человек с раскаленным железным стержнем, зажатым в плоскогубцах, у меня падает сердце. Они же не собираются!..
– Госпожа, – говорит мастер. – Кто бы ни изготовил эти кандалы, он свое дело знает. Мы не смогли сломать их.
Давина поднимает голову, но не поворачивается к мастеру.
– Делайте, что… необходимо.
Мастер вопросительно смотрит на меня. Мой взгляд мечется между ним и раскаленным стержнем. Если бы я не знал, что эти кандалы приносят Давине такую боль, я бы схватил ее и покинул с ней кузницу.
– Вы слышали королеву, – говорю я.
Мастер медлит.
– Вам нужна помощь, чтобы ее удержать?
– Нет, – бормочу я. – Я справлюсь.
Тело Давины напрягается, и она сильнее прижимается к моей груди.
Воздух наполняется вонью плавящегося металла и горелой кожи.
– Мне очень жаль, – продолжаю шептать я, пока она прижимается ко мне, чтобы заглушить свои крики.
* * *
Кажется, проходят часы, прежде чем первый наручник с грохотом падает на стол.
Мы с Давиной мокрые от пота. Я не могу пошевелить руками, так как мне приходится изо всех сил удерживать ее. Мои руки так напряжены, что кажется, будто слились с ней.
Кузнец осторожно отпускает ее. Завтра там, где он сжимал ее руку, будут синяки, но сейчас это наименее значимая для нас проблема. Я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на ее освобожденное запястье, а в следующий момент жалею, что сделал это. Сквозь кровь я отчетливо различаю мускулы, вокруг которых висят несколько обгорелых кусков кожи. Но самые тяжелые раны находятся на тыльной стороне ладони, а не над суставом, иначе бы она истекла кровью.
«Нужно немедленно это перевязать, – проносится у меня в голове. – Иначе все воспалится из-за пыли и грязи, которых полно здесь».
Я открываю рот, но он настолько пересох, что получается только карканье.
– Минхер, – раздается рядом голос Фулька.
Я не заметил, когда он вернулся. Его лицо белое, как снег Фриски, а глаза распахнуты в ужасе. Как много он понял? Как долго наблюдал? Его руки дрожат, когда он поднимает сверток с мазями Греты.
Кузнецы советуются, как снимать второй наручник.
– Перевяжи… ее, – хриплю я. – Пока они… не продолжили.
Душа разрывается, что приходится просить мальчишку об этом. Я бы хотел, чтобы он никогда не видел свою миндам в таком состоянии. Но у меня так трясутся руки, что я не смогу этого сделать. Я также опасаюсь, что как только встану, больше не сяду на этот стул. Я не хочу снова слышать крики боли, пока Давина мечется у меня в руках.
Но я понимаю, что нам придется пройти через это еще раз.
Фульк держится отважно, увидев кровь, стекающую по рукам Давины, но я вижу, что он близок к обмороку.
Мне не приходится просить его снова – он кладет сверток и роется в нем в поисках перевязочных материалов.
Я убираю прядь пропитанных потом волос Давине за ухо. Даже это движение отзывается болью в напряженных мышцах.
– Фульк… перевяжет запястье, – успокаиваю я ее. – Он… осторожно.
Она слегка наклоняет голову. Ее веки дрожат, но она не открывает глаз. «Пожалуйста, пусть она упадет в обморок раньше, чем они продолжат», – умоляю я богов. Она слегка вздрагивает, когда Фульк обматывает ее запястье чистой тканью и завязывает узел. Позже, когда мы пройдем через этот кошмар, кто-нибудь промоет ей раны и смажет их настоями Греты. Сейчас же важно избежать попадания в них грязи.
Когда Фульк заканчивает, я говорю:
– Иди. Позаботься… о лошадях. И скажи… Кларис, чтобы она пришла, когда… мы закончим.
– Но минхер…
– Никаких возражений!
– И все же! – упрямится он. Его щеки покраснели от гнева – яркие пятна на бледном лице. – Я останусь. С лошадьми все хорошо, я в этом убедился. А Кларис уже все подготовила в той комнате, где вы и королева проснулись.
Я киваю, поджав губы. Я слишком измучен, чтобы с ним спорить.
– Рассказывай… ей что-нибудь, когда они… продолжат. Что угодно. Я уже… едва могу говорить.
