class="p1">Он близнец Илайджи Фентона!
Мне стал ясен план Ванарка, вся его изобретательность. Пока нас с Налиной задержали на поле фортлика, он каким-то образом заполучил Фентона. Затем опередил нас в Ташне и обеспечил арест девушки. Убив офицера, единственного суранита, который мог бы дать показания против него, он затем убьет меня и представит фермера, как посыльного, которого он направил в Верхний Мир.
Не было сомнений в том, что его обман удастся. Сходство между Фентоном и бродягой не случайное совпадение. Посыльным был Илайджа, близнец Джереми Фентона.
– Хьюламберт! – Голос Ванарка привлек мое внимание к его мрачному лицу. – Это твой конец.
Он взмахнул китором. Его свет глубоко проник в мой мозг. Я не видел ничего, кроме белого блеска, ничего не испытывал, кроме мучительной боли от этих ярких стрел…
Радиограмма из архивов «Трансконтинентальных западных авиалиний»
Рейс 4 Восточный, 31/34 21–13
Коммерческий класс, 25 долларов. Оплачено
Доктору Кортни Стоуну
Олбани, штат Ниь-Йорк
Прибуду в Олбани в субботу специальным рейсом из Ньюарка точка Пожалуйста организуйте встречу и проживание в лагере Ванука точка Есть ли добрые новости о пропавшем ангце
Энн сестра Дика
Продолжение заявления Эдит Норн, медицинской сестры
Знак на груди Джетро Паркера поблек. Пока он совершенно не исчез с кожи под черными волосами, я не шевелилась.
Я не могла шевельнуться, даже если бы захотела. Я была заключена в прочной оболочке ужаса; было тем более страшно, что я не знала, не понимала, чего боюсь. Я могла бы еще долго стоять так, если бы не неожиданные легкие шаги в коридоре за комнатой и мальчишески голос, кричащий:
– Мисс Норн! Мисс Норн!
Я вовремя повернулась, чтобы увидеть появившийся сачок для бабочек, а за ним Перси Уайта. Маленького роста мальчик смотрел на меня через толстые линзы оков, без которых он слеп, как летучая мышь.
– Что случилось, мисс Норн? Я слышал ваш крик, потом разбилось окно, и я прибежал из леса.
– Нет, Перси. – Я смогла улыбнуться. – Все в порядке. Я… я споткнулась и вскрикнула и задела локтем окно. Прости. Я тебя испугала.
– Да ничего! – Лицо потеряло возбужденное выражение. – Я как раз нашел толстоголовку с золотой полоской. В книге говорится, что они так далеко на севере не живут, но я уверен, что это она. Сидела на золотарнике…
– Может, она еще там сидит. Тебе стоит посмотреть…
– Вы так думаете? Черт побери!
Он убежал, ловушка для насекомых висела у него на шее и задевала за стены.
Этот перерыв помог мне вернуться к норме. Этого не было, сказала я себе. Я не видела, как Паркер сорвал с груди что-то невидимое и бросил в окно.
Но окно разбилось. Мимо этого не пройдешь. И нет никакого разумного объяснения, почему оно разбилось. А если есть, то его может дать только Джетро Паркер.
Я вспомнила все, что знаю о скополамине. Под его действием в сознании не остается никаких воспоминаний о случившемся, но подсознание способно правдиво ответить на вопросы.
Я закрыла дверь и поставила стул у кровати. Взяла мозолистую руку фермера. Он доверчиво сжал пальцы, и мне стало стыдно того, что я собираюсь сделать. Но я должна знать, что произошло в этой комнате.
– Не просыпайся, – сказала я четко и отчетливо. – Не просыпайся, Джетро, но слушай меня и отвечай. Ты слышишь меня, Джетро?
– Да.
Низкий хриплый голос знаком мне.
– Что заставило тебя закричать, Джетро?
– Тяжесть… на груди. – Словно со мной через него говорил кто-то незнакомый. – Губы, влажные губы… трогали мою кожу… сосали. – Его лицо расслабилось. – Это меня разбудило, потому что я… не спал на самом деле.
– Что ты сделал?
– Схватил его. Он боролся… его маленькие руки сопротивлялись.
Мне стало холодно, холодно до дрожи.
– Руки, ты хочешь сказать. – Я не удержалась. – Лапы, Джетро. Ты хотел сказать лапы.
– Нет, руки. Детские руки. Но это не ребенок. Слишком сильные руки. Не детские. Я вскочил, оторвал его. Бросил.
– Что это было? – Теперь мой голос звучал, как незнакомый, на грани истерики. – Что ты видел?
– Ничего не видел. Только чувствовал.
– Что ты чувствовал? Джетро! Что ты чувствовал?
Мне ответил жуткий голос, механический, незнакомый:
– Человека. Маленького человека. Из малого народца озера Ванука. Он пришел из озера… как говорил индеец Джо… давно говорил мне… очень давно…
Голос стих, Джетро Паркер беспокойно повернулся во сне. Теперь голос скорее походил на его собственный.
– Нет, мама. Я не пойду с индейцем Джо… больше не пойду…
Я больше не спрашивала. Сидела, глядя на спящего, и не видела его. Я думала о том, что говорил прошлым вечером пьяный Шон Мерфи:
– Гномы повсюду! Малый народец!
Я думала о призраках, которых видела или решила, что вижу, в лесу по ночам.
Но больше всего я думала о красном пятне, которое сегодня утром было на загорелой груди Чарли Дорси. Эта краснота исчезла, когда я кончила его мыть, исчезла с его кожи и из моих мыслей.
Продолжение рассказа Хью Ламберта
Я не мог ничего видеть, кроме белого ослепительного сияния китора. Ничего не чувствовал, кроме ужасной жары. Но в самом сердце этого сверкания и жара я слышал голос Ванарка.
– Тебе конец, Хьюламберт. – Потом снова, но медленней и немного удивленно: – Я избавился от тебя.
Удивленно и неуверенно.
Я тоже был удивлен. Белое сияние ударило в глаза, хотя они были у меня крепко закрыты, но в остальном мне было просто жарко. Я купался в поту, пот лился по телу под сибралом, который по-прежнему меня окутывал. У меня пересохло горло. Но однажды в августе я выдержал еще более трудные условия на залитых солнцем песках Долины Смерти… Конечно, если я начну расплавляться…
Свет исчез! Мои веки раскрылись. Я увидел большие неопределенные кольца, зеленые, оранжевые; они постоянно расширялись, отходя от яркого алого центра посредине тьмы. Я был ослеплен, ошеломлен, но цел. Я по-прежнему жив!
Что-то двигалось внутри фантасмагории, на которую я смотрел.
– Берегись! – закричал Фентон. – Он будет стрелять!
Я прыгнул на тень движения и столкнулся с телом. Моя рука сжала тощее запястье, скользнула по скользким пальцам, ухватилась за холодный металл – ствол корета, отбросила его в сторону. Начало возвращаться зрение, я увидел смутные очертания головы. Моя свободная рука устремилась к горлу под этой головой. Сжала!
Ванарк вырывал свой корет, пытался высвободить его. Пытался вырваться из моих рук. Отчаяние и ужас, должно быть, удвоили его силы, потому что он оттолкнул меня. Гнев удвоил мои силы, я уперся, удержал его…
Моя нога скользнула по луже, которая
