— Отдай мне Мисук.
— Э… Заколдованную кошку?
— Ее давно расколдовали. Это горная фея, невеста Кима.
Сахемоти почесал в затылке.
— Интересные сведения… Я их как-то упустил.
— Так отдашь?
— Почему бы нет? Забирай. Если, конечно, сможешь взять и удержать.
Два призрака ударили по рукам.
— У меня есть для тебя еще один небольшой подарок, — заговорщицки сообщил Сахемоти. — Силы Громовой Жемчужины неисчерпаемы; как и для океана, для нее нет больших и малых дел — все одинаково важны. Ты поторопился погасить костер, он понадобится тебе еще раз. Когда мы закончим разговор, разожги его и вызови своего волка. А теперь пойдем, я помогу тебе вернуться обратно в тело…
— Тошнотник!
Из рдеющих углей навстречу ладони колдуна привычно высунулась черная голова демона-волка. Горячий нос коснулся кожи, фыркнул и отпрянул, словно не узнав запаха хозяина. На миг Кагеру показалось, что волк собирается удрать.
— Тошнотник, иди сюда! — приказал он, хватая зверя за шкирку.
Рука наткнулась на жесткую, влажную шерсть. А потом костер словно взорвался изнутри. Во все стороны полетели угли, над поляной раздался звериный рев ярости, страха и боли. Перепуганный Тошнотник попытался нырнуть в костер, но не смог — пламя его больше не принимало. Оно выталкивало его из себя, не питая, как раньше, а убивая. Оно больше не считало его своим, оно его не узнавало — и неудивительно.
Что творилось с волком? Он давно уже перестал быть тем молодым черногривым ямайну, которого Кагеру когда-то встретил в северных горах. Но теперь сила Тайхео преобразила его еще раз. Среди углей, на взрытой когтями земле, стояло чудовище. Вдвое крупнее обычного волка, с клыками длиной в палец, с горящими глазами. От чудовища пахло морем; соленая вода стекала с него на траву.
«Вот так сюрприз, — в легкой панике подумал Кагеру, пятясь от костра. — И что мне с ним теперь делать? Он же не узнает меня!»
В следующий миг на него обрушился мрак. Верх и низ поменялись местами; мокквисин обнаружил, что лежит на земле, а над его лицом нависает распахнутая пасть монстра.
«Ну спасибо, Сахемоти», — успел подумать чародей.
Мокрый язык коснулся его лица. Потом еще раз. Слюна зверя пахла сырой рыбой. Тошнотник, ласково повизгивая, вылизывал хозяина.
Кагеру перевел дух и обнял его за шею.
— Хватит дурачиться, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Пора собираться. Как в старые добрые времена, мы отправляемся в странствие. Мы идем мстить.
В воздухе пахло нагретой пылью и сухой соломой. Лежать было горячо и колко. Горячо сверху, колко снизу. Ким разлепил глаза и пошевелился. По телу разливалась ноющая боль. Ким приподнялся, упираясь в землю, и с трудом сел. Во рту было сухо, страшно хотелось пить, а платье почему-то было насквозь мокрое. Голова шла кругом, во лбу пульсировала боль. Ким попытался к нему прикоснуться и едва не заорал — показалось, влез руками в открытую рану. Кисти превратились в сплошной синяк — распухли и почернели.
Ким огляделся и обнаружил, что вокруг него — скошенное поле. Во все стороны до самого горизонта, куда ни глянь, уходили тускло-желтые равнины. Ким немало путешествовал по империи, но эта местность была ему совсем незнакома. На севере вдалеке голубела горная гряда. В нескольких ри к югу виднелась деревня — белые домики в тополях. Небо было высоким и бледно-голубым: задумчивое, осеннее.
— Поле скошено, — пробормотал Ким.
Его, словно ледяной водой, окатило ужасом. Мисук! Где бы он ни оказался, лето миновало. Удалось ли ее спасти, или она давно мертва?!
Словно в бреду, Ким поднялся и побрел через поле. Рыхлая земля проседала у него под ногами, ломались одинокие колосья, рвались паутинки. Шагов через двести он выбрался на проселок, начало и конец которого потерялись в полях. Солнце стояло высоко и пригревало совсем не по-осеннему. Одежда Кима понемногу высохла и покрылась налетом серой пыли, а он всё шагал и шагал.
Если бы Ким смотрел не только себе под ноги, то обязательно заметил бы, как впереди на проселке появилось облако пыли. Только когда задрожала земля и послышались окрики, Ким поднял голову. К нему приближался большой конный отряд.
Это были совсем не те конники, которых пожелаешь встретить на пустой дороге одинокому путнику. Да и торговый обоз такой встрече не больно бы обрадовался. По дороге двигалось пестрое воинство, одновременно смешное и грозное. Лошади, упряжь, одежда, оружие, казалось, нарочно были собраны здесь из всех сословий и всех провинций. Кто-то на роскошном боевом коне под бархатной попоной, а кто-то — на заморенной кляче, с упряжи которой тщательно спороты знаки полковой принадлежности. Одни — в парче и шелку, другой — босой и с ржавой косой на плече. На головах повязки, на рожах шрамы. Словом, разбойники.
В другое время Ким, несомненно, задумался бы, почему разбойная вольница нагло, не скрываясь, едет через поля среди бела дня. Но теперь он так и шагал, понурившись, пока не уперся грудью в древко копья. Ким поднял голову и увидел, что он со всех сторон окружен конными, а прямо перед ним возвышается здоровенный детина: плечи — как ляжки, ляжки — как бочки, одет, как князь, только платье явно с чужого плеча, и отстирать от крови его забыли. Нос картошкой, густые усы, мохнатые брови, на макушке шлем со стрелой. Руки до самых ногтей покрыты замысловатыми татуировками. Не нужно глядеть дважды, чтобы понять, кто он такой.
— Гляньте, какой важный, — насмешливо сказал кто-то. — Прет, как бык, и дороги не уступает.
— Поучить его вежливости?
— А кафтан-то на нем золотом расшит…
— Вам бы, душегубам, только учить, — добродушно пророкотал татуированный усач. — Сейчас я с ним сам побеседую. Что-то мне странно, откуда он тут такой взялся, один да пеший. Я таких странностей не люблю… Эй, малец! Ты кто такой? И где свиту потерял?
Ким вгляделся в насупленную разбойничью рожу — и вздрогнул.
— Чинха? — неуверенно спросил он.
Конники загомонили. Вожак наклонился с седла, присмотрелся и расплылся в улыбке.
— А я-то решил, что показалось! Думал, на старости лет призраки являться начали! Да это же малыш Ким, воспитанник Енгонов! Вот так встреча! Представьте, братья — вот с этим заморышем мы когда-то сдавали экзамены на должность…
— Это ты-то сдавал экзамен? — усомнилось сразу несколько «братьев».
— Небось думали, что я неграмотный, как вы? Нет, я и священные тексты читал…
— И как, понял что-нибудь?
Чинха только отмахнулся — и вновь перенес внимание на Кима.
— Ну и дела, — протянул он, сверля его взглядом. — Сколько лет, а ты все такой же. Прямо колдовство…
