кабинет Брюса и выкрасть заветный свиток. Неужели опять придется рядиться в эти театральные обноски? А куда деваться! В современных шмотках его наверняка примут за умалишенного, и вместо колдовского дома он угодит совсем в другой дом. Впрочем, нашел о чем думать! Главное, выручить Асю, а все остальное ерунда. Вот на этом и надо сосредоточиться. Однако сосредоточиться у него не получалось, глаза слипались. И распихав тарелки с чашками по шкафчикам, он отправился умываться.
Наутро он поднялся рано. Достал из шкафа и критически осмотрел наряд эпохи Людовика XIV. Немного пообтрепался, но ничего – сойдет. Шпага по-прежнему валялась в багажнике. И хорошо. Подъедет к нужному месту и там уже переоденется. Главное, чтобы Брюсов дом никуда опять не «переехал». Гарик невесело усмехнулся. Надо же, какие заботы его сейчас волнуют! Поиск договора, заключенного давно сгинувшим колдуном с самим Князем Тьмы, погоня за домом, способным перемещаться то ли во времени, то ли в пространстве, любовь к девушке, обладающей волшебным кольцом – расскажи кому, и не в XVIII, а в нынешнем столетии упекут в клинику для душевнобольных. И куда только подевались все его прежние хлопоты? Переговоры с заказчиками, стремление им угодить, мельтешение на чужих выставках, ублажение Киры с ее вечными капризами, вытаскивание Щербатова из очередной депрессии…
Кстати, о Щербатове. Как ни крути, а этот старый пьяница – его, художника Иволгина, единственный надежный друг. Если кому и можно доверить Асю в этом столетии, так только ему. Ну и еще, пожалуй, Илоне Прохоровой, но по отношению к ней было бы слишком жестоко препоручать ее заботам счастливую соперницу. Правда, насколько Ася ей соперница и счастливая ли – это пока неизвестно. Во всяком случае, этот вариант можно оставить в запасе. Сейчас главное, чтобы Золушка не оставалась в одиночестве, покуда ее обожатель будет рыскать по Ветрограду трехсотлетней давности в поисках воистину дьявольского манускрипта. Взглянув на часы, Гарик увидел, что звонить поэту еще рановато, стихотворец любил поспать, но терпения не хватало. Ничего страшного, потом отоспится. Художник взял телефон и набрал номер приятеля. Тот долго не отвечал. Видимо – дрых без задних ног. Наконец в трубке раздался его голос, почему-то испуганный.
– Да! Это ты, Гарик?
– Да, Лаврик, это я.
– Где ты? Ты далеко?
– Я у себя, в мастерской.
– А, хорошо… Можешь сейчас приехать ко мне?
– Прямо сейчас?!
– Да! Очень нужно!
– Ну если нужно, то приеду.
– Я жду!
И Щербатов прервал соединение. Иволгин пожал плечами. Странно, если он так нужен поэту, почему тот сам ему не позвонил? Что бы там ни было, придется съездить к нему, но как быть с Асей? Взять с собой? Будить жалко. Ведь ночь не спала. Побудет одна, ничего страшного. Он быстро смотается к Щербатову, узнает в чем дело, а заодно и договорится насчет Аси. Вряд ли Кира опять нагрянет в его отсутствие. Она тоже любит понежиться в постельке. До обеда, небось, проваляется, если не дольше. А потом – ванная, макияж, спа-салон, то да сё. В общем, успеет он обернуться. И больше не мешкая, Гарик быстро оделся и бросился на улицу. Поэт жил по ветроградским меркам неподалеку, но на машине все же быстрее. В субботу, да еще рано утром, машин было мало. И художник быстро добрался до дома, где жил поэт.
Набрал номер на клавиатуре домофона. Щербатов откликнулся не сразу, и голос его дрожал. Чуя неладное, Иволгин бегом поднялся на четвертый этаж. Дверь в квартире поэта был приоткрыта. Гарик с ходу влетел в нее, не заметив тени притаившегося в простенке человека. И только когда позади захлопнулась створка, художник понял, что угодил в ловушку. В спину ему уперлось что-то твердое, холодящее сталью. – Тихо, барин! – сипло прошептали над ухом. – Ступай в горницу, разговор есть.
Иволгин шагнул в большую комнату, которая была у поэта и спальней, и кабинетом. Все стены здесь были заставлены шкафами с книгами, а письменный стол – завален рукописями. Кремовые шторы оказались задернуты, и утренний свет едва просачивался сквозь плотную ткань. Хозяин квартиры, растрепанный и несчастный, сидел на диване, запахнувшись в халат, и угрюмо смотрел прямо перед собой. Рядом развалился в кресле еще один чужак. Увидев вошедшего в комнату художника, тот вскочил и глупо осклабился.
– Что здесь происходит, Лаврик? – спросил Иволгин, обращаясь к поэту.
– У них спроси! – буркнул тот.
Из-за спины художника появился тот, кто встретил его в прихожей. На свету стало видно, что это здоровенный детина. Такому пятаки в трубочку скручивать и подковы гнуть. Впечатление портили только усишки, будто приклеенные под носом. В руке здоровяк держал старинный кремниевый пистолет. Этим пистолетом он указал Гарику на свободное кресло. Тот подчинился. Не потому, что боялся этого допотопного оружия. Не станет этот усатый стрелять, побоится в чужом веке-то. Надо было тянуть время. На всякий случай Иволгин все же достал из кармана телефон. Эти соглядатаи из прошлого наверняка понятия не имеют, что это такое, так что, может, удастся вызвать полицию. Волшебное кольцо все еще было у Гарика, но уйти с его помощью он не мог. Ведь у Щербатова такого кольца не было. Зато они были у чужаков – тоненькие полоски металла поблескивали на грязных пальцах.
– Так что вам нужно, господа? – осведомился художник.
– Гы, «господа», – хохотнул мелкий.
– Нам, барин, нужна мамзель, которую ты у себя прячешь, – сообщил ражий детина.
– Какая еще мамзель?
– Брось, барин! – отмахнулся здоровяк. – Нам твоя все зазноба выложила.
«Эх, Кира, Кира…»
– Держи, Лавр! – крикнул Гарик поэту и швырнул ему телефон. – Набери сто тринадцать!
Щербатов неловко поймал аппарат и замелькал пальцем по экрану.
– Ах ты! – выдохнул усатый и рванулся к Иволгину. Не вставая с кресла, тот вышиб ногой у него пистолет и нырком ушел от занесенного кулака.
– Мякина! – заорал детина, обращаясь к напарнику. – Он щас околотошного кликнет.
Однако мелкий, видимо, туго соображал. Потому что вместо того, чтобы отобрать у поэта телефон, бросился на художника, прямиком угодив под удар правой в челюсть. Сбитый с ног, Мякина покатился в угол, где и замер без чувств. В этот миг усатый махнул лопатообразной ладонью, словно намереваясь снести Гарику голову, но тот успел уклониться и при этом провел мастерскую подсечку. Детина рухнул всей тушей, раздавив керамическую напольную вазу.
– Полиция! – заверещал в трубку Щербатов. – Разбойное нападение! Игольная семнадцать, квартира четырнадцать! Догадавшись, что сейчас произойдет, Иволгин кинулся к здоровяку, схватился за кольцо у него на пальце и потянул на себя.
– Не губи, барин! – взвыл соглядатай. – Отпусти душу на покаяние!
Глава двенадцатая
Вторник
Ветроград-XVIII
Гарик
