Аллерикс, похоже, не замечал их страха — как не замечал и всего остального, происходящего вокруг себя. Зловещие приметы близкой катастрофы не волновали его, повальное дезертирство собственного войска оставило безучастным. Он вообще потерял интерес ко всему, кроме своего противостояния с Темным Всадником.
Поначалу, в первые дни после того, как треножник из бревен появился на вершине Серебряного Пика, Исенна избегал пыток, стараясь разговорить пленника, вызвать его на беседу. Но человек, подвешенный на цепях, как туша в мясной лавке, не желал поддерживать разговор с клятвопреступником. Правда, он и не молчал. Бывший Хозяин Цитадели не опускался до грубых оскорблений или крика — на крик срывался Аллерикс, не выдерживая ядовитого потока насмешек, произносимых спокойным и ровным, даже немного скучающим голосом. Тогда Исенна распорядился кормить подвешенного на солнцепеке пленника солониной и не давать воды, — сам же при этом, удобно устроившись напротив, под полотняным навесом, потягивал охлажденное вино. Довольно быстро просто сидеть ему прискучило, и он приказал палачам пустить в ход батоги.
Смертного человека или сотворенного альба, даже самого выносливого, подобное обращение доконало бы через два дня на третий. Но Темный Всадник не был ни смертным, ни Сотворенным — он был Творцом, воплощенным богом в человеческом обличье, он умел справляться с болью измученной телесной оболочки. Исенна упрямо требовал одного — выдать Радужную Цепь. Ответы плененного, закованного в кандалы Хозяина Полуночной Цитадели были, напротив, очень разными. Эти ответы, едкие, как яд халарийской гидры, доводили Аллерикса до белого каления, и тогда бессловесные палачи наблюдали странную картину: грозный, почти всемогущий альбийский вождь в золоте и белоснежных шелках стискивает мощные кулаки в постыдном бессилии, а изможденный пленник в изодранных черных лохмотьях отчитывает его, как несмышленого мальчишку, даже не меняясь в лице, когда тяжелая плеть рассекает израненную спину.
Противостояние победителя и побежденного грозило затянуться. Но как раз в эти дни Кельдин принес Исенне известие о Прямой Тропе, равносильное признанию поражения непобедимого воителя. Вот тогда-то здравый рассудок, и без того не всегда свойственный Аллериксу, покинул его окончательно, уступив место черной нерассуждающей злобе. Дверги прибегли к каленому железу и щипцам, пробуя все известные им пытки и изобретая неизвестные. Сам Исенна, как последнее средство, использовал магию Жезла, и это послужило началом конца. Благой Алмаз, отвечая велениям больного разума, выпускал в мир то, что, строго говоря, даже не являлось магией — на прикованного пленника обрушилась воплощенная ненависть, причинявшая неизмеримые муки не телу, но бессмертной сущности Темного Всадника.
Это подействовало. Темный Владыка начал кричать — хрипло, отчаянно, но этот вопль для Безумца звучал сладчайшей музыкой. Именно тогда в Цитадели начались беспричинные смерти, все чаще мелко тряслась земля, кое-где уже прорывался на поверхность подземный огонь, и все шире расходился над Серебряными Пиками страшный мертвый зрачок иномировой тьмы.
В последние дни смысл задаваемых Исенной вопросов несколько изменился. Под давлением непреложных фактов альбийский вождь все-таки поверил в то, о чем ему толковали собственные маги, военачальники и предводители наемников — в существование Прямой Тропы и исчезновение Радуги. Безумный, выворачивающийся наизнанку рассудок Аллерикса немедля подсказал новый замысел: ежели Всадник и впрямь способен творить столь протяженные и большие Тропы, почему бы ему не повторить содеянное? Не протянуть Тропу туда, где скрылись беглецы из Цитадели? Или — пусть хотя бы укажет направление, в котором совершался Исход. Где беглецы пытаются укрыться от гнева Феантари — может быть, на Полудне, в благословенном краю вечного лета? На Восходе, куда уже давно обращали свои взоры альбийские полководцы, или на стылой Полуночи, владении кочевых племен йюрч и отдаленно похожих на них людей?
О том, что он будет делать — без войска, без союзников — если даже Всадник совершит требуемое и откроет Тропу, Аллерикс не думал.
— … Я хочу поговорить с ним, — далеким голосом повторил Исенна, не отрывая взгляда от бессильно обвисшего в цепях тела, и легко поднялся из глубокого кресла, еще недавно принадлежавшего самому хозяину Полуночной Твердыни.
Исенна зачастую оставался на Вершине допоздна, порой даже после наступления темноты, и тогда — как теперь — пытка длилась не под серым светом дня, а в багровом колдовском сиянии. Но на сей раз даже привычные ко всему палачи умаялись и поглядывали на своего нанимателя с тревогой. Давно минула полночь, руины Цитадели окутались тьмой, лишь кое-где расцвеченной редкими и робкими огоньками, да еще возле двергских казарм двигалось множество факелов. Беспрерывно ворчал гром в низких плотных тучах, вторя частому блеску молний, но за последние два дня этот звук в Черной Цитадели сделался привычным. Альб сделал шаг и как-то сразу оказался рядом с человеком в цепях — несмотря на тяжеловесную фигуру, двигался он с плавной грацией опасного хищника. Жезл Дракона, поблескивая голубыми бликами, свисал с его левой ладони.
— Ты слышишь меня, Всадник? — спросил он негромко, едва ли не вкрадчиво. Когда гигант-альб встал рядом с подвешенным за запястья пленником, их лица оказались почти на одном уровне. — Знаю, что слышишь. И знаю, как тебе больно. Ты, наверное, рад бы потерять сознание, но тут уж твоя божественная сущность обращается против тебя. Не молчи, поговори со мной! Я соскучился по твоему остроумию. Ну же!..
Тот, кого называли Рота-Всадник, медленно поднял голову и взглянул на своего мучителя. Только глаза, серые, как булатная сталь или речная галька, все еще жили на этом лице с резкими, точеными чертами, помертвелом от боли, но сохранившем чеканную мужественную красоту. Запекшиеся губы шевельнулись, породив невнятный хрип:
— Пить…
— Воды, живо! — бросил Исенна, не оборачиваясь. Один из палачей торопливо сунул ему в руку металлический ковшик. Пленник пил долго, бесконечно длинными глотками, и благодарно кивнул, выпив все до последней капли:
— Хорошо… Вот не думал, что когда-нибудь буду тебе благодарен. Что, дела идут неважно, а?
— Ты знаешь, чего я хочу, Всадник, — по-прежнему вполголоса произнес альб. — И я не отступлюсь, пока не получу искомое… или не погибну. Мне нужна Радуга, и я не намерен более ждать.
Видимо, Темный Всадник собирался ответить привычной колкостью, но в последний миг передумал и довольно долго молчал, свесив голову на грудь. Когда Исенна уже решил, что ответа не будет, из-под спутанной массы черных, как смоль, волос вдруг донесся глухой голос:
