Тимур наклоняется к уху Серого и едва уловимо шепчет сквозь повисший в столовой шум и гам:
– Спорим, на ужин у нас останется только Василек?
Серому даже спорить не хочется. Он уже понял, что Михась отберет у бородачей свой автомат и избавит Василька от их общества.
Глава 10
Руслан и его люди пьют и веселятся, и все остальные послушно веселятся вместе с ними. Мама, Серый и Тимур мечутся между кладовкой и столовой, выставляют на стол запасы, отдают уже готовое. Руслан, Сан Саныч, Петрович и Юрий добреют, откладывают оружие в сторону и полностью переключаются на еду. С их стороны угощение скудное – только несколько пачек сухариков, вода и две бутылки коньяка. Идут разговоры за жизнь, все делятся друг с другом своими историями, хохочут над шутками. Да еще от коньяка Прапор и Михась расслабляются. Была бы третья бутылка – и пошло бы братание.
И всё бы ничего, но вот ни Тимуру, ни Серому, ни Васильку не дают присоединиться к посиделкам и вообще выгоняют из-за стола – помогать маме. Мама бегает с тарелками и банками, ни на минуту не садясь. Верочка же лихорадочно замешивает тесто – Михась сдуру ляпнул про ее прекрасные пироги. У Серого нет возражений насчет помощи женщинам. Работы много, ее нужно делать быстро, поэтому чем больше рук – тем лучше. Но если маму и Верочку потом с почетом усаживают за стол, то их троицу оставляют на положении подай-принеси. Да еще у Серого от злости сводит зубы, когда маму начинают настойчиво тискать, целовать руки и заваливать пьяными комплиментами. Маме это явно не нравится, но она молчит, а ни Прапор, ни Михась даже не пытаются ее защитить! Даже метают на Серого грозные взгляды, стоит ему только дернуться в ее сторону. А когда Тимур, не стерпев, стаскивает пару кусочков, то подскакивает от грозного рыка Петровича:
– Не смей жрать с нашей тарелки!
Тимур изумляется, открывает рот, чтобы ответить, но тут же получает тычок от Василька.
– Вы извините его, Петрович, – Василек виновато улыбается и быстро меняет тарелки. – Они же не знают правил.
Петрович добреет, увидев его склоненную голову и заискивающую улыбку.
– А, точно… Ну ты уж объясни им политику партии, ага?
– Так вот, усадьба, – снова говорит Прапор. – Малолетки эти мне самому не нравятся. Гонору у них столько, что хочется дать по зубам…
– Мы бы их уже давно того, – выразительно чиркает Михась ногтем по горлу. – Но и без того дел хватает, да и оружия нет – только ножи. А у близнецов там огнестрел…
До Серого доходит, что Прапор и Михась не просто так заговорили об усадьбе и ее хозяевах.
– У нас тоже есть! – довольно ржет Юрий, выхватывает пистолет, залихватски крутит его на пальце и прячет обратно в кобуру.
– Чё стоишь, Василек? Топай отсюда! – подгоняет Саныч.
Василек молча кивает, бросает быстрый взгляд на хохочущего Михася и утаскивает Тимура с Серым на кухню.
– Это чего сейчас такое было? – возмущенно шипит Тимур.
– Новое общество, в котором размножаются только самые сильные самцы, – четко выговаривает Василек. – Слабые волочатся в конце иерархии, без женщин и права голоса. Вы же вообще попались на горячем, теперь ваше место даже не двадцать пятое. У Руслана на этот счет очень четкая позиция.
– Чего-чего? – возмущенно тянет Тимур.
Его глаза наливаются злостью, лицо краснеет от гнева, даже волосы встают дыбом. У Серого же снова сжимаются кулаки. Он целиком и полностью разделяет бешенство друга.
– Мы не гомики, понял? Так что пошли они со всеми своими… – начинает Тимур.
Но Василек снова шикает на него и, быстро оглянувшись на свою группу, буквально выталкивает Серого и Тимура в коридор.
– Лучше не спорь – нарвешься, – предупреждает он и, наклонившись к ним, с робкой надеждой спрашивает: – Эти хозяева… Они могут с ними справиться?
