— Придумать придется. Но задачу вам упростит тот факт, что искомый для похищения юноша не будет всё время прибывать в родовом особняке.
— Вот как? Гуляка что ли?
— Напротив. Верный и весьма набожный последователь учения Лиафа Алавелии.
— О, сука. Херасе. Однобожник! И какое же благородное семейство встало на путь праведных?
— Вся семья и не вставала. Речь идет лишь об одном человеке.
— Имя то назовешь?
— Да. Вам нужно будет выкрасть Беро Анкариша.
— Анкариша? — оживился Лиаф. — Это ж из этого рода Верховный Понтифик происходит, верно?
— Всё верно. Беро Анкариш его сын.
Литфут присвистнул и хлопнул ладонью по столу.
— Во так-так. Нехерово мать его. Нехерово.
— Прошу не забывать, что эти сведения не должны предаваться огласке. И если пойдут разговоры без одобрения моего господина…
— Можешь не рассказывать мне, где я или мои люди, херов язык держать должны. Не мальчишки. Знаем.
— На это мы и рассчитываем. И так. Срок на похищение два дня.
— Сегодня уже будет с мешком на голове чалиться.
— Да будет так. Мой господин рассчитывает на успех. Не подведите его.
— Да что б мне хер гарпии поклевали. Клянусь под тенью Фераноны.
— Гарпии до вас могут и не добраться. Помните об этом. Всех благ и благословений.
Незнакомец поднялся и подошел к двери. Арно открыл её и, пропустив человека в плаще, тут же плотно закрыл и задвинул щеколду.
— Мерзотный типчик, должен заметить, — проговорил он заняв освободившееся место.
— Да хер он высокомерный, — Лифут достал мешочек с неизменными финиками, и тут же закусил один из сушенных плодов. — Небось, господам своим только жопы языком до блеска вылизывает, а гонору как у стратига или старейшины. Мудило. Ну да хер с ним, дело это не отменяет. Ха! Вот же сука драная. Сын Верховного понтифика — однобожник!
— Непростое обещает быть дельце-то. Да Лифут? — Арно вытащил из мешочка один финик.
— Может не простое, а может и херней окажется. Человечка на пару дней припрятать нам не впервой.
— Но не такого человечка, Лифут. Его будут искать.
— Пусть как свой хер под складками жира ищут, всё одно ни хера не найдут, — зло улыбнулся Лифут. — Так, пора дело обмозговать. Ща, я с мыслями соберусь немного.
Лифут ненадолго замолчал и прикрыл глаза, лишь беззвучно шевеля губами, а потом резко их открыв, заговорил бодрым голосом:
— В городе несколько собраний однобожников проходят, надо бы понаблюдать за всеми и за домом Анкаришей тоже. Чую с такой-то семьей он по-тихому ходить должен. По закоулочкам, всяким. Вот там мы его, сука, и сцапаем. Беро, — он повернулся к человеку со шрамом. — эта часть на тебе и твоих дружочках.
— Справимся, Бакатария.
— Ясен хер, справитесь. Ну а теперь к тебе и твоей, сука, ветеранской гвардии. Скофа. На вас охрана. Будете опекать паренька в одном тихом местечке. Ну и всё прочие, что там с ним делать придётся, сделаете. Ну что глазами то хлопаешь, служивый? Ты вроде ручки легко мараешь, вот и потянешь работу мясника. Или не ясно что?
— Да нет, Лифут, всё ясно. Просто я человек для вас новый, вот и удивлен таким доверием.
— Понимаешь, Скофа, удивляться тут нечему, — ответил ему Лиаф. — Вы, ты и твои ветераны, хорошо себя показываете. Мы уже успели вас проверить и в толковости убедиться. Но при всём при этом, люди вы пока сильно не засвеченные и напрямую с нами вас не связывают. В общем, тут, как его это, баланс выдержан.
Скофа понимающе кивнул. Теперь-то ему и вправду стало всё ясно: похищение благородного отпрыска, тем более сына самого Верховного понтифика, было делом не просто рисковым. Оно было ещё и очень опасным и неблагодарным для исполнителей. Пойди что не так, и никто не захочет связываться и уж тем более заступаться за похитителей. А кого лучше запомнит парень? Того кто ночью дал по голове дубиной, или того, кто пару дней рядом был? Вот то-то и оно. Так что одним доверием тут всё не ограничивалось. Бандиты были очень расчётливы.
Да и про руки Лифут был прав. Скофа марал их легко. Если ему говорили так делать. И единственное, что его и вправду беспокоило сейчас, так это ответственность, которую на него нежданно переложили за весь их маленький ветеранский отряд. Он никогда не рвался в командиры. Что в прошлой жизни, что в нынешней. А тут выходило, что ждали от него как раз этого.
