— Кроме одного: почему Огнедел придет сюда?
По большому счету, именно это было главной целью крайне дорогостоящего мероприятия, однако вразумительных объяснений от «величайшего знатока человековской психологии» Бабарский до сих пор не получил.
— Потому что искомое создание испытывает неестественную тягу к огню, получает наслаждение от вида пламени, а значит, инстинктивно выберет наилучшее место для созерцания.
— Инстинктивно?
— А как же еще? — удивился Хасина. — Мы ведь говорим о человеке, а значит — инстинктивно. Откуда у вас разум?
Вступаться за людей Бабарский не стал, в настоящий момент его интересовали прикладные вопросы:
— Почему это место — лучшее? Ты сам сказал, что раз маяк высокий, таращиться на фейерверк можно с любой площади.
— Гвини патэго, — простонал Альваро, театрально хватаясь за лоб. — Сколько я буду вытирать вам сопли, человеки? Сколько? — Он схватил суперкарго за руку и потащил к балюстраде: — Смотри сам, смотри! Что перед нами?
— Маяк, — немедленно ответил сбитый с толку ИХ.
— Бардигадиро! — выругался медикус. — А внизу?
— Площадь Конфедерации.
— И самые красивые здания Унигарта вокруг, не так ли?
— Так.
Они стояли на плоской крыше Дворца Конфедерации — главного здания Кардонии. Без труда вмещающая восемьсот с лишним человек, крыша давно служила местной элите площадкой для необычных вечеринок и приемов, в том числе и таких, что заканчивались фейерверками. Однако использовать для размещения батарей маяк лингийцы догадались первыми, и теперь богатые унигартцы нетерпеливо ожидали результата, чтобы решить, стоит ли перенимать опыт. Стрелки часов едва перевалили за одиннадцать, однако крыша уже была заполнена хорошо одетой публикой.
— Мы видим все: маяк, море, город, но самое главное — мы не в городе, а над ним. Не рядом с маяком, но и не так уж далеко. Фейерверк ударит над нашими головами, мы окажемся в его сердце и увидим, как царящий в небе огонь отразится в стоящем на земле городе, в его окнах и фонарях. — Разгорячившийся Хасина умолк и, выдержав короткую паузу, осведомился: — Теперь понятно?
Но ИХ был прагматиком до мозга костей, а потому короткая, но весьма эмоциональная речь медикуса вызвала у него простой вопрос:
— Почему, в таком случае, мессер наблюдает за фейерверком не отсюда?
— Потому что у мессера другие планы на сегодняшнюю ночь, — хмыкнул Альваро.
— Как романтично: небо, звезды, море… — Этель развела руки, словно пытаясь обнять все перечисленное, не нашла слов для продолжения фразы и пленительно улыбнулась.
— И одна звезда здесь, среди нас, — грубовато польстил кто-то из присутствующих.
Улыбка Кажани стала чуть шире.
— Возможно, — не стала спорить певица и еще чуть-чуть откинулась на поручни, заставив напряженную ткань платья натянуться еще сильнее.
Собравшиеся на корме мужчины: каатианцы из посольства, ушерцы — несколько высших офицеров, лингийцы — капитан и старший помощник с «Дер Каттера», — пристально следили за кошачьими движениями облаченной в тонюсенькое одеяние красавицы.
— В какие-то мгновения, особенно когда я пою, мне кажется, что я умею летать, — продолжила Этель. — Мне кажется, что у меня есть крылья, которые несут меня высоко вверх.
Легкий взмах руками, символизирующий движение крыльев, выпуклости игриво ерзают, платье держится из последних сил, кто-то не удерживается от громкого вздоха, но в целом можно сказать, что певица произнесла свою реплику в полной тишине.
— А вскоре грянет гром, — негромко сказала Кира, просто для того, чтобы хоть что-то сказать.
И сделала большой глоток игристого.
Девушка прекрасно понимала, что Кажани будет иметь успех у мужской половины гостей, но не ожидала, что он окажется настолько грандиозным. Если бы не нормы приличий и присутствие дер Даген Тура, Этель не смогла бы вырваться из плотного кольца поклонников ни на мгновение.
Раздосадованные дамы собрались на носу, но общаться с ними у Лилиан и Киры желания не было никакого, вот и задержались у борта, примерно посреди яхты.
— Совсем забыла, что нас ожидает фейерверк, — коротко рассмеялась адигена.
— Многие забыли. — Кира не собиралась изменять жениху, но ничего не имела против легкого флирта и потому воспринимала нахальное невнимание как личное оскорбление. — Забавная получается вечеринка.
— Помпилио всегда делает то, что ему нужно, — усмехнулась Лилиан.
— Не всегда, — мягко произнес дер Даген Тур. — Как правило, я делаю то, что хочу. — И галантно склонил голову: — Дамы.
Валентин подвез хозяина к расположившимся у борта женщинам и отступил на несколько шагов, всем своим видом показывая, что ничего не слышит и ничего не видит.
— Подслушивал?
— Проезжал мимо.
— Торопился на корму? — ледяным тоном осведомилась Лилиан. — Там сегодня спектакль.
— Этель — замечательная, — в тон молодой адире ответил Помпилио. — У меня нет причин для беспокойства.
— Она пользуется успехом.
— У Этель есть все, что нужно.
— Актриса! — выдохнула Лилиан.
С презрением выдохнула? Весьма похоже. Продемонстрировала, как низко пал дер Даген Тур, однако лысый адиген не смутился:
— Любовь — это театр, дорогая. Женщины отвечают за декорации, мужчины — за постановку.
— Терпеть не могу, когда ты такой. — В глазах адиры сверкали молнии. — Я хочу, чтобы ты отправился на корму.
— Никогда не ходил в толпе.
Кира ошеломленно прислушивалась к разговору: она и представить не могла, что кто-то осмелится говорить с Помпилио настолько дерзко.
— Калеки всегда позади?
— Вместе с обманутыми женами.
В это мгновение Кире показалось, что Лилиан выплеснет остатки игристого в лицо дер Даген Туру, но адира сдержалась. Передернула плечами — в море становилось зябко, — отвернулась и, глядя на залитый огнями Унигарт, поинтересовалась:
— Зачем ты все это затеял?
Взбаламутил город обещанием невиданного фейерверка, нанял «Повелительницу бурь» — самую роскошную на Кардонии прогулочную яхту — и закатил вечеринку в заливе, с изысканными яствами и дорогим вином.
— Последние полтора года я провел вдали от цивилизации. Наверстываю упущенное.
— Невозможно наверстать все. — Лилиан резко повернулась и жестко закончила: — Время и Пустота неумолимы.
— Время… — Кира была внимательной, сумела разглядеть в глазах адигена вселенскую грусть. — Пожалуй…
Струнный квартет заиграл первую из знаменитейших на весь Герметикон «Звездных пьес», и нежные звуки самой Романтики плавно скользнули над притихшим Баниром.
