- Будет сражаться здесь, - твердо произнес он, вернувшись в деревянный дом со стрехой из пшеничной соломы, где полночи пировал в компании Эриспоэ, Ламберта и трех конунгов, а потом одетый и обутый дрых на лавке, стоявшей у стены, используя в качестве подушки мешок с овечьей шерстью.
Я спал на свежем сене, сложенном под односкатной, наклоненной наружу, деревянной крышей на четырех высоких столбах. Сверху мне был хорошо виден процесс принятия такого важного решения. Я тоже поссал в том месте, надеясь, что и меня осенит какая-нибудь гениальная идея. Ничего лучше, чем пожрать поплотнее, не пришло в голову. Идея оказалась не самая плохая, потому что сразу после завтрака мне пришлось отправиться с десятком конных бриттов на разведку, чтобы узнать, где Карл Лысый с армией. На том, чтобы отрядом командовал я, настоял Рерик Священник. Видимо, продолжительное отступление настроило его относиться с подозрением к докладам разведчиков, посылаемых Эриспоэ. Я отобрал десять лучников, которые с меньшей вероятностью кинутся на врага без приказа. Бритты, как и другие кельтские племена, не любят дисциплину, предпочитают прославиться в одиночку и любой ценой, из-за чего в большинстве случаев гибнут без смысла и толка, поэтому почти всегда их побеждают более дисциплинированные саксы и франки, не говоря уже о викингах, тактика боя которых построена на взаимной поддержке и четком исполнении приказов командира.
20
Франки двигалась довольно быстро по старой римской дороге, ведущей из Нанта в Корсёль, преодолевая за день километров сорок. Большую часть их армии составляли тяжелые всадники, прекрасно по нынешним меркам экипированные. У всех были металлические шлемы и кольчуги или чешуйчатые доспехи, наверное, захваченные у сарацинов во время боев в Испанской марке (видимо, будущей Каталонии, потому что столица ее Барселона) – самом южном регионе Западно-франкского королевства. Как мне рассказали бритты, воины Абд ар-Рахмана Второго, эмира Кордовы, постоянно наведываются туда за добычей. Часть пехоты – саксы, присланные на помощь восточнофранкским королем Людовиком – двигалась впереди армии, а остальные – слуги и рабы – шли с обозом, заодно охраняя его. Эти были вооружены кое-как и защищены кое-чем. Припасы везли на арбах, запряженных волами, и немного на лошадях, вьючных и запасных. По моим прикидкам под командованием Карла Лысого было тысячи четыре воинов, что в два с лишним раза больше, чем бретонцев и викингов. Если даже отбросить франкскую пехоту, которая была, скорее, вспомогательным подразделением, все равно получалось многовато. Тяжелый конный франк равен пешему викингу или трем конным бриттам, но это при умелом использовании тяжелой конницы и неумелом – легкой. На счастье Эриспоэ, в его армии есть я, повоевавший в самых разных родах войск. Если, кончено, предводитель бриттов будет прислушиваться к моим советам.
Ночь мы провели километрах в пяти от франкской армии, в деревне домов в двадцать, расположенной в северной части небольшой долины, разделенной на наделы, на которых осталась высокая стерня от пшеницы и гречки. Крестьяне заблаговременно спрятались в лесу, унеся и уведя все ценное. В деревне остались только кошки, которые были разных окрасов, но почти все бесхвостые и с более длинными задними лапами, из-за чего задница была на одном уровне с головой. Такие кошки живут сейчас по всей Бретани, а в будущем не попадались мне.
Утром я проверил франков на азартность, на желание играть в «попробуй догони». Впереди армии двигался отряд разведчиков десятка в три всадников. Я с двумя конными бриттами выехал по дороге из леса в дальнем от франков конце долины. Когда враги заметили нас, мы изобразили, что заметили их, остановились и будто бы начали обсуждать увиденное и раздумывать, что делать дальше. Мы были такие тупые, что подпустили франков метров на четыреста, и только тогда развернули лошадей и затрусили к лесу. Мол, ребята, мы не из вашего муравейника. Чтобы совсем уж не было сомнений, я выпустил в их сторону стрелу по наклонной траектории. Поскольку мишень была большая, попал в какую-то лошадь, потому что один всадник выехал на обочину и спешился. Наверное, думает, что ему крупно не повезло. Остальных мое дерзкое поведение раззадорило, поскакали за нами сперва рысью, а потом и галопом.
