от очередного, уже летящего в голову, за которым неслась целая россыпь. Чародейка вызвала вокруг себя вихрь, сбивая большинство шипов, однако пара все-таки достала ее. Если бы не последовавшая за вихрем вспышка молнии, шипы пробили бы Жозефину насквозь.
Гирт ван Блед не ослабил натиск. Льдины срывались в стремительный полет и бомбардировали противницу бесконечным градом. Чародейке приходилось скакать из стороны в сторону, поднимать вихри, сбивать шипы молниями, но несмотря на реакцию, скорость и ловкость, она чувствовала, как острые копья задевают руки и ноги, видела, как они проходят в опасной близости от лица. Чародей вдруг отвлекся, чтобы восполнить запас ледышек из фляги. Жозефина воспользовалась моментом, выстрелила молниями, добавила вихрем, пустив его по земле. К ночному небу взметнулся столб поднятой пыли. Ван Блед закрылся руками, отскочил назад, едва сохраняя равновесие.
Из фляги на землю выплеснулась вода. Оставшиеся вокруг чародея ледышки беспомощно разлетелись по сторонам. Жозефина бросилась на врага, на ходу швыряя молнию. Однако тот пришел в себя быстрее, чем она ожидала. Повинуясь широкому взмаху руки колдуна, из фляги вылилась струя замерзающей воды, растянулась в стену, которая приняла на себя молнию Жозефины, рассыпалась на ледяные осколки. Но те почти мгновенно собрались в кучу, зависли перед колдуном и образовали ледяное копье, которое ван Блед без замаха метнул в Жозефину.
Чародейка подпрыгнула, с силой оттолкнувшись от земли, услышала звон разбившегося о землю льда. Ван Блед запустил на упреждение несколько ледяных осколков в то место, куда должна была приземлиться чародейка, но та зависла в воздухе. Колдун, однако, не растерялся и метнул в парящую Жозефину пару шипов, но та, оттолкнувшись от воздуха, рывком взмыла еще выше, метнула с высоты молнию. Криомант отскочил, послал в чародейку ледышку. Жозефина рывком спустилась к земле, рванулась в сторону, вновь подлетела выше, перенеслась в другую сторону, избегая швыряемых в нее шипов, сама стреляла молниями в ответ и приближалась безумными зигзагами. Ван Бледу пришлось отступать. Он зарычал от злобы, отчаянно и тщетно огрызаясь на парящую по воздуху противницу, перемещения которой не мог предугадать. И вдруг Жозефина подлетела почти вплотную, взмыла ввысь и рухнула на чародея, с силой припечатав его каблуками туфель в грудь.
Ван Блед не устоял, повалился на землю. Чародейка мягко, почти невесомо приземлилась, взметнув пыль, и выстрелила молнией с кончиков пальцев. Колдун успел откатиться, ловко подскочил на ноги, но Жозефина выбросила вперед руки с раскрытыми ладонями и поразила Гирта мощным разрядом.
Колдуна швырнуло на стену. Чародейка утерла кровь с рассеченной щеки и пошла на поверженного врага. Шаги дались с трудом: левитация отняла слишком много сил, вымотала, дышать ровно и глубоко было трудно. Кроме того, бурлящий в крови адреналин и эйфория от предвкушения близкой победы мешали контролировать себя. Но Жозефина шла, вскинув руку, в которой копились молнии.
Она переоценила себя и недооценила выносливость ван Бледа, посчитала, что одного крепкого удара достаточно, чтобы свалить его. Колдун взмахнул рукой, выплескивая из фляги струю воды. Вода не замерзла, а туго сплелась в бич, обмотала запястье левой руки чародея, став ее продолжением, хлестнула Жозефину, а затем оплела ее арканом вокруг груди, прижав руки к бокам. Чародейка дернулась, однако аркан затянулся туже.
Гирт грузно поднялся, опираясь свободной рукой о стену. Затянул аркан еще туже. Жозефина вскрикнула, стиснув зубы, почувствовала, что ее потянуло к колдуну. Она уперлась пятками в землю, однако аркан сдавил ей ребра, лишая возможности продохнуть и сопротивляться. Ослабшие ноги подогнулись, Жозефина упала на колени. Ван Блед дернул ее, но лишь сам покачнулся. Затянувшаяся драка все же вымотала и его. Он намотал «веревку» на руку, приблизился на нетвердых ногах к чародейке, доставая из-за пояса нож.
Но тут по телу чародейки прошел разряд молнии, отчаянный и слепой выброс последних крох энергии арта перекинулся на водяной аркан. Гирт ван Блед бешено взвизгнул, нелепо задергался, попятился к стене. «Веревка» размякла, исказилась, ослабла и вдруг осыпалась на землю лужей воды, окатив Жозефину брызгами. Мокрая чародейка упала на четвереньки, жадно глотая воздух ртом, закашлялась, но нашла в себе силы, поднялась и, качаясь, пошла на чародея. Слабый вихрь подкинул выпавший из руки колдуна нож, Жозефина подхватила его и, остервенело взвизгнув, замахнулась.
