Протяжный вой начальника тюрьмы превратился в короткие визгливые крики. Отчаяние и ужас полностью овладели несчастным. Он чувствовал, как жук ковыряется уже у него в паху. Хасан рванул рубаху, и пуговицы, весело подпрыгивая, раскатились по полу в разные стороны. А проклятое насекомое добралось до живота, напоминая движущийся под кожей крупный желвак. Все выше и выше по жирному брюху, к поросшей густыми волосами груди. Так сноровисто пробирается роющийся под землей крот.
То, что Хасан чуть ли не раздирал свою плоть когтями, не приносило никакой пользы. Скарабей продвигался целенаправленно и неумолимо. Крики сменились рыданиями и всхлипываниями. Потом Хасан почувствовал, как острые челюсти раздирают мягкие ткани его горла, и жук больше не прощупывался под кожей. Теперь скарабей стремился пробраться внутрь черепа.
Для человека таких габаритов, как начальник тюрьмы, телодвижения, которые он исполнял сейчас, казались попросту немыслимыми. Этот дикий танец сопровождался теперь и подобием музыки. Хасан возобновил свои вопли, тон и сила которых то повышались, то понижались. Не думая ни о факеле, ни о ноже, ни о добытых сокровищах, он, подпрыгивая, помчался в темноту лабиринта. Однако избавиться от своего невидимого сожителя Хасану было не суждено.
Крики бывшего начальника каирской тюрьмы не долетали до американской экспедиции. Все ее члены по-прежнему стояли возле статуи Анубиса. Кажущийся еще более худосочным среди своих массивных партнеров, доктор Чемберлен внимательно разглядывал основание монумента. Он задумчиво теребил подбородок пальцами. Деятельных предприимчивых янки раздражала зависимость от этого тщедушного книжного червя. Египтолог и сам чувствовал, что в любой момент они готовы сорваться с поводка.
Однако существовали определенные вещи, которые нельзя было делать наспех.
– Ну, и?.. – нетерпеливо поинтересовался Хендерсон. – Есть хоть что-нибудь в основании этого болвана или нет?
Египтолог, вооружившись мягкой колонковой кисточкой, аккуратно выметал песок из пазов между каменными плитами. Он подозревал, что именно за ними мог находиться вожделенный тайник.
– Иероглифы указывают, что у ног Анубиса покоится бесценное сокровище, – медленно и задумчиво проговорил Чемберлен.
– Тогда отвали! – грубо прорычал Хендерсон и с размаху воткнул ломик в шов между камнями.
– Нет! Ни в коем случае! – закричал египтолог и вцепился в руку американца. Эта мускулистая конечность могла бы одним махом снести плиту, скрывающую тайник (если, конечно, он там находился).
В глазах Хендерсона промелькнула угроза:
– У вас должны быть веские причины на то, чтобы хапать меня своими клешнями, док.
Ослабив пальцы, египтолог заметил:
– Если здесь действительно расположен тайник, следует задуматься вот о чем. В сущности, эти иероглифы являются предостережением для воров и грабителей. Они заставляют опасаться совершить то, что чуть было не сделал ты.
Хендерсон задумался, потом подхватил ломик и отступил на шаг назад:
– Так что же вы предлагаете?
В этот момент появился Бени с улыбкой такой же тонкой и мерзкой, как и его усики:
– Позвольте, друзья мои, предложить вам скромную альтернативу? Вы заплатили хорошие деньги этому стаду с лопатами. Он кивком указал на группу рабочих в тюрбанах и нарочито изумленно вздернул плечи. Арабы кучкой стояли позади американцев. – Вот пусть они и копают.
Чемберлен вынужден был согласиться. Конечно, их проводник был порядочным подлецом, но советы иногда давал дельные.
– Я думаю, что эту редкую честь мы должны предоставить феллахам, – заявил ученый, – как коренным жителям этой страны. Мы здесь, в конце концов, всего лишь гости.
– Послушай доброго доктора, – посоветовал Дэниэлс Хендерсону.
Но Хендерсон и так уже не горел желанием взяться за работу:
– Да-да, конечно, пусть это право принадлежит им.
Чемберлен считал Дэниэлса самым умным, сообразительным и опасным из всей этой троицы. Поэтому египтолог ничуть не удивился, когда тот повернулся к арабам и заорал:
– Слышали, что он сказал? Ну-ка, тащите сюда свои задницы!
Феллахи, бормоча что-то между собой и тревожно переглядываясь, попятились назад.
– Мистер Дэниэлс, – осторожно начал Чемберлен. – Не подумайте, что я выказываю неуважение, но позвольте заметить вам вот что. Вы больше похожи на сержанта, муштрующего новобранцев. Но сейчас очень деликатный момент. Им надо спокойно и разумно объяснить, что от них требуется.
Отстранив Дэниэлса, египтолог сам выступил вперед. Громко и отчетливо он произнес перед феллахами на арабском языке речь такого содержания: если трое из них сейчас же добровольно не выйдут вперед, то он, властью, данной ему небом, нашлет на непокорных страшное древнее проклятье. От него не только они, но и все члены их семей будут иссыхать, пока их не настигнет смерть.
Вокруг установилась мертвая тишина. Нанятые египтологом рабочие молча переваривали услышанное.
Затем трое из них, с ломиками и руках, опустив головы, выступили вперед. Они нехотя двинулись к основанию статуи, а остальные отступили еще на несколько шагов и там сгрудились, словно стадо перепуганных овец.
Чемберлен указал добровольцам, где именно следует встать, и куда воткнуть острия ломиков. Используя их как рычаги, феллахи должны были поддеть плиту в основании статуи с боков и сверху.
Как только арабы изготовились к работе, Бени предусмотрительно сделал несколько шагов назад. Заметив это, Хендерсон последовал его примеру. Бернс и Дэниэлс поступили так же. Чемберлена это немного позабавило. Оказалось, что с виду несокрушимые и неуязвимые солдаты удачи были столь же трусливы и суеверны, как темные феллахи.
Встав сбоку статуи, египтолог принялся командовать рабочими:
– Навались!
Трое добровольцев нажали на воткнутые в щели ломики.
Вздохнув, профессор на арабском языке объяснил, что тем следует поднапрячь мышцы, а не создавать видимость усилий, чтоб их...
– Навались! – снова крикнул он.
На этот раз феллахи с силой надавили на рычаги. Казалось, древняя плита подалась и почти тронулась с места.
– Навались!
После еще одного могучего усилия плита зашаталась в своем гнезде.
– Навались!
Напрягая все силы, феллахи сдвинули плиту почти на полдюйма.
В тот же миг из образовавшихся щелей вокруг каменного блока брызнула какая-то жидкость. Вырвавшись из-за плиты, она туманом обволокла троих стоящих у постамента рабочих.
Феллахи завопили на разные голоса, словно целый нестройный хор, запевший оду агонии, ужасу и боли. Жидкость, оказавшаяся концентрированной кислотой, обдала арабов, растворяя их одежду, обжигая кожу и превращая плоть в подобие расплавленного воска. Прежде чем несчастные рухнули на каменный пол замертво, они представляли собой почти скелеты.
