— Сейчас… — раздался стук огнива и показался огонек переносной лампадки, изрядный запас которых нашли в схроне слуг Безносого. Наум с Наулой примостились в углублении, вырубленном в толще стены под сводом. Скобы-ступени подходили к выемке и обрывались. Над головой ребят шла вверх узкая шахта.
— Мы здесь уже все облазили… — пояснил Наум. — Ничего тут нет… Дырка гладкая по краям, туда не пролезть…
Наула рассеяно кивнула и погрузилась в шахту по пояс. Привстала на носочки… И вдруг по пещере, заставив всех замолчать и вскинуть головы, прокатился жуткий скрежет. Затем из отверстия хлынул солнечным водопадом яркий свет.
— Ага! — торжествующе закричала Наула, прижимая ладони к глазам.
— Как ты это сделал? — прошептал Наум.
— М-м-м, — высунула язык Наула, поддразнивая серьезного паренька. — Там рычаг хитрый, мне про такие библиотекарь Либурх рассказывал… А еще шахты есть?
— Есть, — кивнул Наум. Он никак не мог прийти в себя.
Наула кинулась к скобам и скользнула вниз.
— Долго сидеть будешь? — скомандовала Наула. — Идем скорее!
«Пропал парень», — Олтер хмыкнул и пошел к Барату с Йолташем. Горцы с беспокойством следили за шустрой пигалицей. Наум топал рядом с Наулой, указывая путь. Та подпрыгивала, забегала вперед, взмахивая руками и болтая без умолку. Мальчишки, еще недавно готовые съесть новенького без соли, уважительно расступились. За подаренный солнечный свет они простили взбалмошному новичку все шалости.
— Ну что, прижилась-таки негодница? — шепнул братьям Оли.
— Ага, — кивнул задумчивый Йолташ, глядя на карабкающихся по стене Наулу с Наумом. Снова раздался громкий скрежет — и еще часть пещеры затопило солнечным светом. Гвардейцы радостными криками приветствовали подвиг Наулы.
Худосочный новичок вымотался, устал, перестал шутить, но держался до последнего, упрямо отказываясь от подмены. Он открыл последнее, двадцать первое, окно, доделав работу — и только после этого рухнул на кровать, огороженную от остальных коек широким покрывалом. Личный уголок посреди общей казармы имел только новенький Наул, и это здорово злило окружающих. Злило раньше, — сейчас с этим смирились: заслужил.
После этого случая в жизни подземных обитателей многое изменилось. Школяры вновь обрели утраченные утро, день и вечер. Ночь они не теряли; ночи под землей хватало, она никуда не ушла и сейчас: пряталась по темным углам, топталась в многочисленных проходах, убегающих из пещеры.
В подземной реке обнаружили рыбу и выяснилось, что Наум — завзятый рыбак. С рассветом, прихватив с собой Наулу и пару копий вместо острог, они уходили на мелководный плес бить рыбу. Иногда Пелепу приносили улов, и тогда он готовил на обед душистую уху. Ребята сработались: рядом с веселым неугомонным новичком обычно хмурый, замкнутый Наум оживлялся, а рассеянная Наула становилась рассудительней и осмотрительней.
Олтер наблюдал за их совместными походами со смятением. Он искренне радовался, что Наулу приняли. Но глядя, как дочь Наместника весело смеется, толкается, иногда прижимаясь к приятелю Науму, в наследнике поднимался жар дваждырожденного, грозящий испепелить все вокруг.
Поэтому наследник выбрал ночь и углубился в подземелья. Вместе с верным Кайхуром он бродил по старым выработкам, широким коридорам и узким лазам. Дваждырожденный не нуждался в свете — он и без того видел скрытые ловушки и ямы-колодцы на пути. Заблудиться наследник не боялся — если приобретенные способности вдруг подведут, то Кайхур безошибочно выведет обратно.
