неплохими свойствами — но, в целом, эльфу они понравились не очень. По большому счёту люди являлись дикими варварами, входящими в дверь без стука, и очень шумными созданиями. Обладая большей, нежели у гномов, расторопностью, они могли лишь доделывать на совесть начатое, но изобрести что-то своё им было пока что не под силу — не хватало ни умения, ни терпения. Их навыки по сравнению с гномьими были вторичны, и сами они, увы — лишь жалкое подобие их,
эльфов, к коему племени принадлежал Эльданхёрд.
Эльфийский принц, не распространяясь о своём королевском происхождении никому, умудрился сдружиться с извечным букой и занудой Махенной — гномом-коротышкой и сыном рудокопа. Алчный, прижимистый гномёнок, однако, был не по годам развит как в ту, так и в другую сторону — силён физически и силён магически. Его дед, такой же флегматичный пухляк и здоровяк, имел свою собственную мастерскую, где проворачивал алхимические опыты. Иногда он брал к себе и внука, оттого и сравнительно молодой ещё прагматик Махенна носил округлые очки. В обычном состоянии сей гном был спокойным, уравновешенным учёным, активно интересующимся самым широким спектром наук. Так, юный гном обожал такие дисциплины, как астрономия, археология, арифметика, история края и многие другие. Это был гном, который просыпался и засыпал с книгою в руках, ведь «книга есть лучший подарок; так говорит моей дед». Но Махенна перенял многое и от отца: он не понаслышке знавал кузнечное дело, ювелирное дело и иже с ними, потому как эти дисциплины всегда как-то бок о бок, попутно, параллельно; именно в них, помимо алхимии, гномы добились наивысших, наибольших результатов.
Если неповоротливый, но всезнающий Махенна оказался для Эльданхёрда сущей находкой (ведь эльф и сам был Любознайкой), то его привязанность, его тяга к другу-человеку по имени Тефей была пока необъяснимой. Импульсивный Эльданхёрд, обладая признаками холерика и меланхолика, наверное, тянулся к сангвинику Тефею за открытость, доброжелательность, простоту последнего — Тефей-скрипач, Тефей-рыбак, Тефей-бродяга, являя собой прямую противоположность жадноватому Махенне, был щедр даже в мелочах. Он был бодр и смел, отважен и скор на руку. Это был авантюрист, готовый пойти на что угодно и за кем угодно, «если дело того стоит». Но Тефей был ужасный болтун — похоже, его рот не закрывался никогда — разве что тогда, когда он играл на скрипке, и вот тогда его лицо становилось грустным и печальным — что, скорее, было характерно для Эльданхёрда.
Скрипка досталась Тефею от его отца, короля Нормана — но родство их было окутано тайною за семью печатями, поскольку Тефей был зачат вне брака, от служанки. И чтобы никоим образом не скомпрометировать себя в глазах окружающих, в глазах подчинённых, король по рождению внебрачного сына отослал его вместе с его матерью-служанкой подальше, отсыпав пуд монет и отдав свою скрипку, которая, в свою очередь, досталась Норману при странном стечении обстоятельств.
Ходили слухи, что сам король Норман в бытность юношей был похищен Бендиксом и заключён в глухой и глубокий зиндан, из которого он совершил дерзкий побег. Будучи в бегах, он выстругал себе из неизвестной породы древесины (возможного, из красного дерева) подругу деревянную; скрипку смастерил себе он, натянув рыбацкую лесу вместо струн. Смычок же изготовлен был им из другого древа.
И страшно позавидовал его игре Алмазный король; он вновь настиг беглеца и заточил в такое место, откуда так просто, как в первый раз, уже не выбраться. Удача и успех оставили Нормана, но искусно играть на скрипке он не разучился — к великому раздражению Алмазного короля, который в бешенстве затыкал Себе уши, ибо скрипка оказалась не простой: своими переливами, своими мелодиями, своим вытьём она пробуждала в великаньей душе нечто вроде ноток совести, и Бендикс боялся превратиться в добряка.
Великан не мог Себе представить, не мог вообразить, что на земле есть кто-то, кто лучше Него хоть в чём-то; чёрная зависть подтолкнула Его на то, чтобы научиться играть на струнно-смычковом инструменте почище да получше самого Нормана.
Алмазный король устроил бал, на который пригласил всю Свою мерзкую свиту, а в качестве специального гостя на почётное место поставил своего пленника, своего гостя. И стоял Норман на зеркальном, гладком, чистом, скользком, шахматном полу, и на ногах его — тяжёлые кандалы; длинная цепь тянется из самого подвала, откуда привели его злые и ехидные надсмотрщики.
Танец смерти уж давно завершён, но изюминкою вечера задумал Бендикс состязание на скрипках:
— Одолеешь Меня в игре искусной — быть тебе на свободе! — Так сказал великан, и отличительной Его особенностью, одним из немногих положительных Его качеств было то, что этот великан Севера всегда держал своё слово, несмотря ни на что, невзирая на всю свою влиятельную силу, власть, распространяющуюся далеко за пределы высоких гор и вполовину увядших лесов.
Два ли, три ли часа длился айтыс — уже и Солнце зашло. И видел Норман за пиршественными столами лики злые, лики недоброжелательные и неприятные. Однако, к всеобщему признанию, переиграл он свою партию, свою арию гораздо лучше Алмазного короля, хоть и старателен Тот был весьма.
И стоял Бендикс напротив оппонента Своего, и до крайности недружелюбным был Его взгляд.
— Думаешь, ты победил? Считаешь, ты — на высоте? Полагаешь, что отпущу тебя? — Шипел сатана, капая ядом, брызжа слюной в присутствии всей Своей отвратительной своры.
— Ты сказал. — Ответил Норман, пытаясь скрыть всё своё волнение — но сам внутренне аж трясся, перепуганный насмерть. Стойким был будущий король людей, но как вода точит камень — так и у стойкости Нормана имелся свой предел.
— Знаю. — Согласился владыка бриллиантов, раздумывая, как лучше поступить в данной ситуации. — Но если ты останешься в Моём дворце, обучу тебя Я всем премудростям древним, всем тайным знаниям, какими владею Сам.
— Нет. — Отказал Норман. — Я выполнил условие; выполни и Ты Своё.
Тогда Бендикс, подойдя ближе, со всего размаху дал удальцу и смельчаку звонкую пощёчину. Щека Нормана горела, но он устоял, а сдачи — не дал, покорно дожидаясь своей участи.
— Проклятье! — Рявкнул великан, но тут пробормотал Себе под нос. — Но Я же Сам поклялся пощадить и отпустить его, если проиграю…
Потоптавшись на месте, Бендикс взошёл на трон, и, гладя Своего верного пса, долгие годы исправно служившего Ему, рёк:
— Иди на все четыре стороны, негодяй! Пошёл прочь с глаз Моих долой! И скрипку свою чёртову тоже забирай…
Сам Норман примерно так описывал своё пребывание в стане врагов (иногда меняя «огнём» на «льдом», ибо то был Север):
Эй! Я для них злодей
Знающий
