На улицах Вейшана почти не было людей. Лишь двое сидели у фонтана на площади, да еще трое переходили из одного кабачка в другой. Тогда Майорк последовательно просмотрел каждый дом и каждый кабачок. С неудовольствием он увидел, что в основном люди расположились в уютных общественных заведениях и бессовестно пьют за его счет. Их печальные лица ничуть не волновали мага. Что ему до чьей-то печали! Плохо то, что они пьют. Не вина жалко и не пива — Майорк никогда не скупился, если средств требовало дело, да и не стоило ему ничего это зелье. Но какую энергию он возьмет от пьяных? Нет, надо прекращать с бесплатной выпивкой. Пусть лучше едят. Чем здоровее будут — тем лучше.
Старик бросил зеркальце на стол и, в раздражении от увиденного, прошел в подземелье. Там, в самой дальней комнате, на цепях висел его пленник, нагло сбежавший из Вейшана. Пока он еще живой, но сил в нем остается все меньше и меньше. Вчера Майорк выдумал для него отличную пытку, но испробовать поленился. А сейчас у него было подходящее настроение…
… Когда маг, удовлетворенный, выходил из дальней комнаты, над Акитом уже висела лупа. Старик не видел ее, но знал, что сегодня лупа обязательно будет в небе. Полная, желтая как кошачий глаз, окруженная словно слугами тысячью звезд. Ночь! Самое лучшее время. Глупо устроен мир! День — ночь — день… Зачем? Не проще ли, не приятнее ли вечная ночь? Нужно будет непременно заняться этим, когда весь мир окажется в одних руках — в руках великого Майорка.
Внезапно старик насторожился. В подземелье ясно слышались посторонние звуки. Шорох, шелест, шепот… Что это? И вдруг, словно упала наконец заговоренная капля из клепсидры, все подземелье наполнилось белыми призрачными фигурами. Маг различил даже лица — красивые, чистые, с печальными глазами. Его передернуло. Одно дело видеть подобное в зеркале, и совсем другое — наяву. Тем более что все эти глаза уставились именно на него, Майорка! В растерянности старик забормотал какие-то заклятья, но вместо того, чтобы исчезнуть, призрачные фигуры вдруг обрели плоть. Великий маг ошибся! Холодный пот прошиб его. Хорошо, что он не успел дочитать это заклинание до конца. Плоть, но бессильная, почти мертвая была перед ним.
Фигуры зашевелились, начали приближаться к магу. Лихорадочно озираясь, старик обратил руки в вороньи крылья и взлетел к потолку. Но фигуры, нисколько не озадачившись, без усилий также поднялись вверх. И тогда Майорк понял. Это не люди, а их души заполнили его подземелье! Он забыл сдуть из зеркальца картину и перевернуть его, и теперь сюда смогли проникнуть души тех, кто был пленен им в Вейшане… Словно тени, плыли под потолком белые фигуры. Они не касались мага, но и не выпускали его из круга. Майорк попытался прорваться, но обретшие плоть души кольцом окружили его. Все ближе и ближе подплывали они к магу. Старик задыхался, хриплое дыхание с трудом вырывалось из горла… Словно железным обручем сжало вдруг голову и в висках глухо застучали тяжелые молоточки. Вот уже души протянули к его крыльям тонкие нежные руки, вот уже чьи-то пальцы выдернули несколько перьев…
И тут Майорк вспомнил заклятье. Первые слова он проговорил, запинаясь, но вскоре голос обрел силу, и маг прокаркал спасительные слова. На мгновение лишь движение замерло, затем фигуры вновь стали призрачными. Они опустились и быстро, тихо исчезли, оставив на каменном холодном полу тощее тело перепуганного старого Майорка.
Сырой, с гнильцой воздух подвала, казалось, проникал во все поры. Еще не открывая глаз, Конан попробовал повернуться, но тут же голова его будто треснула и раскололась на две части. Одну часть он чувствовал отлично — страшная боль иглой засела в виске и вкручивалась все дальше, разрывая мозг. Другой части словно не было вовсе. Киммериец сделал еще одну попытку повернуться, но застонал и снова упал на влажный земляной пол.