Он и сам не знал, что ищет в темноте и от кого прячется. Может, его тянуло на место рождения — ведь новый дваждырожденный Оли появился именно в пещере, в священном Лоне Матери?.. Как бы то ни было, блуждания оказались не напрасны. Однажды Олтер обнаружил осыпавшуюся узкую щель, ведущую наверх. Из щели тянуло городским гомоном и большой жизнью. Оли оставил встревоженного Кайхура и пополз наверх. Вскоре в стене показались знакомые уже ржавые скобы-ступеньки, а сам лаз стал прямоугольным. Наверху появилось темнеющее вечернее небо — и наследник выбрался наружу. Огляделся. Древний проход притворялся дымоходом, а Олтер очутился на кровле торговых рядов, в тени глухой стены. Внизу готовилась ко сну рыночная площадь: Внутренняя стража ставила рогатки на улицах, торопились прочь запоздалые торговцы и хмельные горожане. Олтер глянул на вход в имение — постовых на воротах толпилось на порядок больше обычного. Послышалось тоскливое завывание Кайхура, и наследник заторопился обратно.
Другая важная находка случилась столь же внезапно. В один из дней Олтер пробирался узким лазом, который петлял, пересекаясь со множеством подземных путей-тропинок. Лаз отходил от «тропы добрых» и Оли казалось, что путь непременно вынырнет где-то у предвратья под Архивом. Миновав один из бесчисленных поворотов, Оли остановился. Он почувствовал биение жизни поблизости… Или показалось? Дваждырожденный неплохо изучил границы своего дара. Массивное тело гор «глушило» возможности разглядеть оранжевую ауру человека. Толща дикого камня — не рукотворная стена, и за ней он не мог разглядеть спрятавшегося человека. И всё-таки… что-то было такое…
Оли вернулся назад. Присмотрелся к углу поворота. Что же его задело? Вот оно! Наследник высмотрел удивительно гладкий камень посреди грубо обломанных, со следами зубил, стен. Не веря себе, надавил на выступ. Чутье не подвело. Раздалось журчание воды, и стена отошла в сторону. Олтер переглянулся со щенком и шагнул вперед. Стена с тихим шелестом закрылась.
Неширокий проход, в котором оказался Олтер, разительно отличался от оставленного позади подземелья. Стены прямые, пол под ногами ровный и гладкий. На полу расстелена ковровая дорожка. Вокруг многочисленные держатели для факелов и ниши для ламп. Из-за поворота пробивается солнечный свет. Но главное — в узости прохода порхали, словно неведомые крылатые махаоны, разные шепоты, шепотки и приглушенные голоса. Человеческая речь гудела неумолчным гулом, хлопала невесомыми крыльями по ушам. Боясь сойти с ума, Олтер приглушил дар дваждырожденного и обратился к чувствам обычного человека. Все стихло, словно голоса причудились.
Олтер пошел к свету. Свернув за угол, он обнаружил в потолке солнечный колодец — уменьшенную копию открытых Наулой. Местное окошечко оказалось совсем крошечным — с ладошку размером. Впрочем, света хватало с лихвой.
— Ну а я тебе что говорю? — раздалось над ухом, и сердце мальчика упало в пятки. Он присел от неожиданности и глянул вверх, откуда послышался голос.
— Говори, да не заговаривайся. Разойдутся они, точно тебе говорю…
Олтер разглядел медный раструб, торчащий из отверстия в потолке. Словно в щель воткнули жестяной рупор. Наследник догадался, что перед ним хитрое подслушивающее устройство.
— Скорее бы уже дожди прекратились… — жаловался старческий голос за углом. — Не зима нынче, а наказание… Колени ломит — спасу нет…
— Тихо ты, дурной… — обожгло Олтера горячим шепотом спустя десяток шагов. — Увидит кто… Приходи как обычно на кухню, как стемнеет…
— Так нонче можно… — шорохи и звук шлепка. — Проклятого шепталу на войну спровадили…
— Иди я сказала…
Хмыкнув, Олтер двинулся дальше. Проход закончился небольшой ярко освещенной комнаткой. Вдоль противоположной от входа стены — небольшая мягкая кушетка. Дальний угол разгорожен широкими полками, на которых валяются в беспорядке щербатые битые светильники. В изголовье кушетки стоит массивный каменный стол с деревянным креслом. Гладкая мраморная столешница, запятнанная старыми чернильными пятнами и нагаром, покрыта тонким слоем пыли. Справа от входа на крючках висят рядком несколько хламид. Наследник провел по ним рукой. Почти новые, не заношенные. Одна хламида тонкая, летняя, другая — из плотного теплого сукна. На всех одеяниях виднелся приметный островерхий капюшон. Во всей Империи он встречал только одного человека, который носил подобное. Олтер понял, где очутился — он пришел в гости, когда хозяин уехал из дому …
