заключил эту дьявольскую сделку. Да поможет мне Бог, как бы я хотел знать.
— Позвольте мне сделать для вас сонный воск, ваше величество. Вам требуется отдых.
— Нет. — Король неуклюже поднялся на ноги. — Я больше не хочу снов. Лучше никогда больше не спать.
Элиас медленно направился к двери, отмахнувшись от предложения Прайрата ему помочь. Спуск по лестнице потребовал много времени.
Священник в красном одеянии слушал, как король спускается до самого конца лестницы. Когда огромные внешние двери со скрипом распахнулась, а потом с треском захлопнулись, Прайрат снова тряхнул головой, словно отбрасывая раздражавшую его мысль, и начал доставать из сундука книги, которые там спрятал.
Джирики зашагал вперед, легко и на удивление быстро. Эолейр, Изорн и Уле следовали за ним медленнее, стараясь запомнить диковинные вещи, мимо которых они проходили.
Эолейра, для которого Эрнисдарк и Таиг были вторым домом, наполняла тревога. Теперь, следуя за ситхи через гору Эрна, он чувствовал себя как вернувшийся домой отец, который обнаружил, что всех его детей подменили.
Ситхи построили свой город очень быстро, полотнища ткани развевались между деревьями, окружавшими Таиг, и возникало ощущение, будто они были здесь всегда. Даже разные цвета, которые казались невероятно яркими издалека, теперь выглядели более приглушенными — оттенки летнего заката и рассвета прекрасно гармонировали с королевским домом и садами.
Город ситхи уже стал естественной частью вершины холма, а сами зида’я вели себя здесь почти как дома. Эолейр не заметил робости в тех ситхи, что его окружали, они не обращали особого внимания на графа и его спутников. Бессмертные спокойно расхаживали между палатками и пели мелодичные песни на языке, пусть и странном для Эолейра, но каким-то удивительным образом знакомом, наполненном плавными гласными и птичьими трелями. Хотя они не провели здесь и дня, ситхи чувствовали себя комфортно на заснеженной траве и под деревьями, точно лебеди, скользящие по неподвижной воде пруда. Все, что они делали, свидетельствовало о невероятном спокойствии и прекрасном знании себя; даже то, как они завязывали петли и узлы на веревках, придававшие форму их городу шатров, походило на трюки фокусников. Наблюдавший за ними Эолейр — а он всегда считался ловким и грациозным мужчиной — казался самому себе неуклюжим животным.
Недавно построенный дом, в котором исчез Джирики, представлял собой круг из голубых и лавандовых полотен, в центре которого стоял один из самых больших дубов, точно загон вокруг призового быка. Когда Эолейр и остальные в сомнении остановились, Джирики вернулся и жестом предложил им войти.
— Пожалуйста, поймите, моя мать может нарушить некоторые правила вежливости, — прошептал Джирики, когда они стояли у входа. — Мы скорбим о моем отце и Первой Бабушке. — Он ввел их в шатер. Здесь трава была сухой, снег успели убрать. — Я привел графа Эолейра из Над-Муллаха, — сказал Джирики, — а это Изорн Изгримнурсон из Элвритсхолла и Уле Фреккесон.
Женщина ситхи подняла взгляд. Она сидела на яркой светло-голубой ткани в окружении птиц, которых кормила. Несмотря на маленькие тела в мягких перьях расположившихся у нее на коленях и руках птиц, у Эолейра возникло ощущение, что она тверда, как сталь меча. Ослепительно-рыжие волосы удерживал серый шарф, пересекавший лоб; спадавшие на плечи косы украшали перья. Как и Джирики, она так и осталась в деревянных доспехах, черных и блестевших, точно панцирь жука. Под доспехами Эолейр разглядел серую куртку. Серые сапожки поднимались выше колен. Ее глаза, как и у сына, были цвета расплавленного золота.
— Ликимейя Брисейю Са’онсерей, — заговорил Джирики. — Королева Детей Рассвета и леди Дома Ежегодного танца.
Эолейр и остальные опустились на одно колено.
— Встаньте, пожалуйста, — заговорила она гортанным шепотом, и Эолейру показалось, что она хуже владела языком смертных, чем Джирики. — Это ваша земля, граф Эолейр, и зида’я здесь гости. Мы пришли, чтобы сдержать обещание, данное вашему принцу Синнаху.
— Для нас это честь, королева Ликимейя.
Она махнула рукой с длинными ногтями.
— Не говорите «королева». Это всего лишь титул — ближайшее по смыслу слово на языке смертных. И мы не называем себя так, за исключением особенных случаев. — Она приподняла бровь, когда Эолейр и его спутники встали. — А вы знаете, граф Эолейр, есть старая легенда, гласящая, что в жилах людей Дома Над-Муллах течет кровь зида’я.
На мгновение граф смутился, подумав, что речь идет о какой-то несправедливости, совершенной против ситхи его Домом. Но, когда граф сообразил, что она имела в виду на самом деле, почувствовал, как холодеет его кровь, а волосы на затылке встают дыбом.
— Старая легенда? — Эолейр почувствовал, как у него закружилась голова. — Я сожалею, миледи, но не уверен, что правильно вас понял. Вы хотите сказать, в жилах моих предков текла кровь ситхи?
Ликимейя улыбнулась, продемонстрировав сияние белых зубов.
— Это старая легенда, как я уже сказала, — заметила Ликимейя.
— А знают ли ситхи, правдива ли она?
Возможно, она играет с ним?
Пальцы Ликимейи затрепетали. Птицы взлетели и уселись на ветки деревьев, на мгновение скрыв ее лицо крыльями.
— Много лет назад, когда люди и зида’я были близки… — она сделала странный жест, — это могло быть. Мы знаем, что такое возможно.
Эолейр чувствовал себя неловко, его поразило, как легко его покинули умения политика.
— Значит, такое бывало? Светлые… общались со смертными?
Казалось, Ликимейя утратила интерес к теме разговора.
— Да. Очень давно, по большей части. — Она жестом подозвала Джирики, и тот шагнул вперед, расстелил мерцавший кусок шелковой ткани и жестом предложил гостям сесть. — Как приятно снова оказаться на М’ин Азошаи.
— Так мы называем этот холм, — объяснил Джирики. — Ши’ики и Сендиту передали его Эрну. Вы бы сказали, что для нас это место было священным. И мы подарили его смертным в знак дружбы между людьми Эрна и Детьми Рассвета.
— У нас есть легенда, которая рассказывает о похожих вещах, — медленно проговорил Эолейр. — Я часто спрашивал себя, правдива ли она.
— Многие легенды имеют ядрышко правды в сердцевине. — Джирики улыбнулся.
Ликимейя перевела яркие, как у кошки, глаза с Эолейра на двух его спутников, которые едва заметно вздрогнули под тяжестью ее взгляда.
— А вы — риммеры, — сказала она, внимательно на них глядя. — У нас нет причин любить ваш народ.
Изорн опустил голову.
— Да, миледи, вы правы. — Он сделал глубокий вдох, чтобы его голос прозвучал ровно. — Но, пожалуйста, не забывайте, что у нас короткая жизнь. Те события произошли много лет назад — для нас два десятка поколений. Теперь мы не похожи на Фингила.
По губам Ликимейи пробежала короткая улыбка.
— Возможно, и так, а как насчет вашего родича, который сбежал, когда мы приготовились к сражению?
