– Это были подарки мне на день рождения. Каждый год, с тех пор как мне исполнилось пять лет. И так до восемнадцати. На мое девятнадцатилетие он просто не пришел.
Я застываю на месте от ужаса.
– Вот так. – Уорнер смотрит на свои ладони. – Так что…
– Он резал тебя? – хриплым голосом выдавливаю я.
– Это от кнута.
– Боже мой, – задыхаюсь я, закрывая рот ладонью. Мне надо теперь глядеть на стену, чтобы скорее прийти в себя. Я начинаю часто моргать и сглатываю боль и ярость, которые просыпаются во мне. – Прости, – с трудом проговариваю я.
– Я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне отвращение, – тихо говорит он.
Я резко поворачиваюсь к нему. Мне немного страшновато.
– Надеюсь, ты это не серьезно?
Но его глаза говорят мне о том, что сейчас он не намерен шутить.
– Ты вообще когда-нибудь смотрел на себя в зеркало? – спрашиваю я, начиная злиться.
– Не понимаю…
– Ты просто идеальный мужчина, – говорю я, сразу забывая обо всем остальном. – Целиком и полностью. Твое тело. Оно пропорционально. Симметрично. С точки зрения математики ты до абсурда идеален. Это просто какое-то безумие – быть таким безупречным, как ты. То есть, – подытоживаю я, тряся головой, – не тебе вообще произносить подобные слова…
– Джульетта, прошу тебя, не надо со мной так говорить.
– Что? Но почему?
– Потому что это жестоко, – говорит он, теряя самообладание. – Это жестоко и бессердечно, и ты сама не понимаешь…
– Аарон…
– Я беру свои слова назад. Я больше не хочу, чтобы ты называла меня Аарон…
– Аарон, – повторяю я, на этот раз более настойчиво, – прошу тебя, ответь мне – ты ведь не думаешь о том, что я могу испытывать к тебе отвращение, да? Ты же не считаешь, что твои шрамы могут отпугнуть меня или что-то в этом роде…
– Не знаю, – отвечает он. Он ходит взад-вперед возле своего письменного стола, уставившись в пол.
– Я думала, что ты разбираешься в чувствах, – говорю я. – Мне казалось, что мои, во всяком случаи, были тебе вполне очевидны.
– Я не всегда думаю четко, – поясняет он, потирая лоб, потом и все лицо. – Тем более в тех случаях, когда затрагиваются мои собственные эмоции. Я не всегда могу быть объективным, а иногда мне приходится ограничиваться только лишь предположениями, – говорит он. – А они не всегда оказываются справедливыми. И теперь… теперь я вообще не могу полагаться на свои выводы. Потому что уже однажды мои действия привели к совершенно обратным результатам. Это было ужасно.
Наконец он поднимает взгляд и смотрит прямо на меня.
– Ты абсолютно прав, – шепчу я.
Он отворачивается.
– Ты сделал много ошибок, – говорю я. – Почти всегда ты поступал неправильно.
Он проводит ладонью по лицу.
– Но еще не поздно все поправить… И ты можешь это сделать…
– Пожалуйста…
– Еще не поздно…
– Не говори так со мной! – взрывается он. – Ты меня не знаешь – ты не знаешь, что я делал и что мне нужно сделать, чтобы все встало на свои места…
– Разве это не очевидно? И вообще, это теперь неважно, ты можешь сам выбрать свой путь и все изменить…
– А мне казалось, ты сама говорила, что не собираешься менять что-либо во мне!
– Я и не пытаюсь менять тебя, – негромко произношу я. – Я только хочу, чтобы ты понял одно: твоя жизнь на этом не заканчивается. Тебе совсем не обязательно быть таким, каким был раньше. Ты можешь сделать другой выбор. Ты можешь стать счастливым…
– Джульетта! – Он произносит всего одно слово. Его зеленые глаза впиваются в меня.
Я замираю на месте.
Я смотрю на его трясущиеся руки: он нервно сжимает и разжимает кулаки.
– Иди, – спокойно говорит он. – Я не хочу, чтобы ты сейчас оставалась тут.
– Тогда зачем ты привез меня сюда к себе? – сержусь я. – Если ты не хочешь видеть меня…
– Как ты не можешь понять! – Он смотрит на меня. И в его глазах я вижу столько боли и отчаяния, что у меня перехватывает дыхание.
У меня тоже начинают дрожать руки.
– Что я должна понимать?
– Я люблю тебя.
Он сломлен, и теперь я ясно вижу это.
У него ломается все и сразу. Голос. Позвоночник. Колени. Лицо.
Он сломлен.
Ему приходится схватиться за край стола. Он не может выдержать мой взгляд.
– Я люблю тебя, – говорит он, его слова такие жесткие и такие мягкие одновременно. – Я люблю тебя, но этого еще недостаточно. Я думал, что этого хватит, но ошибался. Я думал, что буду драться за тебя, но снова ошибся. Я не могу. Больше не могу даже смотреть на тебя…
– Аарон…
– Скажи мне, что это не так, – просит он. – Скажи, что я ошибаюсь. Скажи, что я просто ослеп. Скажи мне, что ты любишь меня.
