странного материала: серовато-белого, шершавого, копирующего температуру окружающей среды… Легионер сразу поняла, на что смотрит, просто признавать это даже себе не захотела.
А вот Люси бежать от реальности не пыталась: «Это же кость!»
«Это не может быть кость, – телепатически отозвалась Шарлотта. Говорить вслух здесь почему-то не хотелось. – Чья она? Почему по форме подошла?»
«По форме подошла, потому что здесь и выросла!»
«Так не бывает!»
«Да? А вот эти прожилки в стенах – это нормально, повсюду встречается? Да все это часть одной проблемы!»
«Знать бы еще, какой… Существо, которое мы ожидали здесь встретить, не может такое делать!»
Хотелось просто развернуться и уйти. Побродить чуть дольше, но вернуться на базу по безопасному маршруту, не сталкиваясь с гигантскими костями и теми, кто способен их создавать!
Однако Шарлотта так не могла. В Легионе не раз повторяли: опасность нельзя оставлять за спиной. Поэтому Шестая подавила собственный страх и прижала руку к стене, пытаясь настроиться на нее, понять, что же это такое… Она осознавала, что по умению работать с окружающим миром ей далеко до воинов уровня Пятой или Третьего. Но и она заняла свое место не напрасно!
«Стена мертвая, – наконец подумала она. – Что-то ее отрастило, а потом оборвало всякую связь с ней. Но за ней я чувствую жизнь».
«Это не та же хтонь, что мы в стенах видели?»
«Это определенно она, потому что ощущение странное, ни на что не похожее… Но в то же время это не совсем она, потому что я чувствую ее иначе, не так, как это присутствие в стенах… Там, за костью, скрыто нечто большее».
«Отсюда, видимо, и попытка это скрыть… Что делать будешь?» – спросила Люси.
– То, что должна, – вздохнула Шарлотта. Сохранять тишину больше не было смысла – с учетом того, что она собиралась сделать прямо сейчас.
Она чуть изменила свое тело, добавляя мышцам силы, замахнулась и ударила по кости. Место не выбирала, знала, что это не имеет такого уж большого значения. Сейчас будет легко, а вот дальше… Об этом пока не хотелось и думать.
Преграда мгновенно поддалась. Кость действительно была костью, прочной лишь из-за своего размера. Но для легионера это сложности не представляло, одного удара оказалось достаточно, чтобы стена обратилась в крупные осколки, разлетевшиеся в разные стороны.
За проломом поджидала тьма, однако Шарлотта знала, что так будет. Она теперь чувствовала странную жизнь впереди куда лучше, ей несложно было просчитать разделявшее их расстояние. Похоже, оно притаилось в начале тоннеля… Шестая пошла туда сразу, она не видела смысла переминаться у пролома. Люси просто последовала за ней.
По пути к началу тоннеля Шарлотта все пыталась угадать, что сейчас увидит. Может, то, во что превратился Рафаль… Или очередных мутантов, их же на Марсе много, все разные! Чем бы это ни было, она тут всякого насмотрелась, она готова…
Самоуверенность дорого ей обошлась: когда Шарлотта наконец смогла разглядеть, что захватило тоннель, и все ее догадки рухнули, шок лишь усилился.
Она не видела люк, ведущий на базу. Все пространство перед ней, грандиозное, в прошлом формировавшее эту планету, было занято сплошной пульсирующей биомассой, не похожей ни на одну форму жизни на Земле…
Глава 8
Стефан ни секунды не сомневался в том, плохая это идея или хорошая. Он и так знал, что плохая. Но когда плохая идея становится твоим единственным вариантом, расстраиваться попросту нет смысла.
Он не мог бродить по лабиринту собственной памяти вечно, даже теперь, когда призраки оставили его в покое. Неожиданно появившаяся дверь обещала хоть что-то новое, и, если бы Стефан был чуть наивней, он бы поверил, что это тот самый выход, награда за честный разговор с Эви – как приз в игре или счастливый финал сказки.
Но наивности ему недоставало уже много лет. Он ни на миг не забывал, что та Эви не была настоящей, и беседа с ней не отличалась от просмотра любого другого воспоминания. Ну а дверь… Дверь оказалась чем-то принципиально новым.
Она смотрелась древней, да еще и странной формы – со скругленными углами. Такие раньше устанавливали на космических кораблях, но на очень старых моделях. Все они завершили свой путь на свалках или плавильных цехах задолго до рождения Стефана.
Следовательно, не мог их застать и Рафаль, который был младше Третьего, да и вообще провел всю жизнь в лаборатории. А воспоминание при этом определенно чужое. Вывод напрашивался сам собой…
Однако вывод этот был настолько диким, что даже Стефан, который за свою жизнь насмотрелся всякого, не мог принять его. Но бегать от собственных мыслей долго не получилось бы – особенно в собственном же сознании. Если это не его память и вряд ли Рафаля, может ли оказаться, что он скопировал и часть воспоминаний существа?
Если основываться на тех немногих данных, которые легионерам позволяли узнать об источнике мутагена, это было невозможно. Измененные существа становились слишком примитивными для настолько сложной памяти! С другой стороны, Стефан сам видел, что натворил Ансгар Фетъе. Могло ли это повлиять на разум колонии? Могло ли передать воспоминания о тех днях, когда существо не было связано с людьми? И Стефан, коснувшийся изменяющегося разума пусть и ненадолго, но в важный момент, все это уловил…
Если он угадал верно, соваться туда не следовало. Да его прикосновение к тому разуму в реальном мире в ловушку загнало! Однако оно же могло стать тем потрясением, которое вышвырнуло бы его из этой проклятой петли. Шансы невелики, да и теория сомнительная, но с альтернативами все равно туго. Он уже принял память Рафаля, однако на его участь это не повлияло. Настал черед для более решительных мер.
Стефан пообещал себе, что будет действовать осторожно. Он просто откроет дверь, посмотрит, что за ней, и, если это нечто совсем уж паршивое, закроет и будет искать другой выход. Чтобы избавиться от страха, он убедил себя, что контроль останется за ним.
Уверенность, как и следовало ожидать, оказалась опрометчивой. Нет, выбор у него действительно был, но куда более ограниченный. Открывать дверь или не открывать. Всё. Как только он принял решение открыть дверь, от него уже ничего не зависело.
Это был не переход, это был другой мир. Мир ярких вспышек, пламени и рокота. От сияния слепли глаза. Грохот, рядом с которым померк бы любой земной гром, любой взрыв, разрывал барабанные перепонки. Жар испепелял – кожу, мышцы, кости… Все, что прежде было живым.
Стефан просто растворялся в этой реальности. Он не стоял и не шел по ней, он как будто падал – или летел, сказать сложно. Но тверди тут точно не было, только хаос – чистый, всемогущий. Существо из плоти и крови давно погибло бы, и