Влажные карие глаза лихорадочно блестят. Василек нервно кусает губы, теребит то кольцо на пальце, то кончик толстой косы. Вблизи становится видно, что его юношеская тонкость – результат долгой голодовки. По сравнению с Русланом, Юрием и другими он вообще выглядит хуже всех: черные круги под глазами, впалые щеки. Былую ухоженность выдает лишь гладкая кожа на подбородке, какой не добиться обычной бритвой. Да, его и вправду легко представить Васильком, цветущим, аккуратным, одетым с иголочки щеголем. Но сейчас он больше похож на ободранного тощего кошака, которого когда-то выкинули на улицу из уютной квартирки.
Серый смотрит на его дерганые движения, понимает, что тот сам бы с удовольствием всех перетравил, и со вздохом признается:
– Мы не знаем, что там есть, правда.
– Ты не волнуйся, – говорит Тимур. – Хозяев каким-то оружием не возьмешь. Им хватит одного взгляда.
– Ага, – поддакивает Серый.
Василек скептически выгибает бровь, недоверчиво хмыкает – не верит. Серый и Тимур не удивляются, не настаивают и не рассказывают подробности. Если бы им месяц назад кто-то рассказал о близнецах, они бы тоже не поверили.
– Эй! Вы где там?! – орет из столовой Сан Саныч. – Еще зелени нарубите!
И хохот продолжается. Слышно, как Прапор и Михась объясняют расположение входов, выходов и разных помещений в хозяйском особняке. И каждое их слово – безбожное вранье, потому что единственное, что они видели, – путь от гостевого крыла в столовую и центральный выход. Мама и Верочка молчат, словно воды в рот набрали. Они тоже понимают, что Прапор с Михасем хотят отвлечь и разделить чужаков.
Василек вздыхает с видом человека, потерявшего всякую надежду:
– Руслан сейчас пойдет штурмовать эту усадьбу…
Тимур ободряюще хлопает его по плечу.
– Это его проблемы, поверь.
Они еще пару часов бегают от кладовки до стола, что-то режут и подают. Руслан с друзьями жрут в три горла, тискают по очереди маму, обещая всякие подарки, чуть мягче тискают Верочку, настойчиво ощупывая живот, и, когда солнце уже клонится к горизонту, разбирают оружие.
– Ну чё, пошлите, пацаны? Глянем на этих хозяев, побазарим о власти… – говорит Петрович и демонстративно передергивает затвор на автомате.
Остальные одобрительно хохочут, хмельные и уверенные в себе. Михась подрывается с места, глаза у него вспыхивают:
– Я с вами!
Но черное дуло пистолета тут же нацеливается ему в грудь.
– Не-а, ты уж прости, дружище. Мы не хотим, чтобы ты рисковал собой, – Сан Саныч сокрушенно вздыхает и тыкает пальцем в Серого с Тимуром. – Пойдут они.
Мама прижимает руки к щекам, Верочка белеет.
– Да вы не волнуйтесь, они только дорогу покажут – и домой, – добродушно добавляет Руслан для них. – Мы ж не звери, чтобы пацанов в бой бросать! Василек, Юра, присмотрите, чтобы глупостей не творили. Если не вернемся, сами знаете, что делать.
Василек молча усаживается в кресло, опускает голову, и это больше похоже на то, как складывается марионетка, у которой обрезали ниточки. Юрий бодро козыряет своему командиру и не обижается, что его не берут. Он спокойно вытаскивает пистолет и подмигивает напряженному Прапору:
– Новые люди, сами понимаете, Прапор. Михась, не обижайся, мы с тобой завтра на охоту пойдем. Побьем птиц. У нас патронов много: два с половиной ящика!
Михась сводит брови, бросает быстрый взгляд на Василька. Ему явно хочется наплевать на все, воткнуть нож Юре в горло и схватить вожделенное оружие. Но Василек давно знает своего друга и быстро качает головой, предупреждая, что не надо. Михась недовольно сопит, садится на место и с воистину садистским наслаждением вонзает вилку в соленый огурец.
Напоследок Руслан, Сан Саныч и Петрович напиваются крепкого чая. Тимур и Серый послушно идут первыми, открывают дверь и выходят во двор. Первое, куда падает взгляд, – небольшая деревянная двухколесная тачка чужаков, прикрытая брезентом. Какие-то ее части самодельные, например, колеса явно откручены от велосипедов. Предзакатное желтое солнце окрашивает дерево в теплые цвета, высвечивает внутри что-то блестящее – одним словом, соблазняет откинуть брезент и посмотреть на те самые два ящика патронов.
