чуть надавив, спихнула карлика в мусорный бачок, прямо в кучу мусорных пакетов.
Секретарь пищал что-то в протест, уже карабкаясь по мусорному бочку наверх, к Почитателю, но увидел жест, который показал ему Вильгельм, и решил не играть с огнем. Свалив бачок на бок и вывалившись вместе с мусором, Нуд отряхнулся, морщась от отвращения, и убежал в канализацию, где жили все помощники Вильгельма.
– Сейчас ты закроешь глаза и заснешь на минуту, – продолжал гипноз Вильгельм, пытаясь поднять бачок, не отводя взгляда от Эндрю. – Засыпай.
Эндрю обмяк, ноги его подкосились. Вильгельм еле-еле успел подхватить парня, прежде чем тот упал в лужу. Почитатель почувствовал аромат корицы. Вильгельм поднял и усадил его на выступ стены, где люди чаще всего стояли, облокотившись, и покуривали. Иногда Вильгельм даже не замечал, насколько мог быть сильным.
Машина, проезжавшая мимо клуба, яростно засигналила. Эльгендофр чертыхнулся. Новых проблем ему не хватало.
Вильгельм тяжело дышал, задыхаясь то ли от копоти города, то ли от сигаретного дыма. Он облокотился на стену и пытался прийти в себя, дрожащей рукой запихивая светящийся медальон под рубашку. Крашеные волосы распушились под воздействием влажного воздуха.
Стирать память людям опасно. Никогда не можешь быть уверен в том, что их слабые мозги встанут на место после такого внушения. Поэтому Вильгельм прибегал к этому методу очень редко, лишь в тех случаях, когда иначе поступить нельзя. Но каждый из немногочисленных раз он не знал, можно ли поступить иначе.
– Джей? Что происходит? – Эндрю начал приходить в себя, голос его был тихий. – Почему мы у мусорных баков? Здесь же воняет.
– Покурить вышли, – хмыкнул Почитатель, распрямил спину и повернулся к Эндрю. – А ты, вроде, домой собирался.
– Собирался, но я не помню, чтобы мой дом был у свалки за клубом. – Улыбнулся Эндрю и рывком спрыгнул на дорогу, но, поскользнувшись, грохнулся рядом с лужей окурков. – Вот черт!
Вильгельм подлетел к Грину, протянул руку.
– Давай, вставай быстрее! – Он испугался, что стирание памяти задело еще что-то, кроме последних пяти минут его жизни, что-то отвечающее за ноги или другие конечности. Но, как оказалось зря. Эндрю просто слишком быстро соскочил со скользкого выступа.
– Кошмар, какой я неуклюжий! – засмеялся он, все еще сидя на асфальте задницей. – А я еще думал, почему надо мной сестра издевалась за косолапость!
– Ты не косолапый, – сказал Эльгендорф и помог Эндрю встать. – Ничего не разбил?
– Только если достоинство и честь! – продолжал смеяться Эндрю, поправляя рукава куртки. – Все нормально, Джей, я же не хрустальный.
Вильгельм улыбнулся. Для него все люди хрустальные.
– А ты чего не ушел?
– Тебя ждал и, как видишь, не зря.
– А Марк и Габи не будут искать тебя?
– А не все ли равно?
Эндрю глядел на Вильгельма, будто пытаясь понять, почему тот лжет. Он же говорил так. Говорил много раз, но все равно возвращался. Но решил промолчать.
– Пойдем, я тебя провожу. А то накинутся, а мне искать тебя по всему Нью-Йорку, – сказал Вильгельм. Эндрю, чуть подумав, согласился.
Они перешли дорогу, не остывающую даже по ночам, и направились к парку. Дул теплый для осени ветер, в деревьях шевелились белки и просыпались птицы. Светало.
Эндрю молчал, пытался найти в тени темных стволов белок. В кармане его куртки гремели ключи от квартиры. Он был на голову ниже Эльгендорфа и уже в плечах, но глаза его, пусть и темные, цвета дорогого шоколада, ничуть не уступали в красоте фиалковым. Эндрю следил за белкой, прыгавшей с одного дерева на другое. Ее хвост сливался с оранжевыми листьями.
– А у меня нет орешков, ее покормить! – вздохнул Эндрю. – У тебя в карманах нет ничего?
– Жвачка и пакетик с кокаином подойдут?
– Я не хочу ее убивать! – воскликнул Эндрю, а потом, словно задумавшись о чем-то страшном, затих. – У меня есть хлеб, но белкам его лучше не давать. Я в какой-то статье газетной вычитал.
Почитателю было тяжело с хорошими людьми. Он понимал, что им, как и плохим, когда-нибудь придет конец, это неизбежно. Что когда-нибудь, отжив данные им десятилетия, они отправятся в деревянный саркофаг навеки, чтобы никогда не вернуться. А человеческая жизнь для практически бессмертного Почитателя – мгновение, словно дуновение ветра, которое уносит с собой семьдесят-восемьдесят лет. За всю свою жизнь на Земле он встретил мало людей, которых бы хотел запомнить навсегда. Прощаться с которыми было особенно тяжело. Таким был и Эндрю.
Эндрю родился в Бостоне, в семье был третьим, самым младшим ребенком. Его брат работал военным летчиком в ВВС 9 Соединенных Штатов, а сестра владела небольшим салоном на окраине Бруклина. Эндрю снимал квартирку в доме, где располагалась булочная, в которой и работал днем. Все помещение пропахло корицей. Но запах исходил, казалось, не от пекарни. Они познакомились лет пять назад, когда Эндрю, по приглашению друга, работал моделью в классе живописи, где ради эксперимента учился Вильгельм. Его выпускная работа написана с Эндрю и была признана лучшей на курсе.
– Ты мог бы зайти, твой портрет все еще у меня.
– Вряд ли зеваки у подножья пентхауса будут прикрывать глаза платочком, когда завидят нас с тобой.
– Может, в квартиру?
– В студию?
– Почему и нет? Всего-то в шести кварталах отсюда.
– Ты тот еще шутник, Джей, – хмыкнул Эндрю и пульнул в Вильгельма шишкой, которую подобрал по дороге. Тот поймал ее без всяких усилий. Эндрю хмыкнул, но беззлобно.
Эндрю жертвовал деньги на благотворительность, кормил бездомных. Эндрю выращивал цветы, никогда не пил ничего крепче пива, но и от него был не в восторге. Он был жуткий киноман, не пропускал ни одной новинки, даже второсортной.
– Твой брат еще не вернулся? – спросил Вильгельм, когда они проходили мимо пруда. На мостике они остановились. Эндрю достал из сумки кусок батона, даже не успевшего зачерстветь, и стал кормить уток.
– Нет, у него еще контракт, – вздохнул Эндрю и, отломив большой кусок хлебного мякиша, бросил его уткам, вдруг выплывшим из домика. – Пока все не кончится, домой он не вернется. Если вообще вернется.
– Войны ужасны, – прошептал Вильгельм и посмотрел на Эндрю. На шее Грина висел крест на серебряной цепочке. Он ходил в церковь. Во всяком случае, старался туда ходить. Хотя бы по воскресеньям. Хотя бы раз в месяц.
– А ты представь, сколько их бывало. И сколько будет. – Грустно улыбнулся Эндрю и отломил половину батона, чтобы протянуть его Вильгельму. – А сколько войн происходит каждый день, сколько битв. Одному Богу известно.
– Ты о чем? О каких войнах? – спросил Эльгендорф, принимая половину батона из теплой ладони Эндрю. Предложение
