– Это еще ничего, – бодро ответил Шнобби. – Фред еще не закончил красить свою кухню, а ведь он начал двадцать лет назад!
– Спасибо, Шнобби, – холодно отозвался Колон, беря у куратора книгу. Она называлась «Энциклопедия «Кумской битвы».
– В смысле – сошел с ума? – спросил он.
– Он пренебрегал всей остальной работой. То и дело менял место жительства, потому что не мог заплатить, и вынужден был таскать огромный холст с собой. Только вообразите! Ему приходилось выпрашивать краски на улице, и на это уходило много времени, потому что не у каждого встречного с собой тюбик со жженой умброй. Плут утверждал, что картина с ним разговаривает. Здесь обо всем этом написано, хотя, боюсь, слишком драматизировано.
– Картина с ним разговаривала?!
Сэр Рейнольд поморщился.
– Да, именно так он утверждал. Никто не знает, как было на самом деле. У Методии Плута не было друзей. Он считал, что превратится в цыпленка, если заснет ночью. Он повсюду оставлял записочки, которые гласили: «Ты не цыпленок», хотя порой не доверял самому себе. Считается, что он настолько сосредоточился на картине, что заработал нечто вроде воспаления мозга. Ближе к концу работы он был уве-ерен, что лишается рассудка. Он говорил, что слы-ышит звуки битвы.
– А вы откуда знаете, сэр? – спросил Фред Колон. – Вы же сказали, у него не было друзей.
– Ох уж этот острый ум полисмена! – с улыбкой воскликнул сэр Рейнольд. – Он писал записки самому себе, сержант. Постоянно. Когда-а его последняя хозяйка вошла в комнату, то нашла сотни бумажек, засунутых в старые мешки для цыплячьего корма. К счастью, она не умела читать. Поскольку она пола-агала, что ее жилец – некоторым образом гений, а следовательно, у него может быть что-то, что она сумеет продать, хозяйка позвала соседку, некую мисс Аделину Радда, ко-оторая писала акварели. Мисс Радда позвала своего знакомого, ко-оторый изготовлял рамы для картин, а тот поспешно вызвал Эфраима Даустера, знаменитого пейзажиста. Ученые до сих пор бьются над записками Плута и пытаются проникнуть в тайны этого несчастного ума. Записки расположены не в хронологическом порядке. Некоторые из них очень… странные.
– Еще хуже, чем «Ты не цыпленок»? – спросил Фред.
– О да, – сказал сэр Рейнольд. – Плут писал о голосах, предзнаменованиях, призраках… Еще он вел дневник на разрозненных клочках бумаги и никогда не ставил дату и не оста-авлял никаких намеков на то, где он жи-ил, чтобы его не нашел цыпленок. Он пользовался массой иносказаний, потому что не хо-отел, чтобы цыпленок понял…
– Простите, я думал, вы сказали, что это он считал себя цып… – начал Колон.
– Кто способен постичь мыслительные процессы человека, чей разум столь прискорбным образом поколеблен? – устало произнес сэр Рейнольд.
– Э… а картина правда говорит? – спросил Шнобби Шнобс. – Оно, конечно, бывало и не такое…
– К сожалению, нет, – ответил сэр Рейнольд. – По крайней мере, не в наше время. С тех пор как книга была переиздана, в часы работы музея в зале всегда стоит охранник. Он утверждает, что картина не произнесла ни единого слова. Разумеется, она всегда привлекала внимание. Издавна ходят истории о том, что на ней указан путь к сокровищам. Вот почему, в частности, кни-игу переиздали. Люди любят та-айны, не правда ли?
– Только не мы, – сказал Фред Колон.
– Кстати, я слышал про эту книжку, – сказал Шнобби, листая «Энциклопедию». – Мой приятель Дэйв, который держит магазинчик марок, говорит, что есть, типа, история про гнома, который появился в каком-то городе вблизи Кумской долины спустя две недели после битвы, и он был ранен, потому как тролли на них напали из засады, и умирал от голода, ну и вот, типа, никто там толком не знал по-гномьи, а он хотел их куда-то отвести и твердил все время одно и то же слово, и оказалось, что оно по-гномьи значит «сокровище», ну и вот, когда люди пошли с ним обратно в долину, он умер по пути, и они ничего не нашли, а потом этот художник наткнулся в долине на что-то такое и указал на картине место, только эта штука свела его с ума, потому что она вроде как была заколдованная. Дэйв сказал, правительство всем велело молчать.
– Дэйв всегда так говорит, Шнобби, – сказал сержант.
– И он прав.
– Только сам он почему-то всегда в курсе, и никто ему не велит молчать, – продолжал Фред.
– Да, да, смейся сколько хочешь, сержант, но все-таки происходит много такого, о чем мы и не знаем.
– Что, например? – поинтересовался Колон. – Назови мне хоть одну вещь, о которой ты не знаешь. Что, не можешь?
