Своей дорогой я шел, Михашир. Ровно шел, не вихляя по обочинам и не сваливаясь в придорожные канавы. Потом… Потом меня просто взяли и переставили на другую дорогу. Не в человеческих силах было этому воспротивиться. Теперь я стражник. Не вор. Прошлое — в прошлом, понимаешь? Если когда-нибудь мне станет душно в этом панцире, — Рикатс гулко постучал себя кулаком по груди, по черному изображению скорпиона на сером фоне, — я его сниму. Но пока он на мне, не ищи внутри меня вора, Михашир, не найдешь.
Ты играешь в Пять костей? А-а, о чем я, конечно не играешь. И я уже два года как не играю… Но ты наверняка видел игру. Можно сыграть партию белыми костями, а следующую — желтыми. Но нельзя играть и белыми, и желтыми одновременно.
— Жизнь — не партия в кости, — задумчиво проронил Михашир. — И цветов в ней куда больше, чем два, и набор костей иногда достается самый фантастический.
— Это значит, что ты мне не веришь? — играя желваками, спросил Рикатс.
Михашир неспешно покачал головой.
— Это значит, что не надо разговаривать со мной как с ребенком. Мы не в академии на занятиях по риторике. Ты всегда учился лучше меня, но и я в состоянии понять, что при помощи отвлеченных аналогий можно подвести к любым выводам. Вообще, умение владеть словом — мощное оружие. Ты помнишь, как наш учитель Мирдгран с изумительной четкостью доказывал, что белое — это черное?
— Помню. — Рикатс помимо воли улыбнулся. — Я нашел изъян в его доказательстве.
— А я вот до сих пор нет.
Снова помолчали. Но теперь явно раздражен был Рикатс. Это было заметно, и Михашир испытывал мрачное удовлетворение.
— Так что же ты скажешь? — не выдержал Рикатс.
— Я скажу, что тебе достаточно было просто ответить «нет» на мой вопрос.
— Все-таки?..
— Ага.
Рикатс негромко засмеялся. Сначала несколько принужденно, затем более открыто.
— Наверное, это будет преследовать меня всю жизнь, — сказал он с показным покаянием.
— Что именно?
— Упреки в том, что я слишком много говорю.
Теперь посмеялся и Михашир.
— Да уж можешь не сомневаться! Ты обожаешь послушать себя.
— Что поделать, если больше, порой, слушать некого.
— Само собой. Про ровную дорогу это ты красиво излагал. Без вихляний и придорожных канав… Надо будет записать, наверное.
Михашир закатил глаза и прицокнул языком, за что был награжден шутливым тычком в бок.
— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты скотина, Михашир?
— Было пару раз.
— Пожалуй, стоит говорить почаще.
Эта незатейливая пикировка была необходима обоим. Чтобы разбить лед напряженности, вставший после неприятного разговора. Неприятного, как ни крути. Является ли преступлением против дружбы подозрение друга в предательстве? Возможно, подлинная дружба должна быть выше подобных подозрений? А если это не так, кого из друзей следует винить?
Впрочем, так или иначе, цель была достигнута. Молчаливым соглашением разговор был оставлен в прошлом.
— Так о чем же все-таки говорится в этой трижды проклятой записке? — спросил Михашир.
Рикатс поднял на него недоуменный взгляд.
— Понятия не имею!
Пришел черед Михашира изумленно смотреть на друга. Возникшая немая сцена длилась несколько секунд, прежде чем в глазах Рикатса засветилось понимание.
— А-а! Я сказал, что мне знаком шифр, и ты сделал вывод, что я могу прочесть написанное.
— Естественно! — Михашир пожал плечами. — Разве это не очевидно?
— Сейчас объясню. — Рикатс покровительственно улыбнулся. — В том-то и достоинство такого шифра, что его могут прочесть только знающие ключ. А это, как правило, два человека — написавший письмо и тот, кому оно предназначено.
— Ключ? — Михашир приподнял бровь, требуя разъяснений.
— Конечно. Ключом может быть любая фраза, желательно, достаточно длинная. Никто и никогда не станет использовать один и тот же ключ более одного раза. Понимаешь, самый примитивный шифр — это когда каждой букве соотносится какой-либо символ. Какая-либо другая буква или цифра, или придуманный значок. Человек, набивший руку на расшифровке, почти всегда сможет прочитать такое письмо. Другое дело наш… тьфу, тринадцатый бог… воровской шифр. Если в двух словах, шифруемый текст как бы складывается с ключом. Буква с буквой, понимаешь? При всей своей простоте такое послание практически невозможно расшифровать, не зная ключа. Ведь одна и та же буква будет зашифрована по-разному на разных позициях.
Михашир, с сосредоточенным видом внимающий другу, медленно покивал.
— Значит, прочитать записку у нас не получится?
— Никаких шансов.
— Что ж, — Михашир щелчком отправил листок папируса подальше от себя. — Тогда выкинем ее из головы.
Рикатс прихлопнул ладонью листок, готовый упасть со стола.
— Не спеши! Да, мы не сможем записку прочитать, но это не значит, что мы ничего не сможем из нее выжать.
Михашир сдвинул брови, пытаясь осмыслить услышанное. Но задача оказалась непосильной, и он пожал плечами.
— Прости, но вот теперь я тебя не понимаю. Что нам выжимать из записки, которую мы не в состоянии прочитать?
Рикатс окинул друга сострадательным взглядом. Не без некоторой нарочитости, впрочем.
— Михашир, Михашир… Да, я действительности много лет дружил с Глазом. Хотя, в общем-то, я не жалуюсь, все же иногда его скудоумие доводило меня до исступления. Но разве можно многого требовать от этого сына трущоб? Теперь я дружу с тобой, а ведь ты — выпускник академии самого Мирдграна Хромого! Так почему же, ответь, стоит мне закрыть глаза, накатывает ощущение, что я вернулся в те годы?
— Ты видишь какой-то смысл в этих своих оскорблениях? — после недолгой паузы спросил Михашир неожиданно спокойным тоном.
По малоподвижному и не слишком выразительному обычно лицу Рикатса пробежала целая волна сменяющих друг дружку эмоций. Злость, раздражение, сарказм… Наконец, сарказм смягчился до легкой ироничности — таким его чаще всего и привыкли видеть люди из ближайшего окружения.
— Да нет, если честно. Это просто недурной способ встряхнуться, хоть немного поднять себе настроение. Знаешь, наорешь на другого и сам себе кажешься лучше. Я бы мог даже извиниться, но вижу, что ты не особо оскорблен. И все же, клянусь Жалом, ты не даешь себе труда хоть немного поразмыслить. Давай я тебе помогу, если ты не против.
— Как будто, если я буду против, это тебя остановит, — фыркнул Михашир. — Давай, расскажи мне, что ты сумел вытянуть из непрочитанной записки.
Рикатс пододвинул лист папируса так, чтобы он лежал прямо напротив Михашира. Осознанно или нет, но он копировал поведение Мирдграна, когда тот хотел заставить ученика самостоятельно обнаружить свою ошибку.