Дорога в лесу проходила между двумя холмами, пологими и поросшими не колючим, непролазным маквисом, а менее агрессивными кустами и лиственными деревьями, но какое-никакое укрытие лучникам обеспечили. Они спрятались по обе стороны дороги на удалении метров двадцать от нее. Замаскировались не очень хорошо. Когда скакал мимо, заметил несколько человек. Для нынешней ситуации это неважно, однако надо будет поработать с ними над основами маскировки, чтобы в следующий раз не проколоться. В этом месте дорога круто поворачивала, огибая более короткий холм, который был справа от меня. Я свернул в проход в кустах, прорубленный вчера вечером. Поднялся до небольшой полянки между буками, к одному из которых и привязал своего коня, соскочив с него. Рядом, так сказать, встали на якорь два бритта, сопровождавшие меня. Мы бегом переместились на заранее оборудованные места, приготовились к стрельбе. Я, как обычно, воткнул у ног пяток стрел с длинными шиловидными наконечниками, которые хорошо пробивают кольчугу. Бритты заметили это, но моему примеру не последовали. Нет у них опыта лесных засад. Кельты никогда не славились умением заманить противника в ловушку. В открытом бою легче колотить понты, прославляясь, а победа – это как боги решат.
Первым скакал на изящном игреневом жеребце довольно мелкий тип, походивший на жокея, зачем-то напялившего округлый железный шлем, удерживаемый на голове подбородочным ремешком, и кольчугу с короткими, выше локтя, рукавами. На командира отряда явно не тянул. Просто вырвался вперед, благодаря малому весу и хорошему коню. Правил левой рукой, держа в правой копье длиной около двух метров, пока опущенное листовидным наконечником к земле под углом. Для удара одной рукой заносят копье над плечом. Мелкому будет мешать замахнуться круглый щит, закинутый за спину и выглядывающий верхним краем над плечами. Впрочем, перед контактом с противником щит возьмет в левую руку. Он ведь думает, что за нами еще гнаться и гнаться. Мою стрелу франк заметил в самый последний момент и инстинктивно откинулся назад, из-за чего попала она, пролетев над белой гривой коня, «причесав» ёё, не в верхнюю, а нижнюю часть грудины, запросто прорвав крупные кольца кольчуги. Мелкий продолжил скакать со стрелой в груди, только копье уронил, чтобы, наверное, выдернуть стрелу. Что было дальше с ним, не видел, потому что стрелял во врагов, скакавших следом, выпустив за несколько секунд все пять стрел, которые поджидали воткнутыми в землю, Доставать еще из колчана не пришлось, потому что весь отряд уже был перебит, причем в некоторых франках торчало по несколько стрел. Один, похожий на ежика, свалился с серого в яблоках коня и, перемещаясь на четвереньках, попытался спрятаться в кустах. В спину воткнулись еще штук пять стрел, после чего франк то ли попытался встать, то ли выгнуться назад от боли – и рухнул плашмя, продолжая шевелить руками, будто плыл в серо-коричневой дорожной пыли. Живучий, гад! Его добил спустившийся с холма лучник-бритт чем-то типа короткого, сантиметров сорок, палаша, который я сперва принял за длинный кухонный нож.
У бриттов добыча, взятая в бою, принадлежит только тем, кто ее захватил. По меркам воинов моего отряда была она сказочной. Да и по меркам викингов нехилая. Мы завалили тридцать четыре всадника. Хотя мои стрелы торчали в шести трупах, я взял оружие, доспехи и лошадей четырех, чтобы стальным лучникам досталось по три комплекта. При желании каждый из них теперь мог стать тяжелым конником и еще осчастливить пару своих родственников или продать добычу и купить довольно приличный земельный надел, который можно будет сдавать в аренду и жить припеваючи. Или просто пустить на ветер, как чаще всего и случается. Не знаю, как они распорядятся своими долями, а я продал доспехи, оружие и одного коня викингам и бриттам с условием, что расплатятся серебром или золотом после нашей победы над армией короля Карла Лысого. Вторым конем отдарил Эриспоэ, третьего вручил Рерику Священнику, чтобы, как положено великому конунгу, не шел пешком, а четвертого, игреневого, оставил себе, потому что уж больно хорош, чтобы продать за бесценок, а приличные деньги заплатить за него тут некому.