Сэр Рейнольд кашлянул.
– Разумеется, это одна из те-еорий, – сказал он, тщательно подбирая слова, как всегда делали собеседники, послушав обмен шпильками в исполнении мозгового треста «Колон-Шноббс». – К сожале-ению, в записках Методии Плута можно найти подтверждение буквально любой те-еории, какой только вздумается. Честно говоря, нынешней популя-ярностью картина обязана тому, что автор книги поддерживает давнюю легенду о некоем секрете, зашифрованном на полотне.
– Да? – Фред Колон навострил уши. – И что за секрет?
– Понятия не имею. Пейзаж изо-ображен во всех подробностях. Может быть, поза одного из участников битвы указывает на тайную пещеру. Теории есть на любой вкус. Разные странные люди, с довольно неприятным, очень целеустре-емленным, выражением лица, приходят сюда с рулетками, но вряд ли они хоть что-нибудь обнаружат.
– Может, один из таких и спер картину? – предположил Шнобби.
– Сомневаюсь. Это довольно замкнутые личности, которые приносят с собой сандвичи и фляжку и торчат в музее целый день. Они обожают анаграммы и тайные знаки, и у каждого – своя те-еория и уйма прыщей. Вред они причиняют разве что друг другу. И потом, за-ачем им красть картину? Нам приятно, что ею интересуются. Сомневаюсь, что кто-нибудь из подобных индивидуумов пожелал бы забрать ее домой, поскольку она слишком велика, чтобы поместиться под кроватью. Знаете, Плут писал, что иногда ночью слышал крики. Предположительно, шум битвы. Очень, очень печально…
– Такую картину точно не захочешь вешать над камином, – согласился Фред Колон.
– Вот именно, сержант. Даже е-если у кого-нибудь найдется камин длиной в пятьдесят футов.
– Спасибо, сэр. А, еще кое-что. Сколько в музее входов?
– Три, – подумав, ответил сэр Рейнольд. – Но два всегда заперты.
– Но если бы тролль…
– Или гномы, – подсказал Шнобби.
– …или, как указывает мой младший коллега, если бы гномы попытались вынести картину…
– Горгульи, – с гордостью сказал сэр Рейнольд. – Две горгульи постоя-анно наблюдают за главным входом, сидя на крыше до-ома напротив, и еще по одной охраняют боковые двери. А днем здесь везде сотрудники, разумеется.
– Может, вам это покажется глупым вопросом, сэр, но вы везде поискали?
– Персонал искал все утро, сержант. Сверток должен быть очень большим и тяжелым. В музее полно скрытых закоулков, но картину непременно заметили бы.
Колон отсалютовал.
– Спасибо, сэр. Мы тут немножко оглядимся, если вы не против.
– Ага… поищем амфоры, – добавил Шнобби Шноббс.
Ваймс поудобнее устроился в кресле и посмотрел на проклятого вампира.
Салли выглядела лет на шестнадцать – с трудом верилось, что она не намного младше Ваймса. У нее были короткие волосы (раньше Ваймс у вампиров такого не видел); она походила если не на мальчика, то, во всяком случае, на девушку, которая не прочь сойти за мальчика.
– Прошу прощения за это… замечание, – сказал он. – Неделя выдалась тяжелая, и с каждым часом легче не становится.
– Не надо так пугаться, – произнесла Салли. – Если угодно, происходящее нравится мне ничуть не больше, чем вам.
– Я и не пугаюсь, – отрезал Ваймс.
– Извините, мистер Ваймс. Но от вас пахнет страхом. Не слишком сильно, – добавила Салли. – Так, чуть-чуть. И ваше сердце забилось быстрее. Прошу прощения, если обидела. Я просто хотела, чтоб вы успокоились.
Ваймс откинулся на спинку стула.
– Лучше не пытайтесь меня успокоить, мисс фон Хампединг, – сказал он. – Когда кто-то это делает, я начинаю нервничать. Покой, видимо, мне просто не завезли. И попрошу не обсуждать мои запахи. Кстати, я – командор Ваймс либо – сэр. Но не «мистер Ваймс».
– А я предпочитаю, чтобы меня называли Салли, – сказала вампирша.
Они посмотрели друг на друга, в равной мере сознавая, что дело не клеится, и сомневаясь, что ситуацию можно как-то исправить.
– Итак… Салли… вы хотите стать копом? – начал Ваймс.
– То есть стражником? Да.
– В вашем роду были стражники?
Стандартный первый вопрос. Всегда полезно узнать, не впитал ли новобранец, так сказать, с молоком матери каких-нибудь представлений об обязанностях стражника.
– Нет, только кровопийцы, – ответила Салли.
Вновь последовала пауза.
Ваймс вздохнул.
– Слушайте, я хочу знать ровно одну вещь, – сказал он. – Вас уломали Джон Никакой-Не-Вампир Смит и Дорин Подмиггинс?
