Темное тело воды выросло и поглотило камни, на которых любил сидеть Никит.
«Неделя-другая, и вода будет у ворот сада, — как-то равнодушно, словно его не должна коснуться эта неумолимая беда, подумал библиотекарь, — если не найдет иного выхода».
— Вечер добрый, уважаемый Никит, — услышал он позади себя. По камням спускался Мик. — Вода-то поднимается, — продолжил Мик.
Он не знал того, что знали другие обитатели монастыря: в такое время лучше не тревожить Никита.
— Поднимается, — сухо ответил библиотекарь.
— А я вот что думаю. Рано или поздно она поднимется и затопит монастырь. Поэтому надо рубить ступени наверх, на стену. Там, за стеной, ведь есть спуск.
— Есть. — Никит не желал разговаривать. Его раздражала даже интонация, с которой говорил Мик.
— Вот я и сказал Эанту: надо рубить ступени. А ты знаешь, что он ответил?.. Отправил к служке… этому… Руту.
Никит подумал, что сейчас он и сам отправил бы Мика куда подальше. Двадцать с лишним лет, проведенных в монастыре бок о бок с Эантом, тесно связали библиотекаря и жреца. Каждый занимался своим делом, каждый понимал необходимость другого для жизни такого большого существа, как монастырь. Теперь монастырь получил тяжелую рану. И тот бодрый тон, который иногда выказывал Эант, Никит это хорошо чувствовал, шел сквозь глубоко спрятанную скорбь.
— Ну и поговорил бы с Рутом…
— Со служкой?
— Почему бы и нет? По крайней мере, не со мной. — Никит снова уставился на темную воду, словно ожидая появления из глубины чудесного зверя.
Мик наконец понял, что с ним разговаривать не хотят: Никит услышал его легкие шаги по камням наверх. «Будь спокойнее, — сказал сам себе библиотекарь. — Не раздражайся…»
ЮЛ
«Он обходит меня и тратит силы непонятно на что. Кто-то из нас, помимо меня, противостоит врагу. Кто?.. Странные игры без правил».
Юл чувствовал «вторжение» и чувствовал, что неизвестному магу приходится сталкиваться с кем-то помимо него. С кем и почему, Юл не понимал. Он знал лишь одно — хранить и защищать. Хранить то, на что покушается неведомый враг, защищать того, кто окажется в опасности. А что и кого конкретно, еще предстояло узнать. Причем не тратя Силу понапрасну и не используя ее во зло. Последнее было понятнее.
Сила была подарена Юлу с самого рождения, хотя родился будущий маг без всяких знамений и рубашек. Вышел он в руки повивальной бабки головой вперед и закричал, как обычный младенец, и не вспыхнула над ним звезда, и не спустился дракон. И был он прислонен к груди матери, уже знавшей губки младенца: Юл был третьим в семье аэлльского строителя Тира. Третий — так его прозвали с самого рождения. И ползать, и ходить он научился в свой срок, не отставая и не перегоняя сверстников. И, когда он начал говорить, в семье появился четвертый брат, а когда написал первое слово, родилась сестра.
Но было и иное. Будь его родители чуточку повнимательней, не ускользнуло бы от них то, что Юл, лежа в колыбели, не всегда трогает ручкой раскрашенные цветные шарики, подвешенные над ним и радостно позванивающие от прикосновений. Иногда они вдруг начинают подрагивать и звенеть сами, под влиянием лишь пристального, совсем недетского взгляда маленького Юлы.
Юлу было подарено не только это. Он с рождения чувствовал близких ему людей… Мать часто по делам уходила из дома, и если Юл вдруг вспоминал о ней, то несчастная Лина, уже будучи на базаре или у приятельницы, неожиданно начинала мучиться мыслью о том, что забыла прикрыть огонь в очаге, или оставила тесто, или… Причин было множество, каждый раз ее сознание находило очередную, лишь бы для самой себя оправдать безотчетное стремление домой.
Разум Юла был подобен зеленому побегу: в какую сторону согнешь, в ту и будет расти. И необычные силы, проснувшиеся в ребенке, могли надломить его, превратить малыша в домашнего тирана или вообще разрушить неокрепшую психику. Могли, если бы не проснулось одновременно с этими магическими способностями еще одно чувство — сострадание.
Юл ощущал боль близких людей. Она мучила его, как своя собственная. Он видел болезнь. Мало того, иногда мог изгнать ее. Вскоре сострадание заполнило всю его жизнь. И у Лины пропала вдруг странная зависимость от дома, а у Тира, ни с того ни с сего, рассосались синие вздувшиеся узлы на ногах, и вскоре он забыл, что такое трость.
Чужая боль, навалившаяся на пока еще слабого мальчишку, заставила Юла избегать человеческого общества. Едва научившись читать, он спрятался от нее в библиотеку, в книги, где можно было спокойно жить в мирах далеких и бесплотных, скрытых за вязью букв. Маги, фэйры, туоры, герои волшебных историй были его друзьями.
Долгое время родители даже не подозревали о том, что скрывает в себе тихий, нелюдимый Третий.
— Третий будет книжником, — говорил отец. — Расскажи-ка нам какую-нибудь историю…
И Юл старательно пересказывал. Он оказался неплохим рассказчиком, и взрослые слушали его с не меньшим удовольствием, чем дети.
— Третий, сын строителя, станет аэтоном, — сказал раз отец. — Я порой вижу, вижу все, что он рассказывает.
И однажды Тиру все же довелось увидеть малую толику того, что скрывалось в тишине и покое Третьего.
Как-то Юл, уверенный в своем полном одиночестве, сидел за столиком кухни и играл оставленной ему чашкой с молоком. Он заставлял ее вертеться, перепрыгивать через препятствия из столовых ложек и ножей. Чашка была урром, молоко — наездником, а ложки — барьерами. Он так увлекся, что не заметил в окне застывшее от ужаса лицо отца. Подняв глаза, мальчик встретился взглядом с Тиром. Чашка остановилась. Пришел в себя и отец. Через секту он влетел в кухню.
— Юл, сынок, что ты делал?
— Ничего… Играл.
— Я видел, — произнес Тир.
— Но ведь это никому не принесет вреда.
— Не принесет. Но ты лучше этого не делай, хорошо?
— Хорошо, отец.
А через несколько дней в город приехал известнейший во всем Коронате аэтон — Мастер Ким Конгский. И Тир, не пожалев денег, взял Юла на представление.
Юл давно мечтал послушать настоящего аэтона. Однако незамысловатая история, представленная старым человеком, совсем не похожим на того Знаменитого Аэтона, посещавшего Юла в мечтах, немного разочаровала мальчика. Он ожидал чуда, а это представление было даже скучнее, чем чтение интересной книги. Когда действо закончилось, отец подвел его к Мастеру:
— Уважаемый Мастер, мой сын умеет рассказывать истории так, что мы их видим подобно тому, как видели сейчас твою, сказал Тир. — Я — простой строитель и ничего не понимаю в вашем деле. Но мне кажется, что мой сын не пойдет за мной… Может быть, ты, уважаемый, уделишь ему немного времени и хотя бы скажешь, способен ли малыш?
