Телохранители подняли носилки и прикрыли ими Кулла как щитом от стрел, которые вот-вот должны были посыпаться с башни.
Король набрал полные легкие воздуха и что есть мочи выкрикнул:
— Я Кулл — король Валузии! За мной! Лий, Мардук, делайте свое дело!
Тишина лопнула, как воловий пузырь.
С громкими криками на мост хлынула живая лавина, готовая смести все на своем пути.
— Вперед! — Брул с первым десятком воинов подбежал к королю. — Ты похож на живого золотого бога! — хохотнул он.
Друзья встали плечом к плечу. Король орудовал коротким кхешийским мечом, взятым у покойника.
Валузийская пехота схватилась у ворот со кхе-шийцами. Кхешийцы, опомнившись, попытались оттеснить Кулла на мост и закрыть ворота, но время было упущено.
Лучники со стен стреляли беспрерывно, но валузийские воины неуклонно шли вперед. Казалось, участь кхешийцев была решена, но вдруг мост под ногами нападавших дрогнул и стал медленно подниматься. Кто-то сорвался вниз.
Кулл, зло скрипнув зубами, заорал:
— Мардук! Лий! Дети демонов! Где вы?!
— Мы здесь! Кулл! Кулл!
И тут же мост замер.
Валуэийцы ворвались в цитадель, точно стремительная река из металла и плоти. Во дворе началась резня.
Кхешийцы защищались, но они были обречены: как только во дворе завязались первые схватки, в спину им ударили три сотни, ожидавшие до того в храме. Большинство кхешийцев начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей, и лишь небольшой отряд во главе с наместником заперся на оружейном складе.
Валузийцы тараном выбили дверь и ворвались туда. Ни один враг не ушел живым, а мертвого наместника Тшепи выбросили на площадь, чтобы его видели все. После этого те, кто еще продолжал сопротивляться, сложили оружие.
Между тем Кулл и Брул с отрядом пехоты ворвались в башню и поднялись на площадку, где находился механизм, поднимавший мост. Площадка была залита кровью, на полу лежали тела пятерых кхешийских воинов, еще двое были тяжело ранены. Чуть дальше на лестнице Кулл наткнулся на трупы тех, кого оставил здесь на рассвете. Лий и Мардук были изрублены на куски.
— Это им мы обязаны победой, — сказал атлант. — Похороните их с почестями.
Брул осмотрел механизм и обнаружил, что барабан, на который наматывалась цепь, заклинен.
Они поднялись на верхнюю площадку башни.
Над городом висело черное облако дыма. Все было кончено. Цитадель, оплот Тшепи, пала.
* * *
Смеркалось. Король стоял посредине двора и с ожесточением чесал голову.
— Эту краску можно смыть водой? — спросил он у Рамдана.
— Нет, господин, — ответил тот, — Я подобрал особый состав.
— Скажи на милость, зачем ты это сделал? — нахмурился Кулл.
Ему все меньше нравилось, как на него пялятся воины. Хорошо, в открытую никто не смеялся.
— Я не хотел рисковать, — объяснил Рамдан. — Жарко-то как! Я боялся, что пот смоет краску.
— И что теперь делать? — спросил атлант.
— Приготовлю другой состав, смыть краску.
— Так что же ты медлишь? — рявкнул Кулл.
— Э-э-э, видишь ли, мой король, — замялся Рамдан, — Для этого раствора мне нужны некоторые минералы и коренья, а у меня их нет. Но, даю слово, через пару дней…
Маг смолк: его горло сдавили сильные пальцы.
— Послушай, — прошипел Кулл. — Ты, Рамдан, мне, конечно, друг, но если к вечеру я не смою эту дрянь, с тебя снимут кожу. С живого.
Рамдан тщетно попытался улыбнуться.
— Ты понял? — спросил атлант, отпуская его.
Маг осторожно кивнул и достал из-за пазухи мешочек.
— Вот, мой король, — прохрипел он. — Добавь это в воду…
Оставив Кулла одного, Рамдан сел на ступеньки. Рядом стоял Брул и жевал сушеный финик.
— Шуток он никогда не понимал, — пожаловался Рамдан.
Брул пожал плечами и, пряча улыбку, сказал:
— День у него выпал тяжелый. Хотя золото ему очень идет…
— Это да, — тоже улыбнулся маг.
Никогда Кулл не был утонченным знатоком блюд, но за многие годы походной жизни ему надоело жареное над костром мясо, насажанное на клинок или на пику. То ли сырое, то ли горелое, с одного бока соленое и перченое так, что глаза лезли на лоб, а с другого совершенно пресное — это была нормальная пища для юнца, отправившегося за подвигами, но не для короля.
Однажды, лет шесть или семь назад, во время привала в сухой осенней степи Кулл отведал похлебки, состряпанной одноглазым воином из мяса каких-то мелких зверюшек с пряными травами и кореньями.
Опустошив миску, Кулл вдруг подумал, что прежде не едал ничего более вкусного.
— Кто готовил? — поинтересовался тогда он.
— Мун, мой король, — ответили ему. — Он воин, состоит при обозе.
— Будет моим поваром, — распорядился Кулл и сыто рыгнул.
С тех пор одноглазый Мун стряпал исключительно для короля, а также для близких друзей Кулла и его военачальников.
Поварскому делу Мун учился мало, он обладал этим даром с рождения. Готовил он всегда, повинуясь лишь чутью, и, надо сказать, оно редко его подводило.
В тот вечер одноглазый Мун запек на углях двух барашков, фаршированных рыбой и сладким перцем. К ним подавалось пальмовое вино из винных погребов наместника Тшепи. Повар уверял, что вино это значительно старше короля Валузии.
Пировали во дворце наместника, в большом зале. Ночь выдалась душной, поэтому все окна были отворены. Со двора доносились смех и нестройное пение валузийских воинов. Войско отдыхало после штурма. Этой ночью город принадлежал ему.
За столом, уставленным роскошной посудой, собрался весь цвет валузийской армии. Сначала Кулл награждал особо отличившихся. Никого не забыли, даже сотник Фарамий стал командиром полутысячи.
Все чествовали Тальмеша, а Келкор, осушив с ним не один кубок пальмового вина, побратался с доблестным камелийцем.
— Мун, этот барашек выше всяких похвал, — сыто улыбнулся Брул.
— Я даже не предполагал, что можно так вкусно есть, — добавил Рамдан, бросая ребрышко на блюдо, полное чисто обглоданных костей.
— Да, недурно, — согласился Кулл.
Мун с достоинством поклонился:
— Жаль, мой король, что завтра мы покидаем Тшепи. Задержись войско здесь еще на день, я осмелился бы угостить тебя и твоих друзей жарким из крокодила.
— Из крокодила? — удивленно взглянул на него атлант.
— Да, мой король, — кивнул Мун.
— Но ведь у крокодилов жесткое мясо, — заметил Брул.
— Я слышал об этом, — ответил одноглазый повар. — Но мне кажется, я знаю, как сделать его мягким и сочным.
— Жаркое из священного крокодила… — хмыкнул Рамдан. — Слышали бы жрецы Сатха… Славная была бы шутка!
Брул громко захохотал, а Усирзес едва заметно улыбнулся.
Келкор, сидевший у отворенного окна в широком кресле с подлокотниками, хмыкнул, выронил кубок и оглушительно захрапел. Тальмеш посмотрел сквозь него и смачно зевнул.
