нельзя волновать мальчиков. Они поедут домой и расскажут родителями, и это погубит лагерь на следующий год. Беспокоиться не о чем. У мистера Ламберта должны были быть причины, чтобы уйти таким образом, и если он мог позаботиться о себе в дикой местности, то в Америке точно сможет.
Так она говорила, но у меня было странное ощущение, что у нее на уме больше, чем она говорит, и что она испугана до смерти.
Ну, я вернулся в свою кровать и так устал, что сразу уснул. Когда прозвучал горн побудки, я быстро оделся и выбежал, но мистера Ламберта не было.
Сразу после завтрака пришел автобус, но он был недостаточно велик, чтобы забрать всех, поэтому было решено что четверо из моей старшей группы поедут в Олбани в лагерном седане. Поэтому только после ухода автобуса обнаружилось, что Чарли Дорси не было. Эд Хард пошел за ним. Чарли все еще спал, и Эд не смог его разбудить.
Доктор Стоун, которому они позвонили и который немедленно приехал, сказал, что у Чарли необычное заболевание, похожее на сонную болезнь, но это не она. В больнице Олбани есть два таких случая, оба из этой местности, так что, возможно, эта болезнь заразная, и доктор закрыл наш корпус на карантин.
Теперь Чарли и все остальные в изоляторе: я, Роджер Нортон и Перси Уайт; куда-то нас нужно было поместить. Кроме нас, в лагере остались мисс Норн, Эд, Боб и повар Мерфи.
Мерфи странный человек. Он пожилой ирландец с лицом, как те, что вылепляют из теста в магазине на Лексингтон-авеню. Мы едим на кухне, за исключением Чарли, конечно. К этому времени Рог и Пирс стали спрашивать о мистере Ламберте, и Эд решил, что лучше рассказать им, что случилось, заставив поклясться, что они будут молчать.
– Его забрали гномы, – сказал Мерфи. – Больше мы его не увидим.
– Гномы? – переспросил Рог. – А кто они?
– Маленькие люди, которые старше этих холмов, – сказал Мерфи. – Маленькие люди, которые владели Землей, когда она была молода и нас на ней еще не было. – Он держал в руке сковороду. И в его глазах было необычное, отсутствующее выражение, заставившее меня немного вздрогнуть. – Они никогда не умирают и однажды вернут себе Землю.
Рог рассмеялся. Казалось, Мерфи это рассердило.
– Можешь смеяться, молодой человек, – сказал он. – Но я сам видел, как они выходят из озера. В воде был странный фиолетовый свет и …
– Хватит этого, – прервал Эд. – У нас достаточно забот без ваших ирландских волшебных сказок.
– Волшебных сказок? Ирландских? А как же тролли, о которых рассказывают немцы? Как черные пигмеи Африки, которых не видел ни один исследователь? Как те гномы, что увели Рипа Ван Винкля прямо здесь, в этих горах, о которых голландцы говорили, что здесь рождается гром. И как же сами феи и эльфы? Среди маленького народа есть добрые и злые, как и среди нас.
– Я сказал, чтобы больше таких разговоров не было, – сказал Эд, и это заставило Мерфи замолчать. Пирс что-то сказал мне, но я не слышал. Я смотрел на мисс Норн. Она смотрела на повара, и лицо у нее было, как ночью, бледное, напряженное и очень испуганное.
Письмо получается длинное, но мне нечего делать, кроме как писать его. Сейчас, когда почти все уехали, лагерь стал ужасно пустым, а все оставшиеся очень встревожены, но стараются этого не показывать. Но мне нужно заканчивать, потому что док Стоун едет в город. Он обещал отправить письмо самолетом. Вернется он позже. И проведет здесь всю ночь. Он говорит, что это из-за Чарли, но я уверен, что на самом деле из-за мистера Ламберта.
Я попросил дока привезти какие-нибудь игры, «Мистер Рик» или «Убери палочку». Будь доброй сестрой и напиши ему, что заплатишь за меня. Мой счет в лагере пуст.
Твой любящий брат
Дик.
Продолжение рассказа Хью Ламберта
Туннель, ведущий от огромной пещеры, в которой я видел – или подумал, что видел, – оживший труп человека, неожиданно окончился в круглой куполообразной комнате примерно десяти футов в диаметре. Я остановился рядом с Ванарком.
Комната была абсолютно пуста, и из нее не было выхода. Не было и входа! Проследив взглядом по круглой стене, я убедился, что она делает полный круг и в каменной стене нет ни одного отверстия. Удивленный, уверенный в том, что это иллюзия, я протянул руку, чтобы нащупать отверстие, через которое только что прошел.
Предупреждающий крик Ванарка заглушил свист. который становился все громче и превратился в оглушительный рев. Стена обожгла мои пальцы и отбросила руку так сильно, что я потерял равновесие.
Я не упал. Я стоял на одной ноге, мое тело наклонилось под невозможным углом, но я не падал!
Я ошеломленно смотрел на стену. Она не была в ярких точках, как утес или как стены туннеля. Стена была покрыта множеством ярких вертикальных линий, дрожащих и не застывающих.
Нет! Стена была неподвижна. Это мы летели вниз так быстро, что стали невесомыми; так быстро, что я неожиданно испугался: пол подо мной уйдет вниз, и я ударюсь о потолок. Сжавшись от этой угрозы, я посмотрел вверх.
Потолка не было! Только усеянный линиями конус, сходящийся где-то вверху, невероятно далеко от меня.
Я был в машине без корпуса. Я стоял на платформе, и конус, который видел, это шахта, и я стремительно спускаюсь по ней.
Где-то в этой шахте должен быть выпускной клапан для воздуха под плотно прилегающим спускающимся каменным диском, и именно он – источник невыносимого гула, который бил меня по ушам.
Шахта, платформа вибрировали от этого страшного звука. Звук охватил меня и затряс, так что каждый отдельный атом моего тела был в его власти. Еще мгновение, еще одно – и все атомы должны разъединиться. Боль была мучительной. Я весь превратился в боль, весь стал агонией, я ничего не видел и не слышал.
Я протянул руки, повинуясь дикому инстинкту самосохранения, какому-то варварскому импульсу, который заставлял сопротивляться ужасной вибрации, готовой разорвать меня на части. Моя рука коснулась чего-то мягкого, теплого. Плоть, плоть Ванарка. Горло Ванарка.
Мои пальцы сомкнулись на этом горле. Каким-то образом пальцы другой руки присоединились к ним.
Я был лишен зрения, осязания. Я был лишен разума. Я испытывал мучения, пытку. Но я знал, что мои пальцы на горле врага. И сейчас он в моей власти.
Милосердие! Свирепый смех вырвался у меня, и мои пальцы сильней сжались на горле. Я чувствовал, как давится под ними плоть. Чувствовал, как
