Когда Дзигоро, ступая своим размеренным, неторопливым шагом, наконец достиг оазиса, пес уже блаженствовал, развалившись в озерце, больше всего похожем на поросячью лужу.
Увидев своего спутника, Кулл запоздало сообразил, что напрасно взбаламутил воду, и теперь Дзигоро волей-неволей придется ждать, пока песок осядет. Он ждал упреков, но их не последовало. Камелиец смотрел на него с улыбкой. Неспешно Дзигоро подошел, присел у воды и проговорил:
— Ты мне напомнил старую притчу про одного военачальника, которому тоже очень хотелось пить…
Этого известного в свое время воина звали Хаджад. Однажды во время охоты он оказался вдали от своего войска и решил утолить жажду в таком же оазисе, как и тот, что сейчас приютил нас. Он направил своего коня к воде и там увидел нищего, который выбирал из своего рубища насекомых. Нищий,не поднимая головы, раздраженно крикнул:
— Кто ты, отродье демонов, появившееся из пустыни в сверкающем платье?
Хаджад подъехал ближе и сказал:
— Да благословит тебя Валка, добрый человек.
— Да проклянет он тебя, — отозвался нищий.
Хаджад, видя в руках у него чашку, смиренно попросил ее, чтобы не ронять своего достоинства и не пить с земли, как это делают животные. С этими словами Дзигоро достал из заплечного мешка свою чашку и зачерпнул воды, которая к тому времени уже немного очистилась. Правда, совсем немного, но видно, хваленая выдержка Дзигоро на этот раз подвела камелийца. Впрочем, Кулл его понимал.
— Так вот, — продолжил он, неспешно осушив первую чашку. — Нищий сунул чашку в руки Хаджаду и грубо ответил:
— Сойди с коня и напейся, клянусь Валкой, я тебе не работник и не слуга.
Хаджад так и сделал, а утолив жажду, снова сел в седло и сказал:
— Эй, нищий, кто самый лучший из живущих па земле?
— Верховный жрец Валки, да продлятся его дни, — ответил нищий.
— А что ты скажешь о нашем правителе?
Нищий ничего не сказал.
— Ответь же мне.
— Плохой человек, — ответил нищий, — он поставил править благочестивыми людьми моего города невоздержанного развратника Хаджада.
Тот промолчал. Вдруг над ними пролетела птица и прокричала что-то. Нищий повернулся к Хаджаду и спросил:
— Кто ты?
— Почему спрашиваешь?
— Эта птица известила меня, что приближается войско, а его предводитель — ты.
В это время подъехало войско Хаджада, и тот приказал схватить нищего. На следующий день, как только рассвело, принесли еду, собрался народ. Привели и нищего. Как только тот увидел Хаджада, он громко закричал:
— Да благословит тебя Валка, великий воин.
— Я не отвечу тебе так, как ты мне, — ответил Хаджад, — да благословит он тебя. Ты голоден?
— Еда твоя, — ответил нищий, — если разрешишь — буду есть.
— Разрешаю, — ответил Хаджад.
Нищий сел и сказал:
— Во имя Богов, все, что случится после еды, будет добром.
Хаджад засмеялся и сказал своим приближенным:
— А вы знаете, что я претерпел от этого человека вчера?
— Высокочтимый, вчерашнюю тайну не стоит разглашать сегодня, — вмешался нищий.
Тогда Хаджад сказал:
— Слушай, нищий, выбирай одно из двух — или останешься при мне и я сделаю тебя своим советником. Мне нужны люди, которые умеют говорить правду. Или я отправлю тебя к правителю и сообщу ему то, что ты говорил о нем.
— Ты назвал две возможности, но есть и третья, — ответил нищий, — отпусти меня, чтобы я в полном здравии добрался до другого города и чтоб ни ты меня больше не видел, ни я тебя.
Хаджад засмеялся, велел выдать ему тысячу монет и отпустил его.
Кулл слушал внимательно, стараясь, насколько возможно, скрыть недоверие. На своем веку он повидал всякого: видел он и добрых правителей, и щедрых, и милостивых, а вот справедливые ему что-то не попадались.
— Пойдем, — мягко сказал камелиец — Время никогда не спешит, а попробуй его догони…
По выходе из оазиса Кулл, взбодренный купанием, поначалу спокойно трусил рядом с камелийцем, ни на что не обращая внимания, но через некоторое время стал водить влажным носом из стороны в сторону, явно пытаясь обнаружить источник какого-то неприятного запаха. Долго гадать не пришлось. Как сказал бы мудрец — Дзигоро, у которого на каждый случай жизни была мудрая пословица, — есть запахи приятные, есть противные, а есть такой, что ни с чем не спутаешь. Запах, настороживший Кулла еще на входе в оазис, был сладковатым запахом тления, и вскоре они увидели его источник.
Первым, что бросилось путникам в глаза, были две зарубленные лошади гнедой масти со снятыми седлами и сбруей. Рядом лежал, видимо, не слишком удачливый хозяин лошадей — человек с кровавой маской вместо лица. Трупы густо облепили полчища жирных мух, их мерное гудение напомнило Куллу мясные ряды Гайбарийского базара. Чуть поодаль лежал еще один покойник, такой же счастливец… Лицо у него, правда, было в полном порядке, но мух над ним кружило не меньше — он лежал на боку, подтянув колени. Похоже, в последнюю минуту он, потеряв голову от боли и страха, пытался запихнуть обратно собственные внутренности, брызнувшие из вспоротого живота. Заметив, что Дзигоро прошел чуть дальше, Кулл последовал за ним. Низина, скрытая от глаз путников песчаными барханами, являла собой жуткое зрелище. Лошадиных трупов больше не обнаружилось, зато человеческих… Кулл, на что привычный к подобным зрелищам, и то не сразу решился последовать за маленьким невозмутимым камелийцем.
Каравану не повезло… Мужчины, женщины, дети, со следами от торопливо сорванных драгоценностей… Они были свалены в кучу, и над побоищем висели тучи мух. У всех были вспороты животы.
— Желчь брали, — проговорил Дзигоро голосом, сдавленным от тихой ярости. Его приветливое лицо застыло каменной маской. Кулл понял, что он имел в виду. У разбойников существовало поверье, что конь обретет небывалую резвость, если смазать его губы свежей человеческой желчью. Этим, видимо, пришлось уходить от погони.
Неподалеку Кулл углядел торопливо сброшенные на землю седельные сумки и направился туда, решив, что неплохо бы их обследовать на предмет еды. В сумках оказалось сушеное мясо и хлеб, запеченный с фруктами. Видно, с голоду разбойники не умирали. Кулл хотел уже позвать спутника, когда наткнулся на крупное тело мужчины в обрывках дорогого халата. На месте головы и плеч темнел ровный срез, уже облюбованный мухами.
— Надо же! — невольно восхитился Кулл. — С одного удара! Хотел бы я встретиться с человеком, который так наказывает своих врагов…
Внезапно ему показалось… Ощущение было совсем детское, полузабытое, словно его поймали на чем-то не совсем хорошем. С тех пор как минула пора детства, Кулл успел повидать многое, и свою врожденную совестливость, если только она у него когда-нибудь была, он давно растерял, но отчего-то варвар почувствовал себя неловко, когда увидел прямо над собой проницательные глаза Дзигоро, которые, казалось, видели все его недавние мысли.
