— Ничегошеньки вы не знаете, — задумчиво повторил Эвье. — Впрочем, ладно. Нет, Лиессин, довольно расспросов на сегодня. Вы и так еще не заснули, похоже, исключительно из вежливости. Отдыхайте, а завтра вас ждут — обещаю! — еще более интересные дела.
Уже в дверях Дие Коррент остановился и с досадой хлопнул себя по лбу:
— Да! Чуть не забыл! Один наш общий знакомец, большой любитель стричь бороды двергам, передает вам горячий привет. Сегодня он прийти не смог — у них с Госпожой какой-то жутко важный военный совет — но завтра с утра навестит обязательно. У него касательно вас какие-то планы. Точно-точно, он сам мне сказал.
Эвье церемонно откланялся — сперва на аквилонский манер, а затем по-альбийски, прижав ладонь ко лбу и к сердцу — и исчез за толстой войлочной занавеской.
… Юсдаль-младший провалился в сон, кажется, еще до того, как коснулся тростникового ложа. Коннахар, задув светильники, тоже лег, но сон почему-то не шел. Принц ворочался на своей постели, безуспешно пытаясь понять, что за мелочь мешает ему уснуть, когда из дальнего угла донесся негромкий голос Лиессина Майлдафа:
— Послушай, Конни… Ты ведь не спишь?
— Не сплю, — откликнулся Коннахар. — И что с того?
— Помнишь легенды о падении Полуночной Твердыни? И о проклятии Безумца?
— Еще бы не помнить. Сколько манускриптов мы перетаскали из Обители Мудрости…
Коннахар с трудом удержался от истерического смешка. Всего лишь — сколько? — ну да, всего лишь луну тому это было: группа изрядно перепуганных подростков, ночь, корявый магический круг белой краской на паркете и он сам, приносящий "кровавую жертву" — отрубающий голову курице… Делле, гнусавым голосом зачитывающий самодельное заклинание… Совсем недавно — нет, целую вечность тому назад — или восемь тысячелетий спустя… Голова кругом идет. А завтра он и его друзья из Братства Охотничьей Залы, может быть, своими глазами увидят смерть Исенны Безумца и возвращение Темного Роты, увидят, как меняется история мира… Тут Коннахар понял, наконец, что хочет сказать ему Льоу и что не дает уснуть ему самому. Он похолодел и рывком сел на постели, откинув тонкое шерстяное одеяло.
— Ага, дошло, — сказал невидимый в темноте Лиессин. — Понимаешь, очень может быть, что госпожа ль'Хеллуана завтра и впрямь добьется своего. Ты представляешь, что тогда начнется?!
В голове аквилонского наследника с калейдоскопической быстротой замелькали картины, одна другой жутче.
Вот Ночной Всадник спасен, а Безумец повержен в прах… Кровавая Жажда не довлеет над племенами Старшего Народа… Полуночная Твердыня отстраивается заново во всем своем величии, альбы Темного Роты, сохранив могучую силу Семицветья и присовокупив к ней Благие Алмазы, вырванные из неправых рук, становятся безраздельными хозяевами мира… Кхарийцы и атланты не выстроят своих империй, люди не расселятся по бескрайним просторам Хайбории, а если и расселятся, то лишь на правах младших полудиких братьев айенн сиидха… да и называться все это будет не Хайбория, а как-нибудь совершенно иначе, и уж конечно, не будет ни Аквилонии, ни Киммерии, а будет — Альвар, Сембердал, Халарийская Марка… И, наверное, никогда не родится в маленьком горном клане Канах мальчик с именем Конан, который станет потом великим королем Трона Льва, не появится на свет его сын Коннахар…
— Погоди, — пробормотал принц. — Погоди-погоди… это что же выходит?
— Вот и я думаю, — мрачно сказал Лиессин. — Что же это такое выйдет?
Разум Коннахара отчаянно пытался найти разрешение вопроса. Спустя двадцать ударов сердца, прошедших в молчании и в беспорядочном кружении мыслей, принцу показалось, что он нащупал-таки правильный ответ.
— Нет, — твердо сказал он, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. — Смотри: мы же сами видели, что будет спустя восемь тысяч лет. Мы знаем, что Ночной Всадник изгнан за Грань Мира, Полуночная Цитадель погибла при великом землетрясении, а Проклятие Рабиров произнесено. Если бы история пошла по другому пути, нас бы сейчас здесь не было, так? Но вот мы здесь, следовательно…
— Так ведь она еще и не пошла по другому пути, — резонно возразил Льоу. — Помнишь, нам кто-то рассказывал — то ли почтенный Озимандия, то ли отец твоей дамы, Райан Монброн: иногда выпадают такие дни, когда на прямой дороге времени возникает перекресток. Развилка. Без указателей, налево идти или направо. И тогда все целиком и полностью зависит не от воли богов, не от игры случая, а от решения людей, которые будут стоять на этом самом перекрестке. Куда они задумают свернуть — туда и побежит дорога. Я только одного опасаюсь, — поколебавшись, добавил он, — как бы мы и не оказались этими самыми людьми. Мы ведь не принадлежим этой жизни, этому миру, мы тут вообще чужие. Посторонние свидетели, мало заинтересованные в исходе дела. Зато со стороны мы видим все не так, как представляется тем, кто плоть от плоти этого времени. Может, нас потому сюда и закинуло, что мы способны справедливо рассудить, кто прав, а кто виноват. Или как-нибудь исправить сделанные ошибки. Или, наоборот, помешать чему-то совершиться…
— Да ну тебя с твоими выдумками! — нарочито резко огрызнулся Коннахар, в глубине души опасаясь, что приятель прав от первого до последнего слова. — Такие деяния подходят для настоящих героев из легенд, а мы кто? Что мы можем сделать?
Глава седьмая Проклятие Безумца
Ночь с 14 на 15 день месяца Саорх
— Довольно. Уберите жаровню. Я хочу поговорить с ним.
Подобострастно кланяясь на каждом шагу, заплечных дел мастера бросились выполнять приказание. Унося раскаленную докрасна жаровню с рдеющими на ней углями, один из палачей напоследок приложил обжигающий металл к обнаженному животу своей жертвы. Раздалось явственное шипение горящей плоти, но человек, подвешенный на пыточном станке, не издал ни звука — лишь выгнулся в короткой судороге боли, тряхнув свалявшейся гривой густых черных волос.
— Довольно, я сказал! Проваливай! — рявкнул гигант в белоснежной тунике, приподнимаясь с кресла. Ретивого палача как ветром сдуло. Сгрудившись на дальнем краю круглой площадки вокруг грубого стола с наводящими ужас и отвращение орудиями своего ремесла, мучители боязливо посматривали на того, в чьей руке была их жизнь и смерть — ибо, вздумай Исенна прогневаться на любого из них, полет вниз головой с башни станет для провинившегося самым легким наказанием. Когда-то Исенна нанял маленький двергский клан, презираемый даже соплеменниками за крайнюю жестокость по отношению к пленным чужакам, для выполнения скверной работы, за которую не брались настоящие воины. Он соблазнил их, как и прочих, самой сладкой для подгорного жителя приманкой — золотом. Теперь они жалели, что связались с безумным альбийским вождем, и разрывались между жадностью и страхом. Исенна платил более чем щедро — но при одном взгляде на изуродованное ожогом и яростью лицо альба самым алчным палачам хотелось оказаться как можно дальше от этой треклятой крепости с ее мрачными тайнами и ужасающим колдовством.
