В принципе, вчерашние крестьяне и сами бы неплохо справились с подобным заданием, но дело в том, что они были не единственными. Прочие военные и в особенности казаки, были так же не прочь пополнить свои запасы. Причем, кубанцы частенько пытались отжать в свою пользу найденное другими. И вот тут Дмитрий оказался незаменим.
— Ишь какие, — закричал на только что окончивших раскопки солдат, бородатый урядник-таманец. — Мы это первые нашли!
— С чего бы это? — возмутился тяжело дышащий ездовой. — Мы раскопали, стало быть, наше!
— Вольно же вам было жилы рвать, а только мы все одно первые!
— Слышь, Непейвода! — положил конец дискуссии, вышедший из близлежащего дома Будищев. — Ну-ка, вали отсюда, пока ветер без сучков!
— Чаво? — не повернув головы, отозвался казак.
— Я сказал, пошел вон!
Урядник на мгновение подобрался, как будто собираясь взяться за шашку, но затем узнал моряка, отличившегося на Бендессенском перевале, и расплылся в хитрой улыбке.
— Здоровеньки булы, Митрий Миколаевич!
— И тебе не хворать, Петруха.
— Никак нашли чего?
— Нашли.
— Так поделились бы!
— А харя не треснет?
— Еще ни разу не треснула.
— Все равно перетопчешься.
— Ой, я, кажись, перепутал, — всплеснул руками казак, будто и впрямь ошибся и стал разворачивать своего коня. — Мы в соседнем базу[2] яму нашли, а не в этом.
— Ее и раскапывайте, — уже вслед ему ответил кондуктор, затем ухмыльнулся и покачал головой. — Вот же хитрожопый кубаноид!
Интересное дело, но после памятного боя у Бендессенского перевала и последующего скандала с Бриллингом рядовые казаки-таманцы относились к странному моряку, в одночасье ставшему известным, со своеобразной симпатией. А вот офицеры, особенно немцы с поляками, напротив, держались весьма отчужденно и даже враждебно. Впрочем, Дмитрию на их мнение было, по его выражению, глубоко фиолетово. Что в данном случае может означать этот цвет, никто толком не понял, но, тем не менее, многим оригинальный образ мыслей Будищева показался настолько интересным, что у него появились подражатели из числа молодых офицеров.
На следующий день поход продолжался. Маленький русский отряд упорно шел от одного брошенного селения к другому, лишь изредка встречая небольшие партии текинцев. Обычно такие стычки заканчивались недолгими перестрелками, после чего жители пустыни вихрем уносились прочь на своих быстроногих конях, оставляя преследовавших их казаков не с чем. К двум часам пополудни, они достигли аула Дурун, где и остановились на дневку. Вокруг селения были разбиты роскошные по здешним местам сады, разделенные между собой невысокими глинобитными заборами. В них и остановились на постой утомленные переходом войска.
— Воды опять нет, — тяжко вздохнул Шматов, присаживаясь в тень рядом с офицерами.
— Как это может быть? — возмутился Шеман, посмотрев на Федора так, будто это он был во всем виноват.
— Опять текинцы отвели, — развел руками денщик, успевший обежать все окрестности и все разведать.
— Черт знает что такое!
— Господа, — попытался перевести разговор на другую тему Майер. — Вы слышали, что в соседнем ауле, наши имели перестрелку с противником и освободили пленника?
— Нашего? — ахнул сердобольный денщик.
— Нет, кажется, персиянина.
— Все одно, живая душа.
— Хитрозадые наши казачки, просто караул! — устало покачал головой Будищев, но, увидев вопросительные взгляды своих спутников, счел должным пояснить: — Освободили парня и тут же артиллеристам сплавили. Дескать, кормите теперь и поите болезного. Вон он на фургоне сидит и лыбится как пришибленный.
— Не бросать же его было?
— Тоже верно, — не стал спорить Дмитрий, и, откинув голову на глинобитную стену, прикрыл глаза.
— Лучше скажите, кондуктор, — вернул его в реальность Шеман, — готовы ли позиции?
— Почти, господин лейтенант.
— В каком смысле, почти?
— В том, что наши пулеметы установлены, осталось только скосить эту высокую траву, как ее…
— Джугуру? [3]
— Вот-вот.
— И в чем же задержка?
— Так косить нечем. У артиллеристов хоть сабли есть, а нам чем?
