а он стоит здесь с того момента, как возникла гора. Все вокруг дышало умиротворением и спокойным, неспешным движением, а разноцветные дома-шатры раскачивались, точно растения в небольшом ручье. Неожиданно граф почувствовал раздражение, эхо неудовольствия Краобана. Какое право имели ситхи чувствовать себя здесь так комфортно? В конце концов, кому принадлежит эта земля?
Через мгновение он опомнился. Такова природа Светлых. Несмотря на великолепные города, сейчас превратившиеся в руины, если вспомнить Мезуту’а, они являлись народом, не привязанным к одному месту. Из того, как Джирики говорил о Саде, их изначальном доме, становилось очевидно, что вопреки долгому пребыванию в Светлом Арде они по-прежнему чувствовали себя путешественниками. Они жили в собственных мыслях, песнях и воспоминаниях. Гора Эрн была лишь еще одним местом.
Мегвин молча шла рядом с ним и, судя по выражению ее лица, старалась скрыть тревожные мысли. Он вспомнил, что много лет назад она привела его посмотреть, как рожает ее любимая свинья. Что-то пошло не так, и ближе к концу свинья начала жалобно визжать от боли. К тому моменту когда удалось вытащить двух мертвых поросят, один из них все еще был запутан в пуповине, которая его задушила, свинья в панике повернулась, и еще один поросенок оказался под ее телом.
В течение этого кровавого кошмара на лице Мегвин было точно такое же выражение, как сейчас. Только после того как свинью удалось спасти, а выжившие поросята начали сосать молоко, Мегвин позволила себе расплакаться. Эолейр вдруг понял, что тогда она разрешила ему себя обнять в последний раз. В тот далекий день, когда он беспокоился за нее и пытался понять, почему она так переживала из-за смерти каких-то животных, Эолейр прижимал Мегвин к себе, чувствуя ее грудь, и вдруг осознал, что, несмотря на свою молодость, она уже стала женщиной. Это было странное чувство.
— Эолейр? — Он уловил дрожь в голосе Мегвин. — Могу я задать тебе вопрос?
— Конечно, леди.
Он не мог забыть, как обнимал ее, когда они стояли на коленях на соломе, а их руки и одежда были испачканы кровью. Тогда он не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас.
— Как… как ты умер?
Сначала ему показалось, что он неправильно ее понял.
— Извините, Мегвин. Как я — что?
— Как ты умер? Мне стыдно, что я не спросила тебя раньше. Была ли твоя смерть благородной, как ты заслужил? О, я надеюсь, ты не слишком страдал. Я не думаю, что смогу перенести, если узнаю, что ты испытывал сильную боль. — Она бросила на него быстрый взгляд и неуверенно улыбнулась. — Но, конечно, это не имеет значения, ведь ты здесь! И все у нас осталось позади.
— Как я умер? — Нереальность происходящего была подобна удару. Эолейр прикоснулся к ее руке и остановился. Они стояли на открытом участке, в броске камня от шатра Ликимейи. — Мегвин, я не умер. Потрогайте меня! — Он протянул руку и взял ее прохладные пальцы. — Я жив! Как и вы!
— Меня убили в тот момент, когда пришли боги, — мечтательно сказала она. — Я думала, это Скали — во всяком случае, помню, как поднялся его топор, — последнее, что я видела перед тем, как пришла в себя. — Мегвин неуверенно рассмеялась. — Как забавно. Можно ли проснуться в раю? Иногда мне кажется, будто я сплю.
— Мегвин. — Он сжал ее руку. — Послушайте меня. Мы не мертвы. — Эолейр почувствовал, что сейчас заплачет, и сердито тряхнул головой. — Вы в Эрнистире, там, где родились.
Мегвин посмотрела на него, и в ее глазах блеснуло любопытство. На мгновение графу показалось, что она его услышала.
— А знаешь, Эолейр, — медленно заговорила она, — когда я была жива, я постоянно испытывала страх. Я боялась, что потеряю то, что люблю. И говорить с тобой, моим самым близким другом. — Она покачала головой, и ее волосы растрепал ветер, гулявший на склоне горы, открыв длинную белую шею. — Я даже не могла сказать, что люблю тебя — любила до тех пор, пока все внутри у меня не сгорело. Я боялась, что, если признаюсь, ты меня оттолкнешь и я лишусь твоей дружбы.
Эолейр чувствовал себя так, словно вдоль его сердца прошла трещина, как в камне, по которому ударили молотком.
— Мегвин, я… не знал. — Любил ли он ее? Поможет ли ей, если скажет, что любит, и неважно, правда ли это? — Я был… слеп, — заикаясь, проговорил он. — Я не знал.
Она печально улыбнулась.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказала она с поразившей его уверенностью. — Сейчас слишком поздно тревожиться о таких вещах. — Она сжала его руку и повела вперед.
Эолейр сделал последние несколько шагов в сторону пурпурно-голубого шатра Ликимейи, как человек, которого в темноте пронзила стрела, и он так удивлен, что продолжает идти, не подозревая, что уже мертв.
Джирики и его мать вели тихий, но напряженный разговор, когда Эолейр и Мегвин вошли. Ликимейя все еще была в доспехах; ее сын — в легкой, мягкой одежде.
Джирики поднял голову.
— Граф Эолейр. Мы рады, что вы сумели прийти. Мы хотим вам кое-что показать и сказать. — Его глаза загорелись, когда он увидел спутницу Эолейра. — Леди Мегвин, добро пожаловать.
Эолейр почувствовал, как напряглась Мегвин, однако сделала реверанс.
— Милорд, — сказала она.
Граф не мог не думать о том, что она видит. Если Джирики представлялся ей небесным богом Бриниохом, тогда за кого Мегвин принимала его мать? Что думала, когда смотрела на волновавшуюся ткань шатра, фруктовые деревья, и умиравший свет дня, и чуждые лица других ситхи?
— Пожалуйста, садитесь. — Как странно, что голос Ликимейи казался музыкальным, несмотря на его резкость. — Не хотите немного перекусить?
— Я — нет, благодарю. — Эолейр повернулся к Мегвин. Она покачала головой, но в ее глазах появилось отстраненное выражение, словно что-то ее отвлекало от того, что происходило в ее присутствии.
— Тогда не будем ждать, — сказала Ликимейя. — Мы хотим кое-что вам показать. — Она посмотрела на посланца с каштановыми волосами, который ранее приходил в Таиг.
Он выступил вперед и опустил на пол мешок, который держал в руках. Затем ловко развязал шнурок, перевернул мешок, и что-то темное вывалилось на траву.
— Слезы Ринна! — выдохнул Эолейр.
Перед ними лежала голова Скали с широко раскрытыми ртом и глазами. Густая желтая борода почти полностью стала алой от крови, которая вытекла из рассеченной шеи.
— Вот ваш враг, граф Эолейр, — сказала Ликимейя. Кошка, только что убившая птицу, могла бросить ее к ногам хозяина с таким же удовлетворением. — Он и несколько дюжин его людей наконец появились в горах к востоку от Грианспога.
— Уберите, пожалуйста. — Эолейр почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. — Я