— А другие? Они ж при деле вроде? — предпринял он робкую попытку стряхнуть с себя ответственность за бывших сослуживцев.
— Служивый, ты себе башку лишними вопросами не морочь, — проговорил Лифут Бакатария. — Какие дела заменить надо будет, такие, сука, вмиг поменяем. Твоё дело паренька не упустить, когда его приволокут, и если что вдруг, по горлу ему ножом чикнуть. Ну и пальчик с колечком отрубить. Так что сейчас пойдешь в город и найдешь там своих. А потом, к закату поближе, подваливайте к складам на самом севере Паоры, прямо там, где раньше, сука, гребанные Аравенны начинались. Есть там храмик Сатоса небольшой, вот рядом с ним и стойте.
— Там нас встретят?
— Ага.
— С собой что-то взять надо?
— Башку и руки. Остальное на месте найдете. Всё, служивый, что тебе нужно было, ты услышал, дальше мы тут уже сами покумекаем.
Скофа поднялся и, кивнув остальным, направился к выходу. Чуть повозившись с тугим засовом, он покинул каморку и, пройдя сквозь ряды полок, вышел во дворик с красильными чанами. Раб, который при их приходе мешал палками жидкости, теперь сидел у стены в тени и, прикрыв глаза, напевал причудливую мелодию. Когда Скофа проходил мимо, тот приоткрыл было один глаз, но убедившись, что это не кто-то из надсмотрщиков или мастеров, продолжил своё тихое пение.
Оказавшись на улице, Скофа огляделся, прикидывая, где сейчас должны быть его ветераны. На праздновании мистерий в храмах или на Царском шаге их к счастью не было. Бакатария не отпустил, назначив в охрану кое-каких лавок. Пусть весь город сейчас пил и праздновал, чужеземцы, варвары и рабы частенько пользовались священными для тайларов днями, чтобы пограбить их имущество. А люди господина Сэльтавии как раз его защищали от всяких неурядиц.
Так что хотя Скофе и не нужно было искать трёх человек среди многих тысяч, пройтись по Кайлаву всë же предстояло прилично. Но это было даже не плохо. Всë одно надо было как-то собраться с разбегающимися мыслями.
Его ветераны… Скофа чуть посмаковал эту мысль, пытаясь её прочувствовать. Вот всё же забавная штука судьба. Сам того не желая, он вдруг оказался считай что старшим. Пусть вместо десятки пока была лишь четверка, да и дело их не так чтобы сильно походило на воинское ремесло, его назначили ответственными за других людей. Впервые в его жизни.
Их бессменный старший, Одноглазый Эйн, как-то сказал, что руководить людьми — это не просто доносить до них приказы тех, кто выше, но живя с ним одной жизнью, направлять к поставленным целям. Эйн это умел. Для Скофы, да и для всех прочих, он был близким другом. Да что там другом — братом, оставаясь при этом командиром. И вся их десятка легко шла за ним в самое жаркое и горячее пекло. Ведь шли они всегда вместе.
И не только десятка.
Когда они штурмовали харвенский город Павень, именно Эйн, заметив пару подкосившихся после ударов катапульт брёвен в частоколе, бросился к ним с крюком, к которому привязал канат. Добежав до укреплений врага, он смог зацепиться за слабое бревно и ухватившись за канат, потащил его. Он потащил его совсем один, хотя вокруг него летели стрелы и камни, словно и не замечая угрозы. Тогда вся их десятка бросилась к своему командиру, чтобы помочь ему и прикрыть щитами, а следом подтянулось и всё знамя. Вместе они выломали то бревно, а следом и второе и именно в эту пробоину ринулась соседние знамена, выгрызая надежный ход, который обрёк варварский город на падение.
Таким был Эйн. В боях и в лагерной жизни, он был не просто рядом, но вел вперед. Заботился и направлял. Но сможет ли Скофа, стать хоть вполовину таким же славным командиром? Едва ли. Уж Лучше бы Лифут выбрал Кирота Энтавию. Тот, как ни как, был настоящим фалогом и уж кому, как ни ему привычно командовать людьми. Он был обучен этому и не тяготился такой ношей. А вот у Скофы от одной только мысли кружилась голова и сохло во рту. Нет, он точно для этого не подходил. Но оспаривать приказы было для него просто немыслимым. А значит, сейчас он соберёт своих братьев по оружию, и они вместе пойдут к тому самому храмику Сатоса, о котором говорил Бакатрия, ну а там — будь как оно будет.