не хочу видеть его в таком виде. — Он бросил быстрый тревожный взгляд на Мегвин, но она даже не смотрела в сторону головы, ее бледное лицо было обращено к темневшему небу.
Несмотря на огненно-рыжие волосы, брови Ликимейи были белыми, словно два узких шрама над глазами. Она подняла одну из бровей в очень человеческом жесте насмешливого удивления.
— Ваш принц Синнах именно так демонстрировал своих побежденных врагов.
— Пятьсот лет назад. — К Эолейру вернулось обычное хладнокровие. — Я прошу прощения, госпожа, но мы, смертные, меняемся за такой огромный промежуток времени. Возможно, наши предки были более жестокими, чем мы. — Он сглотнул. — Я видел много смертей, но это стало для меня неожиданностью.
— Мы не хотели вас оскорбить. — Ликимейя бросила на Джирики многозначительный взгляд. — Нам казалось, что вас порадует смерть человека, который поработил ваш народ и забрал владения.
Эолейр сделал вдох.
— Я понимаю. И я также никого не хотел обидеть. Мы благодарны за вашу помощь. Благодарны настолько, что этого не выразить словами. — Он снова посмотрел на окровавленную голову, лежавшую в траве.
Посланец наклонился, поднял голову Скали за волосы и бросил обратно в мешок. Эолейру пришлось сделать над собой усилие и не спросить о судьбе людей Острого Носа. Вероятно, их тела достались стервятникам где-то в холодных восточных горах.
— Вот и хорошо, — ответила Ликимейя. — Нам нужна ваша помощь.
Эолейр постарался говорить спокойно.
— Что мы можем сделать?
Джирики повернулся к нему, но его лицо ничего не выражало, даже в большей степени, чем обычно. Возможно, он осуждал поступок матери? Эолейр отбросил эту мысль. Попытка понять ситхи приводит к недоумению, граничащему с безумием.
— Теперь, когда Скали мертв и его армия разбежалась, мы выполнили свою задачу, — сказал Джирики. — Но мы сделали лишь первые шаги по этой тропе. Теперь наше путешествие начнется в полной мере.
Пока Джирики говорил, его мать потянулась куда-то за спину и достала кувшин, маленький и широкий, но изящный, с гладкой поверхностью темно-синего цвета. Ликимейя засунула в него два пальца, а когда их вытащила, Эолейр увидел, что кончики стали серо-черными.
— Мы сказали, что не можем остановиться на победе над Скали и его бандой, — продолжал Джирики. — Мы должны отправиться в Юджин э-д’а Сикханай — место, которое вы называете Наглимунд.
Медленно, словно выполняя ритуал, Ликимейя принялась раскрашивать лицо, начав с того, что провела две темные линии на щеках и вокруг глаз.
— И… что может сделать для вас Эрнистир? — спросил Эолейр.
Он не мог оторвать глаз от матери Джирики.
Ситхи слегка наклонил голову, потом поднял ее и посмотрел графу в глаза, чтобы заставить его слушать внимательно.
— Ради крови двух наших народов, которую они пролили друг за друга, я прошу, чтобы к нам присоединился отряд ваших воинов.
— Присоединился к вам? — Эолейр подумал о стремительной сияющей атаке ситхи. — Но какую помощь мы можем оказать?
Джирики улыбнулся.
— Вы недооцениваете себя — и переоцениваете ситхи. Для нас очень важно захватить замок, прежде принадлежавший Джошуа, но это будет битва, каких еще не было. Кто знает, какие сюрпризы можно ждать от смертных, когда начнут сражаться Садорожденные? Сейчас нас очень немного. Нам необходимы ваши воины, Эолейр. Мы в вас нуждаемся.
Ликимейя уже нарисовала маску вокруг глаз, на лбу и щеках, и ее янтарный взгляд казался пламенем в темноте, подобно самоцветам в скалистой расселине. Она провела три линии от края губ до подбородка.
— Я не могу принуждать моих людей, Джирики, — сказал Эолейр. — В особенности после того, что с ними произошло. Но, если я пойду с вами, думаю, многие ко мне присоединятся. — Он подумал о чести и долге.
Его лишили мести Скали, но складывалось впечатление, что риммеры являлись лишь орудием Элиаса — и еще более страшного врага. Эрнистир свободен, но война еще не закончилась. Граф также испытывал определенный соблазн участвовать в серьезном сражении. Возвращение Эрнисдарка в сочетании с безумием Мегвин становились для него почти непереносимыми.
Небо над головой стало темно-синим, цвета кувшина Ликимейи. Ситхи принесли откуда-то яркие сферы и устанавливали их на деревянных стойках посреди лагеря, ветви фруктовых деревьев, освещенные снизу, засияли золотом.
— Я пойду с вами в Наглимунд, Джирики, — наконец сказал Эолейр. Краобан присмотрит за народом Эрнисдарка, решил он, а также за Мегвин и женой Ллута Инавен. Краобан продолжит работу по восстановлению страны — эта задача прекрасно подойдет старику. — И приведу столько воинов, сколько согласится со мной пойти.
— Благодарю вас, граф Эолейр. Мир меняется, но некоторые вещи остаются прежними. Сердца Эрнистира постоянны, — сказал Джирики.
Ликимейя поставила кувшин, вытерла пальцы о сапоги — на них осталось большое пятно — и встала. Теперь она стала еще более чуждой и вызывавшей тревогу.
— Значит, мы договорились, — сказала она. — Когда наступит третье утро после сегодняшнего вечера, мы поскачем к Юджин э-д’а Сикхуней. — В свете сфер казалось, что ее глаза испускали собственное сияние.
Эолейр не мог долго выдерживать ее взгляд, но любопытство победило.
— Прошу прощения, госпожа, — сказал он. — Надеюсь, мои слова не покажутся вам невежливыми. Могу я спросить, что вы сделали со своим лицом?
— Это пепел. Пепел скорби. — Она издала странный глухой звук. — Ты не сможешь понять, смертный, но я все равно тебе отвечу. Мы отправляемся на войну с хикеда’я.
Несколько мгновений Эолейр пытался понять, что это значит, но тут заговорил Джирики.
— У ситхи и норнов общая кровь, граф Эолейр, — заговорил он тихо и печально. — Но нам придется с ними сражаться. — Он поднял руку и сделал жест, как если бы тушил свечу — быстрое движение и покой. — Нам предстоит убивать членов своей семьи.
По дороге обратно Мегвин молчала. И только после того, как показались наклонные крыши Таига, заговорила.
— Я отправлюсь с тобой. Я хочу увидеть, как воюют боги.
Он отчаянно потряс головой.
— Вы останетесь здесь, с Краобаном и остальными.
— Нет. Если ты меня не возьмешь, я все равно последую за тобой. — Ее голос стал спокойным и уверенным. — И в любом случае, Эолейр, что вызывает у тебя такой страх? Я ведь не могу умереть дважды. — Она рассмеялась слишком громко.
Эолейр принялся с ней спорить, но она твердо стояла на своем. Наконец, в тот момент, когда он уже начал терять терпение, ему в голову пришла новая мысль.
Целительница сказала, что она сама должна найти дорогу обратно. Быть может, это станет частью ее дороги?
Но ведь ей будет угрожать опасность. Он не мог позволить ей так рисковать. Однако и остановить был не в силах, даже если не возьмет с собой — безумная или нет, она была едва ли