— Конан… — в гнетущей тишине шепот Хольда звучал растерянно. Юный врачеватель осторожно положил теплую ладонь на лоб варвара, затем подвинул ее ниже, к виску. — Не двигайся. Сейчас я попробую помочь тебе. Он зашуршал в темноте, явно перебирая в своем мешке какие-то бумажки, потом замер на миг и вдруг плотно приложил к виску Конана мягкую пушистую тряпочку. Боль вспыхнула с новой силой. Киммериец дернулся, но Хольд сжал его мощную руку своей тонкой рукой и тихо заворковал что-то утешительное. Никогда и никто еще не разговаривал с Конаном так: ласково, нежно, и в то же время твердо и настойчиво. Варвар усмехнулся про себя и подчинился. Сжав зубы, он терпел довольно долго, пока не почувствовал вдруг с удивлением, что боль уходит, и не просто уходит. Вместо нее голову обволакивает приятная истома, проясняются мысли… и очень хочется есть. Будто и не было барашка, бобов, солонины, жареных перепелов… Конан сглотнул слюну и начал вставать, слегка опираясь рукой на Хольда, тот же, напротив, попытался уложить варвара обратно.
— Эй! Чего это вы там обнимаетесь? — грубый, немного встревоженный незнакомый голос заставил Конана вздрогнуть и вновь ощутить прилив ярости. Он вспомнил! Драка в трактире, потом их окружают бандиты, потом он давит одного из них и… И теперь он в плену, лежит в этом подвале с разбитой головой, рядом Хольд, где Иена — неизвестно… Словно отвечая на его мысли, юный врачеватель наклонился и зашептал ему в ухо:
— Иена здесь. Но с ней, по-моему, что-то неладно. Я пробовал с ней заговорить, а она только бормочет…
— Эй! — Бандит привстал и швырнул в их сторону камень. — Заткнитесь!
Конан не ответил. Опершись на локоть, он внимательно смотрел на Иену. Девушка покачивалась из стороны в сторону, взгляд ее был затуманен, руки бессильно повисли вдоль тела. Но вот она подняла голову… Смутная догадка поразила Конана. Наступила ночь! Значит, Иена уже — суккуб! Ни он сам, ни Хольд не подумали об этом заранее… Что же теперь будет? Конечно, Конан сумеет справиться с ней, как и раньше, но ведь шум обязательно услышит охраняющий их бандит, позовет других и тогда… Тем временем Иена осмотрелась, пухлые губы ее зашевелились, узкий язычок высунулся и несколько раз быстро провел по зубкам. Потом девушка встала, сделала несколько неуверенных шагов, будто слепая, и направилась… к охраннику! Тот, сначала грозным окриком пытавшийся остановить ее, заметил наконец в глазах пленницы что-то влекущее, томное; он гыкнул, оскалился и, сбрасывая оружие, притянул Иену к себе. Киммериец отвернулся.
Конан лежал на животе, одной рукой крепко держа вырывающегося Хольда, а другой зажимая ему рот. Юный врачеватель мычал, извивался, но вырваться из железных объятий варвара не мог. Тот и сам, слыша за спиной тяжелое дыхание и стоны девушки и бандита, скрипел зубами от ярости и обиды, и все же он понимал: иного выхода у них нет. Конечно, они не расскажут потом Иене, как все произошло. Девочка никогда не узнает, каким образом им удалось избавиться от охранника. Ведь он сидел на самой верхней ступени подвала, с ног до головы обвешанный оружием, и явно не собирался спать. Ему ничего не стоило открыть дверь и в случае опасности кликнуть остальных, гуляющих наверху бандитов. И тогда они, разгоряченные вином и ненавистью, за несколько мгновений изрубили бы пленников на куски.