— Вот носили бы палаш, как оно полагается по форме, так и было бы чем! — не удержался от нотации офицер. — Берите хоть с гардемарина пример.
— Да уж, — в голосеДмитрия послышалось раздражение, — много бы я накосил, одним палашом…
— Никто не заставляет вас делать это самому. Дали бы его матросам, да и дело с концом.
— Хм, — шумно втянул в себя воздух Будищев, но затем, немного успокоившись, пришел к выводу, что никакого холодного оружия кроме кортика у него с собой все равно нет, а матросы прекрасно справятся и саперными или точнее линнеманновскими лопатками.
Как ни крути, а сидеть в тени было несравненно приятнее, нежели идти под палящим солнцем, и господа офицеры понемногу расслабились. К тому же, матрос Абабков принес им чудом сохранившейся у гардемарина сельтерской воды, которой Майер щедро поделился с товарищами. Жара сразу показалась не такой уж и изнуряющей, а жизнь беспросветной.
— Ваши благородия, — отвлек их от приятного времяпровождения худой как жердь солдат с изможденным курносым лицом. — Сделайте божескую милость, прикажите дать воды!
— Ты чего, братец, какой еще воды? — не понял сначала лейтенант, с сожалением отставляя в сторону пустую бутылку.
— Не дайте пропасть христианской душе, — не слушая его, продолжал обезумевший от жажды стрелок. — Мочи нет больше терпеть!
— Он, верно, узнал, что у нас есть вода в баках, — тихо пояснил гардемарин.
— Даже не знаю, действительно, духота просто ужасная…
— Нет! — решительно поднялся Дмитрий. — Осади назад, пехота!
— Помилосердствуйте…
— Охолонь, парень. Скоро всем будут воду давать, тогда и попьешь!
— Явите божескую…
— Пошел вон, я сказал!
Тут ему на помощь пришли матросы. Услышав шум, они подхватили брыкающегося солдата и утащили от греха прочь. Тот некоторое время еще пытался сопротивляться, но вскоре затих.
— Фершала сюды! — закричал один из моряков, сообразив, что с пехотинцем случилось что-то неладное.
На зов тут же явился фельдшер — рослый брюнет с явно семитскими чертами лица. Представитель медицины с важным видом дал понюхать впавшему в беспамятство стрелку нашатырь, отчего тот сразу же открыл глаза, и у него пошла носом кровь.
— Будет жить, — удовлетворенно кивнул головой, внимательно наблюдавший за этими манипуляциями Будищев.
— Случалось видеть такое прежде? — поинтересовался Шеман.
— Так точно. Солнечный удар.
— Может быть, все же можно уделить некоторое количество воды для питья? — робко спросил Майер.
— Нет! — отрезал Дмитрий.
— Кондуктор прав! — поддержал его решение лейтенант.
— Но, почему?
— Саша, — устало вздохнул его бывший сосед по каюте, — у нас в отряде шестьсот рыл с гаком. Проглотят в один присест и не заметят, а без воды наши пулеметы — бесполезны!
Новость о том, что флотские не дали «пехоцкому» воды разнеслась по их меленькому отряду почти мгновенно. Моряки вообще не пользовались популярностью среди чинов Русской Императорской армии, а этот инцидент, безмерно преувеличенный молвой, симпатий им никоим образом не добавил. Так что теперь, стоило матросу появиться рядом с солдатами, его встречало настороженное, почти враждебное, молчание. Казалось, стоит проскочить малейшей искре и между участниками похода вспыхнет конфликт, но скованные железной воинской дисциплиной военные держали себя в руках. Ведь совсем рядом был настоящий и куда более опасный враг, готовый воспользоваться любой даже самой мельчайшей оплошностью «белых рубах», дерзнувших бросить вызов самым знаменитым воинам Средне й Азии.
— Текинцы! — закричал часовой, скидывая с плеча винтовку. — Тревога!
И действительно, на дороге, ведущей к аулу, показался небольшой отряд вооруженных туркмен, во главе с седобородым стариком в ватном чапане и лохматой папахе. Увидев противника так близко, солдаты стали браться за оружие, не дожидаясь команды офицеров, после чего сами становились плечом к плечу, полные решимости отразить нападение. Матросы и артиллеристы, так же не остались в стороне и, бросившись к орудиям, были готовы накрыть неприятеля своим огнем.
