сообразив, воскликнул.
– Э-Энди Уо-Уо… – Язык его споткнулся о зубы и так и не поднялся.
– Понятно. – Ответ Вильгельма прозвучал резко. Лицо Луи стало испуганным и потерянным. Эльгендорф даже понадеялся, что это отрезвит парня, но тот лишь покраснел и закашлялся. Через мгновение на его лице вновь появилось выражение пьяницы.
Песня заканчивалась, чтобы начаться вновь. Сосед диджея запускал одну и ту же композицию каждые четыре минуты. Он еще мог поднять руку.
– Пошли танцевать, Луи. Покажи, на что способен, – сказала Габи. Луи покраснел, извинился и ушел в центр комнаты.
Его танцевальные движения похожи на что-то среднее между конвульсиями и метаниями рыбы, выброшенной на берег. Но Габи это не смущало. Радость Бедного-Луи была понятна – в реальной жизни такой вечер невозможен. Он танцевал так, будто это был его последний день в жизни.
Вильгельм нервно задергал ногой. Он как раз надеялся сделать так, чтобы этот день был не последним в жизни Одураченного-Луи.
– Элиза!
Девушка сразу же услышала его и, мило улыбнувшись очередному гостю, подошла к Вильгельму.
– Где Эндрю? Он не выходил?
Элиза с сияющей улыбкой посмотрела на Вильгельма. В глазах блестели огоньки проницательности. Она все знала, но была достаточно умна, чтобы молчать.
– Он что-то ищет в сумке. Сказал, что скоро выйдет. Вам налить что-то, Мистер Максгрейв?
– Нет, Элиза, спасибо. – Улыбнулся Вильгельм для вежливости. Потом залез во внутренний карман кожанки и достал оттуда сотню долларов, сложенную в гармошку. – Пожалуйста, возьми. За молчание.
Она с благодарной улыбкой взяла из изящной руки Вильгельма сотню и засунула ее в карман. Там была россыпь бумажек.
– Может, все-таки виски? Или виски с колой?
– Колы. Без виски.
Элиза улыбнулась, кивнула и направилась к холодильнику – газировку в клубе выдавали только в банках. Вильгельм с наслаждением открыл баночку. Газировка прыснула сладкой пеной на его пальцы, испачкала крышечку. Эльгендорф поднес банку к губам и сделал два больших глотка – он всегда пил колу перед сном.
– Два рома нам и побыстрее! – раздалось сзади. Уже вконец одуревшая от алкоголя Габи кричала Элизе, прижимаясь к Бедному-Луи. А Бедный-Луи был уже Счастливым-До-Невозможного-Луи.
«Прошу тебя, Эндрю, скорее!» – мысленно молил Вильгельм, наблюдая за тем, как аккуратные пальчики Элизы достают две чистые рюмки, откупоривают новую бутылку темного напитка, как она аккуратно наливает ром в емкости.
Вильгельму показалось, что ром пах смертью.
– Вот, держи!
На барную стойку, прямо перед носом Вильгельма, приземлился маленький мешочек сахарной пудры. Пакетики идентичные – Эндрю знал про игры Марка и Габи.
Вильгельм, недолго думая, высыпал пудру в рюмку Бедного-Луи, сделав вид, что достал пакетик из кармана. Эндрю, как ни в чем не бывало, стоял у стеллажа и протирал бокалы. Будто и не уходил.
Габи, заметившая, как Вильгельм высыпал белый порошок в рюмку, радостно улыбаясь, подхватила Бедного-Луи за локоть и потащила к барной стойке. Сзади Марк, проснувшийся в самый неподходящий момент, уже довольно ухмылялся, показывая Джексону большой палец.
Вильгельм кисло улыбнулся и чуть заметно кивнул.
Рядом Бедный-Луи, выпивший ром с сахаром залпом, вновь попал под растерзание Габи, которая потащила его к дивану.
Жестом показав на пачку сигарет и кивнув в сторону выхода, Вильгельм сказал Марку, что хочет покурить на свежем воздухе. Тот лишь кивнул и улыбнулся.
– Я покурить, Эндрю.
Эндрю еле заметно кивнул, не переставая протирать бокалы под шампанское белоснежной тряпочкой. И как она оставалась чистой?
Укутавшись в кожанку, Вильгельм направился на улицу. Выход на первом этаже, а клуб для элит в подвале. Весь первый этаж занимал обычный танцпол, где резвились те, кому еще рано опускаться так низко. Когда темное помещение оказалось позади, Вильгельму вдруг стало легче. Будто у него появилась душа. Что-то помимо мозга и сердца. Но он знал, что это невозможно.
Была ночь, но скоро должен наступить рассвет. Нью-Йорк пах сыростью и асфальтом – недавно шел дождь. Звезд не видно за облаками, но Луна, огромная и белоснежная, уже уплывала к горизонту, чтобы скоро уступить место Солнцу.
Вильгельм зашел за угол, где стояли мусорные баки, и, прислонившись к стене спиной, закурил.
Бумаги и отчеты разбросаны по полу, но даже после того, как в комнате загудела тишина, никто не подбирал их. За окном горела земля, залитая темной кровью. Вильгельм сидел за столом в убежище, обхватив голову руками, склонившись над письмом, на которое мечтал ответить, но не мог.
Написанное знакомым, будто собственным, почерком, пахнущее привычной сладостью, письмо.
«Неужели ты не хочешь остановить их? Неужели войны и кровопролития – это то, к чему ты стремился? К чему мы стремились? Когда твое самолюбие стало важнее великой цели?»
– Тебе необязательно ему отвечать. Заблокируй его волну! Не надо принимать его письма! – уверял Норрис через экран Связистора. Его беспокойное лицо чуть размывали помехи, возникшие на Земле пару месяцев назад, когда в этой части вновь началась война, кажется, не заканчивавшаяся. Человеческая история началась.
Вильгельма поздравляли с упоением.
«Сто штук, Вельги. Это юбилей, но это бесчисленные ресурсы, биологические ресурсы, которые могут быть нам полезны, но почве их кости, пожалуй, полезны не меньше. Тобой заинтересовались, они будут прилетать и дальше, а ты все будешь наблюдать. Тебе нравится смерть, ты завороженно смотрел на нее еще здесь, где ее нет. Что же, могу поздравить – ты побил еще один рекорд Академии. Какой ценой?»
– Я и не отвечаю, я же сказал. Я не буду ничего говорить ему больше, я видеть его не хочу! Я мечтаю забыть его и никогда не вспоминать! – воскликнул Вильгельм, но так тихо, что Норрис, сидевший очень близко к экрану Связистора, еле разобрал, что говорил его друг. Голос дрожал, будто Эльгендорф плакал. Но глаза его были сухими.
– Выброси его, заблокируй его волну. Это не запрещено, они только обрадуются, что ты общаешься с меньшим количеством неодобренных государством.
Вильгельм опустил глаза. Непроизвольно они вновь уставились в письмо. Чуть помятое от того, что Вильгельм перечитывал его уже с десяток раз.
– Хорошо, я заблокирую его волну.
– Я могу приехать и помочь.
– Я сам, еще что-то же помню, да? – Из горла Вильгельма вырвался судорожный выдох. На мгновение он даже заглушил вопли бойни, разносившиеся из-за ближайшего холма. Какая-то по счету война.
– Пообещай. Прямо здесь и сейчас!
– Обещаю.
– Нет, лучше поклянись мне.
– Я клянусь тебе.
Норрис засомневался на мгновение.
– Хорошо, позвони мне завтра. Я переживаю за тебя. Плохо, что мы на разных материках…
– Да, хорошо, Норри.