И вдруг замерла, роняя нож из отказавшейся подчиняться руки.
Чародей вскинул напряженную руку со скрюченными пальцами, и Жозефина одеревенел от ужаса.
Ван Блед схватил застывшую чародейку за волосы, швырнул на стену, прижал собой, уперся коленом в бедро. Его лицо с мстительно горящими голубыми глазами оказалось почти вплотную к ее лицу. Она увидела изуродованную обожженную щеку и звериный оскал. Чародей ударил Жозефину под дых, та задохнулась и обмякла, а затем впился пальцами и стиснул ей левую грудь. Жозефина закричала от боли, из глаз брызнули слезы. Пальцы колдуна словно превратились в тонкие иглы, погрузились в грудную клетку чародейки, сдавили сердце. Чародейку обожгло огнем изнутри. Кровь застыла в жилах. Сердце глухо стукнуло, готовое лопнуть и разорваться. Жозефина захрипела, теряя сознание.
Где-то внутри бешено металась в панике мерзость, а чародейка понимала, что перепуганная трусливая сука позвала ее. И на этот раз ее не удержать на поводке…
Над землей пронеслась чья-то тень. Большой филин зло ухнул, пикируя на колдуна, и растянулся в человеческую фигуру. Щелкнул пружинный механизм, и Эндерн рухнул на ван Бледа, всаживая ему в плечо нож по самую рукоятку.
Колдун завопил, валясь в пыль под весом оборотня. Эндерн щелкнул механизмом на левой руке, раскрутил на пальцах выскочивший нож и прицелился чародею в глазницу. Но не ударил — его рука застыла. Эндерн попробовал сопротивляться, но вдруг неестественно скрючился, засипел, краснея от натуги. Колдун пополз назад, шипя от боли и выставив перед собой руку с дрожащими пальцами.
Ведьма поднялась, расправила плечи, сладко потянулась, довольно щурясь, ощущая каждой клеточкой тела долгожданную пьянящую свободу.
Нет! Ты мне не нужна! Я тебя не хочу!
Хочешь, сестричка, ты очень хочешь меня. Нам ведь так хорошо вместе.
Ведьма крепко обняла Жозефину, горячо поцеловала в губы, пресекая протест, и предательски толкнула ее в поток бурлящей, вязко и тягуче растекающейся черной жижи. Смолянистое месиво с жадностью поглотило ее, оплело, опутало склизкими жгутами и путами. Чародейка увязла, захлебываясь отчаянным криком, ее потянуло на самое дно, чтобы никогда не выпустить, навечно похоронить в недрах обезумевшего рассудка.
Ведьма издевательски расхохоталась.
Мерзость успокоилась, почувствовав себя в безопасности, и довольно заурчала. Мерзость любила ведьму — ведьма хорошо и сытно кормила ее. Не то что та, другая, которая обижала мерзость и заставляла голодать.
Она принялась ластиться и мурлыкать. Дразнить и заводить новую хозяйку, проскальзывая во влажную промежность черными пульсирующими щупальцами, усиливать то пережитое чувство, от которого дремавшая ведьма проснулась. Мерзость знала, что та любит, и давала ей то, что та хочет.
Она видела ван Бледа и Эндерна, а в воздухе стоял крепкий запах крови и смерти. Тот самый запах, от которого ведьма дурела и пьянела, который стимулировал ее сильнее самого сильного наркотика, сводил с ума.
Ведьма охнула, по телу побежала приятная дрожь. Ее душило и распирало от нетерпения, она тяжело, хрипло дышала, горела от нарастающего возбуждения, мелко тряслась от злости. Она не даст им друг друга убить! Не даст лишить себя радости и веселья! Убьет сама, по очереди. Медленно, чтобы не потерять ни капельки удовольствия от процесса. Мерзость подхалимски поддакивала, угодливо ласкала новую хозяйку между ног, подталкивая ее, направляя. Сегодня они обе насытятся, упьются, утолят свой голод.
— Мы еще не кончили, mon amour! — прохрипела ведьма, сковывая ван Бледа.
Чародея скорчило, выкручивая суставы рук. Эндерн, освободившись от его власти, упал на колени, хрипя и давясь кашлем. Ван Блед истошно завыл, выгнулся дугой. Он пробовал сопротивляться, проявить норов и своеволие. Ведьма голодно облизнулась. Сильный. Непокорный. Она любила сильных, обожала ломать непокорных. Они продлевали предвкушение, томительное ожидание блаженства. Совсем немножко, но ведь это только игра, в которой есть лишь одна победительница.
Он стоял перед ней на неестественно подогнутых ногах, жалкий, ничтожный, беспомощный, в полной и абсолютной ее власти. Ужас, растерянность, непонимание. Нужно совсем чуть-чуть, всего
