— Да Вы перечитались этого психопата Флеминга, или, не приведи господи, Юлиана Семенова! Профессор, — Зиберович обратился к научному руководителю, — как у него со здоровьем, проверяли?
— Все сотрудники ДНЦ регулярно проходят обязательный медосмотр. А работающие во вредных условиях, к каковым причисляется и лаборатория К-7Б, два раза в году. — Официально сообщил нобелевский лауреат.
— Ну тогда я не знаю о чем думать!
— Если Вы человек здравомыслящий, и внимательно следили за ходом моих расуждений, то должны думать, что я являюсь заведующим лабораторией, с вероятностью 99,9% , а на одну десятую — майор КГБ Пронин, расследующий дело об убийстве генерала Зиберовича.
— Нет! — Убежденно изрек Зиберович. — Теперь я на 100% и одну десятую уверен, что Вы именно завлаб и никто другой!
— Почему? — Искренне изумился тот, считая свою логику абсолютно бесспорной, а вероятность свыше единицы — бессмыслицей.
— Да потому, что никто больше не в состоянии намолоть столько чуши в научную упаковку. Демагог [2]. — И поворачиваясь к профессору, — Так значит колесо?
— Да, Мой генерал, я уверен, что именно колесо.
— И вы считаете, что это действует и в других мирах?
— Без всякого сомнения, мой генерал. — Научный руководитель хотел загладить резкость своего коллеги, но в данный момент Зиберовича вопросы этикета ничуть не волновали. Он, кажется, поймал кролика за хвост, больше здесь делать было нечего. Небрежно кивнув удивленным ученым, он чуть не бегом выскочил из кабинета, на ходу созывая своих подчиненных и маловразумительно бормоча: — колесо — часы, часы — колесо.
Директор с перепуганной физиономией бросился следом за шефом, держа руку под козырек. Научный руководитель благосклонно улыбался, оставался сидеть в мягком кресле, пожимал плечами. — Куда этот чокнутый генерал побежал? В намерения профессора входило еще многое рассказать о теории информационных полей. Вот, в частности, и пример с Америкой. Там было не все так просто и гладко. Процесс протекал взаимный. Не только испанцы подавили индейское информационное поле. Новые для европейцев знания, проникнув в Старый свет, коренным образом перестроили жизнь общества, сломали и построили заново Европейскую цивилизацию.
Еще хотелось поделиться успехами лаборатории К-7Б. Доложить об открытии двух новых ООП, с условиями, вполне соответствующими Земным. Но, высокий гость не пожелал слушать, и не надо. Главное работы финансируются в должном объеме. И на том спасибо, Вам и на этом, генерал Мойша Зиберович.
Завлаб не улыбался, он поспешил к своим приборам, окончательно утвердившись в мысли о неполноценности всех военных.
* * *
Генерал Зиберович полистал папки с личными делами сотрудников.
Надо принимать решение. Он был не в праве, как в случае с полковником Приходькой, допустить повторную промашку. Генерал посмотрел на потолок, потом в окно, постарался разглядеть свой нос, но из этого ничего не вышло. Потом не без удовольствия осмотрел свою новую шапку рыжего меха — последний подарок Генералиссимуса. Но решение принимать надо было и генерал приказал адъютанту вызвать агента, числящегося под псевдонимом Фартовый.
Фартовый вошел без стука. Это был ражий молодец с узкой полоской черных усиков, с надвинутой на глаза клетчатой кепкой, в клетчатом же лепине, из под которого выглядывал малиновый жилет и пестрый галстук. Наряд довершали узкие брюки-дудочки в черно-белую полоску и ярко желтые штиблеты. В петлице белел букетик ландышей. Молодец подгреб к креслу и завалился в него, развязно закинув ногу на ногу. В его дымила папироска. Запахло бриллиантином, шипром и очень хорошим табаком. Папироска была выполнена в индивидуальном порядке и на гильзе золотым тиснением значилось имя заказчика «Luckyman». Фартовый элегантно изъял ее изо рта, отставил, украшенный длиннющим полированным ногтем мизинец, сделал рукой наизлет.
— Наше вам здрасьте, раббе Мойша.
Сотрудник был из новеньких. В Брюссельский департамент он попал по переводу из организации дяди Бени. Так сказать в порядке обмена. До этого никакого псевдонима не имел, а имел кликуху — Фартовый. И дал ее не кто нибудь — сам Беня-Царь. Провожая из солнечной Сицилии в далекий промозглый Брюссель, пахан паханов наставлял своего крестника: — Слушай раббе Мойшу, как родного отца, он тебя плохому не научит. Я точно не знаю, но сдается мне — нужен ты ему для разборок с этим козлом Стиллом Мондуэлом, который моего Кубинца замочил. Так что, если повстречаетесь… Ну, короче — ты сам в курсе.
— Да, дядя Беня челове-ек! — «Челове-ек» в устах Фартового звучало гордо. — Да, дядя Беня голова! Как сказал поэт: «И где кончается Беня, и где начинается контрразведка?». — Фартовому этого знать было не дано.
Зиберович неодобрительно посмотрел на дымящийся чинарик.
— Фраер ты был, Фартовый, фраером и остался. Одно только у тебя в голове — понты наводить. А уже сколько лет прошло, как мы последний раз виделись.
— Фартовые котлов не секут.
— А придется сечь.
— По ширме, это нам не впервой, сопляками еще работали. Двое с боку — ваших нет. — Готовно отозвался Фартовый, но был удивлен таким детским заданием.
— Да нет, тут о другом речь. — Раздраженно прервал его Зиберович, строго добавив: — И кончай мне дурку гнать, косить под шпану с Привоза. — А, ради вящей убедительности укоризны, к уважительному изумлению Фартового, ткнул ему раскрытую ладонь, отставил большой палец, скрестил указательный со средним и отвел вниз сложенные безымянный с мизинцем.
— Усекай, — продолжал деловым тоном. — Задача у тебя… — и принялся детально инструктировать свежеиспеченного агента.
Фартовый уразумел, что время хохмить закончилось, затушил папироску, собрался и стал усекать.
А был он малый не промах, что в прямом, что в переносном смысле. Года в три, сперев у соседа — прокурорского сынка заводной паровозик, он сделал решительный и окончательный жизненный выбор. С той поры целеустремленно двигался стезей правонарушений. По малолетке стоял на стреме, потихонечку гопстопил, не расставался с финским ножом и кастетом. Так бы и оставаться ему жиганом и кончить свои дни в уличной драке, да заприметил его, входивший в силу, дядя Беня, пригрел, приголубил.
В структуре организации возлагались на него обязанности специфические, деликатные, так сказать конфидициальные, требующие не только холодной головы, но и холодного сердца. А было оно, сердце Фартового, несмотря на перекачивающую им черноморскую горячую кровь, попрохладней рыбьего. Работу делал без пыли и шума, это если с глушителем, конечно. Всегда аккуратно и чисто. В отличие от большинства своих коллег, в ресторанах проводил времени поменьше чем в тире и спортзале.