Сердце у меня плачет от боли и разрывается на части.
Но я не могу лгать ему.
– Я не… я не понимаю сама, что чувствую сейчас, – пытаюсь я объяснить ему свое состояние.
– Прошу тебя, – шепчет он. – Прошу тебя, прости и уходи…
– Аарон, прошу тебя, пойми… Мне казалось, что я всегда понимала, что такое любовь, но я ошибалась… И я не хочу повторять эту ошибку…
– Пожалуйста, – умоляет он, – ради бога, Джульетта. Я уже потерял свое чувство собственного достоинства…
– Хорошо, – быстро киваю я. – Хорошо, прости. Хорошо.
Я отступаю назад.
Потом поворачиваюсь к двери.
И не оглядываюсь.
– Через семь минут мне нужно будет уйти.
Уорнер и я полностью одеты, мы разговариваем сейчас друг с другом как хорошие знакомые, будто вчерашнего ночного разговора и не было вовсе. Делалье принес завтрак, и мы подкрепились в разных комнатах. Никаких больше разговоров о нем, или обо мне, или о нас с ним, о том, что могло бы произойти с нами, или о том, чего нам можно ждать в дальнейшем.
Нет такого понятия, как «мы с ним».
Есть отсутствие Адама и есть борьба с Оздоровлением. Вот и все, что теперь важно.
И мне это понятно.
– Я бы взял тебя с собой, – говорит он. – Но, как мне кажется, в этой поездке было бы чрезвычайно трудно скрыть тебя от окружающих. Если хочешь, можешь подождать в тренажерном зале, я приведу их всех сразу туда. Там ты с ними сможешь поздороваться и все такое, как только они прибудут. – Наконец он поднимает на меня взгляд. – Так годится?
Я киваю.
– Вот и хорошо. А сейчас я тебе покажу, как можно туда попасть.
Мы возвращаемся к нему в кабинет и проходим в один из углов возле дивана. Тут есть выход, который я почему-то вчера ночью не заметила. Уорнер нажимает на кнопку в стене. Двери плавно раздвигаются.
Это потайной лифт.
Мы заходим в кабину, и он нажимает на другую кнопку, чтобы переместиться на первый этаж. Двери закрываются, и кабина приходит в движение.
Я смотрю на него.
– Я и подумать не могла, что у тебя в кабинете имеется свой лифт.
– Мне требуется личный вход в мой тренажерный зал.
– Ты уже говорил об этом помещении, – напоминаю я. – Тренажерный зал. А как он выглядит?
Лифт останавливается.
Двери плавно раздвигаются.
Он пропускает меня вперед:
– Сюда.
Никогда еще в жизни я не видела столько специальных приспособлений для занятий спортом.
Беговые движущиеся дорожки, специальные аппараты для тренировки отдельных групп мышц – для рук и ног, для плеч, для живота. Есть тренажеры, внешне напоминающие настоящие велосипеды. Я понятия не имею, как они все называются. Один тренажер я узнала – это скамейка со штангой для накачивания пресса. И еще я помню, что такое гантели. Тут ими заполнены сразу несколько полок, и все гантели разных размеров. Еще здесь есть «блины» для штанги, по-моему, их называют именно так. Я вижу какие-то перекладины, приделанные прямо к потолку. Но мне трудно представить, как и для чего их можно использовать.
И каждая стена здесь имеет свое предназначение.
Одна, кажется, сделана из камня. Похожа на скалу. На ней вырублены бороздки, рядом с которыми прикреплены яркие разноцветные кусочки из пластика. Другая стена сплошь обвешана оружием. Здесь сотни ружей и пистолетов, каждый закреплен на своем крючке. Они идеальные. Вычищены и смазаны, а сверкают так, словно каждый день их кто-то приводит в порядок. В этой же стене имеется дверь, интересно, куда она ведет?.. Третья стена покрыта тем же необычным материалом, похожим на черную губку, которым застлан весь пол. По виду этот материал кажется мягким и чуть пружинистым. А последняя стена как раз та самая, через которую мы и попали сюда. Здесь размещается лифт, еще одна дверь и больше ничего.
Размеры зала поражают меня. Эта комната раза в два или даже три больше спальни Уорнера, его гардероба и кабинета, сложенных вместе. Невероятно, чтобы все это предназначалось только для одного человека.
– Поразительно, – говорю я, поворачиваясь к нему. – И ты всем этим как-то пользуешься?
Он кивает.
– Да, я прихожу сюда каждый день не менее двух-трех раз, – поясняет он. – Ну, пришлось немного пропустить, когда я был ранен. Но, как правило, все так и есть. – Он делает шаг вперед и дотрагивается до черной губчатой стены. – В этом заключается моя жизнь, насколько я себя помню. Постоянные тренировки. Я тренируюсь без передышки. Здесь же мы начнем заниматься и с тобой тоже.
