более резким движением Джокер взметнул руку и прижал ко лбу Брюса пистолет. Несколько секунд оба стояли, даже позабыв дышать, а затем клоун прошептал:
— Мы с тобой одно целое. Я веселюсь на преступной стороне, ты на стороне правосудия. Если один что-то делает, то второй вылезет из кожи вон, чтобы ему помешать. И даже когда в нашу игру вмешиваются другие, всё всегда заканчивается только так.
— Ты слишком поглощён игрой, которую сам же выдумал, Джек, — Брюс продолжал говорить ровно, хотя пистолет касался его лба. — Ты не различаешь реальность и устраивающую тебя картину. Сдайся, и я помогу тебе.
— Ну-ну, разве так разговаривают с безумцем? — почти промурлыкал Джокер, а затем скривился. — Нет. Всё равно не то! Твоя рожа должна быть скрыта за идиотской маской с ушками, а не торчать как с обложки очередного журнальчика! Ибо когда она так торчит… — голос за мгновение сменился с визгливо-кричащего на вкрадчивый. — Когда она так торчит, то я очень хочу выстрелить. Бах — и всё. Ведь знаешь, вполне возможно, что Бэтмен от этого не умрёт. Понимаешь ведь, о чём я, да? Бэтмен — это клоунский костюм. Кто угодно может надеть его и назвать себя Бэтменом. Так какая разница, если надоевший, скучный, унылый Брюс Уэйн умрёт? И освободит дорогу новому блестящему поколению, которое точно сделает всё правильно. Уж я-то об этом позабочусь.
Улыбка Джокера становилась более хищной с каждым словом. Он смотрел прямо в глаза Брюсу, и тот не отводил взгляд. Двое застыли на месте так, будто следующее движение, моргание, слово могло выстрелить само по себе.
Джокер шевельнул рукой.
Совсем легонько.
И выстрел тоже прозвучал совсем легонько.
Пуля не успела долететь до стены — а Брюс уже резко рванул руку Джокера вверх, лишая его шанса на ещё один выстрел. Затем столь же резко подался вперёд и впечатал широкий лоб прямо в острый нос клоуна; тот попробовал расхохотаться, но от этого удара подавился и закашлялся. Брюс не давал ему шанса опомниться, начав избивать почти в боксёрском стиле, чередуя руки и целясь исключительно в лицо. Первые удары Джокер ещё пробовал отбивать, но они сыпались с такой силой и монотонностью, что клоун постепенно начал отступать.
И похныкивать. Оба не говорили ни слова, а полоса на виске Брюса всё больше наливалась красным, но это нисколько не мешало ему наносить удар за ударом. В подбородок. В челюсть. По глазам. По носу. Даже по ушам. И от каждого удара Джокер всё больше отступал, всё больше хныкал, всё больше слабел. Он попытался вытрясти что-то из рукавов, однако новый замах кулака заставил руки бессильно дёрнуться. Попытался что-то сказать, но точное попадание выбило зуб; Джокер взвыл, схватился за челюсть и лишь пропустил следующую атаку.
Наконец он упёрся спиной в стену, поднял руки и скукожился, будто надеялся этим жестом прекратить избиение. И оно прекратилось: Брюс навис над ним, только сейчас тяжело задышав, а затем схватил Джокера за воротник и поднёс к себе.
— Всё это полная ложь, — прошептал он, глядя в лицо сопернику; теперь Джокер отворачивался и даже дрожал. — Наше равенство выдумано тобой. О каком равенстве можно говорить, если Джокер неспособен победить даже Брюса Уэйна?
Клоун всхлипнул — зло и униженно, как школьный задира, неожиданно получивший мощный отпор. Брюс же отвёл назад голову и вновь резко впечатался лбом в его нос. Теперь что-то хрустнуло. Джокер обмяк, а когда Брюс отпустил его, то сполз по стене вниз и затих. Капли крови мелко западали на пол, голова поникла, само тело будто скукожилось.
Несколько секунд Брюс смотрел на потерявшего сознание клоуна. Потом коснулся собственного виска, взглянул на окровавленные пальцы, развернулся и направился к костюму, даже не дёрнувшись обернуться.
Он уже слышал далёкие голоса. Вызванные медики и полицейские проникли в катакомбы, теперь их требовалось встретить, дабы сразу объяснить, что именно делать и кого именно арестовывать.
Когда Ричард вошёл в комнату, то сразу поднял руки — с абсолютно серьёзным лицом.
— Брюс, я готов принять наказание, — сказал он так же серьёзно. Сидящий в кресле Брюс посмотрел на него с искренним удивлением.
— За что, Ричард? — он кивнул на кресло напротив.
— Я должен был прийти тебе на помощь, — тот послушно сел. — Тогда всё не закончилось бы столь печально.
— Всё тогда могло закончиться ещё печальнее, — покачал головой Брюс. — Ричард, ты не видел этого парня в деле. Он убил бы тебя столь же легко, как убил людей Ра’с аль Гула. И там были ещё Бэйн и Джокер, не говоря про всех остальных. Джокер точно постарался бы вырубить тебя, и вряд ли стал церемониться.
— Хорошо, Брюс, я понял, — выдохнул Ричард. — Сейчас ты ещё и скажешь, что я вообще не обязан ничего делать. А я скажу, что сам решу, обязан или нет, и что мне не плевать на судьбу города.
— Альфред сейчас принесёт чай, — сказал Брюс вместо всего этого и улыбнулся. — Спасибо, Ричард, ты и так мне очень помог. Не надо рисковать жизнью.
— Но ты рискуешь, — Ричард посмотрел на висок Брюса, заклеенный белым пластырем. — Всё время рискуешь, Брюс. Когда мы вместе выбирались сражаться с преступностью, то ты всегда рисковал, прикрывая меня.
— Я рисковал тем, что вообще тебя брал, — кивнул Брюс. — Но иначе ты сам бы отправился, найдя способ сбежать. Так что из всех вариантов риска я выбирал тот, что посчитал более безопасным.
— Ну… — Ричард замолчал, когда Альфред вошёл с подносом и двумя чашками.
— Не желаете закусок, мастер Брюс, мастер Ричард? — чопорно поинтересовался он. — Мне удалось добыть весьма экзотическую лакрицу.
— Раз так, то грех будет её не попробовать, — Брюс слегка вытянулся в кресле; Альфред кивнул и вышел, отправившись за лакрицей.
— Будем праздновать? — взял свою чашку Ричард, однако Брюс покачал головой, и улыбка его почти растворилась.
— Праздновать нечего, — к своей чашке он не притронулся. — Слишком многие погибли.
Ричард проглотил «они все были преступниками» вместе с глотком чая. Во-первых, не все. Во-вторых, он знал, что для Брюса это не имело значения.
— Но мы можем надеяться, что это не будет напрасным, — сказал он, стараясь аккуратнее