– О чем?
– Без разницы. Ей нужно… слышать что-то другое, кроме… стука и шипения.
Едва я успеваю договорить, как кузнецы подходят к нам. Фульк прячется за меня, но так, чтобы видеть Давину.
– Вы готовы? – спрашивает мастер.
– Нет, – бросаю я. – Дайте нам… прийти в себя.
– Теперь мы знаем, что надо делать. В этот раз должно получиться быстрее, а без неудачных попыток мы нанесем меньше повреждений. Вам нужно еще немного потерпеть.
Я резко киваю.
– Ты слышала, Ви? Мы почти… закончили.
Стиснув зубы, я приподнимаю ее и поворачиваю так, чтобы кузнецы смогли поработать над другой рукой. Я осторожно кладу ее перебинтованную руку себе на грудь, прежде чем притянуть к себе. Во время всей процедуры она не шевелится, поэтому я надеюсь, что она потеряла сознание и не почувствует удаления второго наручника.
Но когда мастер подходит и слегка сдвигает наручник, она цепенеет и сводит все мои надежды на нет. В этот раз ее крики тише, поэтому я слышу бормотание Фулька, который склонился над ней.
Он рассказывает ей о своей сестре, которая выходит замуж за одного из моих бывших солдат и хочет, чтобы Давина пришла на праздник и выпустила снег на молодоженов. Он рассказывает о Бразании, по которой он скучал с тех пор как уехал оттуда, чтобы стать моим оруженосцем. И он рассказывает обо мне. Каким я был до того, как встретил ее. Как я смотрел сквозь людей, которые пытались со мной заговорить, и видел только следующий бой. Как я не хотел иметь дело ни с одним живым существом, кроме Элоры. Я пренебрегал даже Фульком.
А еще о том, как я горжусь, что он хорошо выполняет свою работу ритари. Он не смог бы служить с такой же страстью Эсмонду. В конечном счете, он оказался бы таким же плохим рыцарем, как и я.
Давина спасла не только меня, но и Фулька.
Теперь наша задача – сделать все, что в наших силах, чтобы она поскорее поправилась.
Леандр
Впоследствии я не могу вспомнить, как вышел из кузницы.
Следуя по извилистым коридорам, я спотыкаюсь и, скрипя зубами, вынужден признать, что слишком слаб, чтобы нести Давину. Я передаю ее мастеру, который двигается намного быстрее, чем можно ожидать от него. Я с трудом за ним успеваю, пока окружающий мир расплывается перед глазами, и мне приходится опираться на плечо Фулька. Мои ноги дрожат от слабости из-за потери крови. Я чувствую себя так, словно какая-то незримая магия вытянула из меня все силы.
Хочу спать. Не пару часов, а день. Неделю. Месяц. Полжизни.
Но я плетусь вперед. Сначала мне надо убедиться, что у Давины все в порядке. И только потом я позабочусь о себе.
Мы добираемся до комнаты, в которой нас поселили после приезда в Йорденорт. Кларис уже там и приказывает мастеру положить Давину на кровать.
– И ты тоже ляжешь, Леандр, – обращается она ко мне. – Я не хочу заботиться еще и о травме головы, если ты упадешь в обморок.
– Со мной все прекрасно, – уверяю я.
Кларис закатывает глаза.
– С тобой все было так же прекрасно, когда ты без сознания навернулся с лошади. Но пока не мешаешь, делай, что хочешь.
Она прогоняет меня взмахом руки. Я неохотно освобождаю место рядом с постелью, чтобы она могла заняться Давиной.
– Вам стоит хотя бы присесть, минхер, – волнуется Фульк. – У вас лицо такого же цвета, как волосы у королевы.
В таком состоянии я не собираюсь ни с кем спорить и поэтому с ворчанием опускаюсь на низкий табурет. Я слишком горд, чтобы признать, какое облегчение чувствую.
– Что нам делать с наручниками? – интересуется мастер.
Кларис пожимает плечами, осторожно разматывая повязку на правой руке Давины.
– Расплавьте их… Все равно.
– Нет, – говорю я. – Давина должна сама решить, что с ними делать.
Мастер кивает и снова смотрит на Давину.
– Она вела себя очень отважно. Я надеялся, что
