой пятнистой кожуре чудовищного овоща и вмятинки не осталось.
Между тем из шатра для конкурсов выбегал народ и швырялся в дерущихся Призовым Картофелем.
Но тут толпу – и даже мистера Стока – разогнал мчавшийся галопом Снежок, за которым по пятам гналась Стейси. Снежок был в панике. Он все не мог стряхнуть с крупа рваный чепрак, и тот волочился позади, а еще под копыта постоянно попадались какие-то непонятные существа. Всем – и людям, и бессмертным – волей-неволей приходилось уворачиваться от яростно брыкавшихся задних ног Снежка и от его железных передних копыт, так и вонзавшихся в землю. Те, кто наступал на Эйдана, приостановились, ряды их поредели.
«Надо что-то делать!» – думал Эйдан. Оберега больше не было, и ему нечем было защититься от тянувшихся к нему когтистых лап. И тут он вспомнил, как Эндрю говорил ему, что его имя означает что-то вроде «юный огонь». У Эйдана в голове все смешалось от ужаса, но он успел подумать: «Точно! Огонь!»
Между тем викарий на помосте взял себя в руки и, весь обмотанный веревкой с флажками, схватил микрофон и хотел было призвать к спокойствию.
– ГОСПОДА, ГОСПОДА! – загудел над полем его голос. – ПРОШУ ВАС, УСПОКОЙТЕСЬ!
Голос его все гудел и гудел, и никто его не слушал, а Эйдан обхватил Рольфа и попробовал окружить их непроходимой стеной пламени. Когтистые лапы и гулкий голос викария мешали ему сосредоточиться. Он вконец перепугался. «Не смогу!» – подумал он и собрался с силами.
И вдруг очутился посреди костра. «Не так!» – подумал он, когда шерсть у Рольфа затрещала, а у него самого занялись волосы.
– Помогите! – закричал Эйдан, окруженный высокими оранжевыми языками пламени.
Таркин с мистером Стоком пытались к нему протолкаться.
– Хотя что мы будем делать, когда дойдем, ума не приложу, – пропыхтел Таркин мистеру Стоку.
– Попробуй прибить пламя, – мрачно ответил мистер Сток. – Руки тебе зачем?
Эндрю помотал головой, чтобы хотя бы отчасти развеять серую муть перед глазами, и стал проталкиваться в другую сторону – к помосту. Он знал, как быть, вот только думать было тяжеловато. Видел мистера Брауна – тот стоял на помосте, скрестив руки на груди, и вся эта сумятица совершенно его не тревожила. Более того, она его, пожалуй, даже забавляла – и его отнюдь не беспокоило, что Эйдан сейчас сам себя сожжет. Эндрю стремительно зашагал через толпу и по пути снял очки. От этого мистер Браун превратился в непонятное высокое расплывчатое существо с лицом, ничем не напоминавшим человеческое. Эндрю отвел от него глаза и попытался сосредоточить затуманенные мысли на витраже в своей задней двери. Зеленое – Стейси, синее – Шон, оранжевое – миссис Сток, желтое – Рольф, красное – мистер Сток. Нет, на самом деле ему нужно лиловое стекло, то, лицо в котором похоже на Таркина. А еще нужен второй витраж – в сарайчике…
Судя по всему, то, что Эйдан попал в беду, заметил и Гройль. Он возник в проходе возле пивного шатра и затопал к костру Эйдана, нависая над всеми, кто только был на поле. Ворвался в гущу существ, толпившихся вокруг огня, и протопал дальше. Эйдан всего этого не видел – и разглядел великана, только когда у того зашипели подошвы и он подхватил Эйдана и поднял на руки. Ощущение было престранное. Эйдану невольно вспомнились те времена, когда он был еще маленький и бабушка носила его на руках. Однако он изо всех сил постарался погасить пламя, пока Гройль не обжегся. Конечно, подошвы у него, как у грубых башмаков, но все равно!.. К тому же бедняга Рольф прыгал и тявкал внизу.
Эйдан услышал, как в груди у Гройля загудело – и великан закричал:
– Не трогайте его! Он мой друг!
Он размахивал Эйданом в разные стороны, отбиваясь от Охранников и когтистых пальцев тварей с паутинными крыльями.
«Как погасить огонь? – лихорадочно соображал Эйдан. – Обратить его вспять или что?!»
В это время Эндрю сумел сосредоточиться на двух окнах, вырвался из толпы и решительно поднялся по ступеням на помост. Перешагнул через алую фигуру Ронни Стока (тот уже шевелился и постанывал), миновал дам в шляпках и подошел к викарию – и все это под оценивающим взглядом мистера Брауна.
– Прошу прощения, – вежливо проговорил Эндрю и забрал у викария микрофон. – Мне надо кое-что сказать, – пояснил он и полез в задний карман джинсов за бумажкой, которую оторвал от старого комикса из тех, что читал Эйдан. К несчастью, разобрать буквы без очков он не мог. А как только нацепил очки, сразу увидел Таркина – тот стоял у ступеней, ведущих на помост, и испуганно смотрел на него снизу вверх, – а еще увидел, что на него надвигается мистер Браун.
Всей душой уповая на то, что поступает правильно, Эндрю решил не обращать внимания ни на того ни на другого. Поднес микрофон к губам, бумажку – к глазам и прочитал непонятные слова, которые записал давным-давно, когда ему было столько лет, сколько Эйдану сейчас.
Слова не загудели над полем, как голос викария. Они раскатились из динамиков подобно грому, подобно призывному кличу труб. И заглушили все остальные звуки. Все, кто был на поле, волей-неволей замерли, зажав уши. А когда Эндрю умолк, настала полная тишина. И неподвижность.
И пока было тихо, Эндрю ощутил, как вековечное волшебство струится к нему, копится между двумя лиловыми стеклами – в двери и в крыше сарайчика. Слова подействовали как надо. Эндрю почудилось, будто огромный дуб позади Мелстон-Хауса пошевелился, а потом поднял ветви. Перепутанные побеги переплелись с зигзагами молний. И гром зарокотал вокруг. Громадное дерево, нагруженное грозой, двинулось на поле, на фестиваль. Шло оно долго-долго. Эндрю показалось, будто он целый час стоял и ощущал приближение грозового древа – в ветвях его бушевала буря, в корнях трещали электрические разряды. Правда, еще Эндрю показалось, будто дуб очутился на поле в считаные секунды.
