К ним медленно подъехал Болгор, настоящая живая гора на таком же похожем на гору коне. Его Придон встретил еще вчера, когда возвращался после разговора с Узигоем и волшебницей Миранделлой. Они явно старались от него, Придона, отделаться. Миранделла очень быстро сообщила, как добраться в Долину Дэвов, так здесь называют дивов, пообещала о них сообщить смотрителям драконов, иначе добираться пару лет, после чего выставили за дверь, а во дворе Придон обнаружил этого молодого гиганта, только что вернувшегося с объезда владений.
Даже чудовищный конь Болгора напоминал хозяина: не сопел, не фыркал, не чесался, просто стоял, ибо надо было стоять, в то же время готов был ожить и сдвинуться, едва надо будет, чтобы сдвинулся. И еще, наверное, он когда-то да ел, хотя Придон услышал за спиной шепот слуг, что до сих пор никто не видел, как он ест и что ест. Вроде бы Болгор кормит своего коня не то камнями, не то мясом со своего стола. Сам Болгор такой же малоподвижный, настолько огромный вширь, что как-то не замечается сразу, что и ростом мало кому уступит. Сейчас солнце блистало на умело выкованных доспехах редкой куявской работы, настолько тяжелых, что их сковали, может быть, вовсе и не на человека, но на Болгоре сидят с той же легкостью, с какой куявы носят одежду.
Стремя в стремя подъехал и Коман, младший брат, если Антланец не перепутал, почти такой же громадный, малоподвижный, похожий на Болгора как две капли воды. Только вместо тяжелых доспехов его нечеловечески могучий торс туго облегает легкая кольчуга. Придон с содроганием смотрел на эту необъятную гранитную скалу, обтянутую металлической чешуей. Вчера именно Коман вышел обнаженным до пояса, напрягал мышцы и предлагал лучникам стрелять ему в грудь или в живот. Придон не утерпел, израсходовал весь колчан стрел, но лишь однажды удалось поцарапать кожу гиганта на животе. Коман ласково похлопал его по плечу и сказал довольно, что из него выйдет великий воин. У Придона всю ночь ныло плечо и все еще не сошел огромный кровоподтек. Похвалой такого воина вообще-то можно гордиться, если бы не ощущение, что Коман намного моложе, а за солидностью движений прячет подростковость.
Антланец обнял обоих, похлопал по плечам с таким звуком, словно вбивал сваи в каменистую землю.
– Все!.. Отправляйтесь. Чтоб волос не упал с голов наших гостей! Иначе позор обрушится на весь наш род.
Аснерд вскинул руку в прощании, все тронули коней и двинулись к городским вратам. Вяземайт все поглядывал на могучих проводников, для пробы пустил коня рысью, огромные дети Антланца держались рядом, как приклеенные, но едва Вяземайт коварно перевел коня в галоп, дорога сузилась, опасно пошла вблизи пропасти, под копытами хрустел лед, пришлось вообще дальше шагом, да и то гуськом, пропустив проводников далеко вперед.
Придон ехал задним, губы шевелились сами по себе, в черепе роились слова, сцеплялись, как пчелы, что образовывают рой, обдирали чешую, шелуху, оставляя сверкающие чистые ядра. Эти ядра тоже стучали друг о друга, сцеплялись, обрастали новой кожей, блистали новыми гранями, так что слова выходили странные, ранящие, задевающие, а когда выстраивались в неровную песню, в глазах туманилось, губы дрожали и даже на самом холодном ветру слезы закипали, обжигали кожу.
Ветер сорвал с ближайшей скалы целый навес из снега. В воздухе стало бело, словно разорвали сотни подушек с нежными перьями. Аснерд даже не повел бровью, ехал весь облепленный с головы до ног. На плечах и голове широкие пласты, на мохнатых бровях белые карнизы, что грозят сорваться лавинами по щекам.
Придон вздрогнул, Аснерд придержал коня, громыхнул, словно с треском разломил бревно:
– А чего это он страшился взять нас в свою комнату?..
– Кто?
– Да Узигой… Помнишь, только тебя взял, да и то с такой неохотой!
Вяземайт тоже придержал своего водяного коня, прислушался, сказал ревниво:
– Что ты всех магов подозреваешь?.. Взял же, это главное.
Аснерд сдвинул плечами, снег заструился по телу, словно с горы катились пенистые потоки.
– Да просто странно все выглядело.
Придон помялся, наткнулся на понимающий взгляд Конста, странный друг смотрит с сочувствием, сказал нехотя:
– Мне кажется, весь мир сошел с ума… Помните, у того деда побывали в горах? У него, видите ли, полыхает любовь в душе…
Аснерд захохотал:
– Так это ж хорошо! Смотришь на него и думаешь: так у меня еще сколько лет впереди!
– А этот Узигой, – продолжил Придон, – оказывается, сгорал от страсти по той волшебнице. Но молчал. Почему молчал, не знаю.
Аснерд хохотнул, распрямился, остатки снега ссыпались, он ехал помолодевший, с блестящими глазами.
– Ага, – каркнул он довольно, – тогда понятно. Вяземайт сказал укоризненно:
– Ну чего ты ликуешь? Просто человек не хотел…
– Позориться!
– …выставлять свои чувства на обозрение. Даже Придону не хотел показывать, хотя одного поля ягоды. Придон сейчас просто ревнует.
Придон вспыхнул:
– Я? К кому?..
– К его чувству, – объяснил Вяземайт. – Тебе кажется, что только у тебя, единственного на всем свете, загорелось в сердце такое солнце? Греет, светит и в тот же час выжигает внутренности. Что, не так?
Придон опустил глаза, пробормотал:
– Нет, но… не на каждом же шагу на таких натыкаться!
– Ты прав, – сказал Вяземайт со вздохом. – Это – редчайший дар… И достается очень немногим. Большинство же, как скот, никогда такого не ощутит. А вот горные вершины… всегда первыми ощущают на себе утреннее солнце. Эти горные вершины еще и последние, кто видит солнце, когда то закатывается за край земли… Еще не понял?
– Нет, – признался Придон.
– У нас длинные ноги, – пояснил Вяземайт.
Придон снова ничего не понял, а Конст подъехал и сказал участливо:
– Волхв говорит, что для того, чтобы шагать по вершинам гор, нужны длинные ноги.
Придон хлопал ресницами. Аснерд сказал с другого бока: – Мы, длинноногие, мчимся по вершинам. Мы встречаемся только с героями. А герои – это люди, что могут смеяться и плакать, любить и ненавидеть… в то время как простой люд всегда туп, а искра любви в их сырых сердцах никогда не вспыхнет.
Коман и Болгор, что всю дорогу едва маячили впереди, выбирая дорогу, теперь остановили коней. И пока к ним подъезжали, их кони не шелохнулись, не тряхнули хвостами или дернули кожей, сами всадники тоже выглядели высеченными из камня исполинами.
Придон подъехал, Коман слегка повернул голову и посмотрел на вершину близкой горы. Придону послышался оттуда шум, он тоже повернул голову, проследив за взглядом проводника.
Соседняя гора заканчивалась не острым пиком, а ровной, словно срезанной острейшим ножом каменной плитой. Там дрались два крохотных с такого расстояния дракона. Так показалось Придону, тут же выступ скалы закрыл их, ехали довольно долго, потом скала милостиво отодвинулась, место схватки стало ближе. Дрались красный дракон, похожий на раскаленный слиток металла, и зеленый – сверкающий, будто кожа покрыта крупной изумрудной чешуей, костяные выступы на спине тоже словно выточены из кристаллов изумруда.
