— Тогда я — там, — в темноте я нащупала и натянула шорты и вылезла наружу.
В безлунной тьме красным тлел костёр. Я добралась до своих сумок, нашла запасные одеяла, опять мысленно вознеся хвалу Лее, и пошла к верблюду Иорвета. Поправила бечеву от змей и насекомых вокруг лежанки, расстелила поверх одеяла. На фоне звёздного неба на вершине бархана чернел силуэт. Я улеглась, то и дело посматривая на неподвижно сидящую фигуру. Мне было не по себе. Наконец, я поняла, что всё равно не успокоюсь, и решительным шагом направилась на бархан.
Рэя не шелохнулась, когда я подошла. Я села на песок невдалеке, поджала ноги. Песок был холодным, искрилось небо, мы молчали. Тонкой чёрточкой мелькнула падающая звезда, потом ещё одна. «Осень, время звездопада, как и у нас», — подумала я. Рэя пошевелилась.
— Единственным человеком, кто всегда выбирал меня, была мать Ненина, — сказала она. — До тех пор, пока к ней не вернулся разум. В своем уме меня не выбирал никто.
Я не знала, что ответить, и молчала.
— Розы… Богини… — Рэя говорила будто сама с собой. — Почему им дарят любовь, а мне нужно брать? Почему?
Она повернула ко мне широкое плоское лицо, и была похожа на сфинкса, который смотрит на сине-чёрные ночные барханы и задаёт вопросы, на которые ни у кого нет ответа.
— Если бы я была как они… Хрупкой. Слабой. Если бы я была розой. Тогда мужчины не бежали бы от меня, как сбежал твой, — она сжала кулаки, и руки забугрились жилами. — Почему я не роза, скажи мне?
— Ты роза, — помолчав, сказала я, вспомнив крепкий древесный куст и его нежные цветы. — Просто другая. Пустынная. Не каждому дано видеть её красоту.
Рэя опустила голову.
— Я пустынная роза, которая всегда растёт в одиночестве… — прошептала она. — Я не понимаю, не понимаю тебя.
— Почему? — спросила я.
Рэя посмотрела на меня.
— Если он тебе не нужен, нечестно забирать его у других, — она покачала головой и опять опустила взгляд на сложенные на коленях руки. — Я смотрю на тебя и не понимаю… Если ты в пустыне и тебе дают стакан воды, разве ты не утолишь жажду? Если рядом твой мужчина, как не испить из этого источника? Ты больна? Ты дала обет? Зачем ты тогда дралась за него?
Я смотрела на неё, а она на меня. Вопросительно, почти умоляюще.
— Потому что я его люблю, — тихо ответила я.
Рэя медленно отвела взгляд.
— Ты ещё более ушибленная, чем я думала, — сказала она, опустила лицо на ладони и вдруг зарыдала, не стесняясь, по-бабьи, подвывая и всхлипывая.
Я подвинулась, положила руку на её дергающуюся спину, и Рэя, повернувшись, уткнулась лбом мне в плечо. Вспомнился огромный клетчатый платок Саскии и Дева-воительница, рыдающая у меня на груди. Кажется, такова была моя карма — в такие моменты быть рядом с женщинами, казавшимися крепче гранита. Рэя подняла зарёванное лицо:
— Я буду учить тебя. Завтра начнём.
ПУСТЫНЯ КОРАТ. Шайтан
Ранним утром в лагере объявился кот. Он был худой и длинноногий — ещё не рысь, но гораздо крупнее домашней кошки. По песочного цвета шкуре от головы тянулись едва заметные коричневые полосы, рассыпающиеся на спине в пятна. Кот воровато покрутился у котелка, позволил Рэе почесать себя под подбородком и потёрся о её ногу. Баха зашикал и замахал одеялом.
— Не трожь! — крикнула Рэя и протянула коту кусочек вяленого мяса.
Животное жадно цапнуло мясо с ладони и скрылось за камнями.
— Даленько он забрался, — почесал затылок Энру. — Коты-рыболовы живут в Стране Озёр, а до ближайшего озера нам идти с неделю.
Морда кота половинкой выглядывала из-за полога палатки, и добросердечный Суллу кинул ему ещё один кусочек мяса.
— Вот приблуда, теперь не отделаемся, — проворчал Баха, а кот уже ходил восьмёрками, оглаживая спину Рэи, втирался головой ей в ладонь, и та заливисто смеялась.
Как я и подозревала, кофе, столь неожиданно вновь появившийся в моей жизни, столь же ожидаемо и исчез. Теперь уже я молчаливо помогала Иорвету разобрать палатку, и мимолетная оттепель закончилась, едва начавшись, вместе со вчерашним ветром. Лагерь был собран. Иорвет взялся за ремни седла, к нему подошла Рэя и что-то сказала, распрямившись во весь рост и открыто глядя прямо в лицо. Он слушал, чуть задрав подбородок, потом кивнул. Рэя протянула руку, и он, замешкавшись на миг, пожал её. «Кажется, все со всеми, кроме меня, сумели договориться», — подумала я и залезла на верблюда. После этого Рэя подошла к погонщикам и бесцеремонно вытянула из ножен Бахи и Суллы мечи.
— Редкостное дерьмо! — сказала радостно, вернувшись ко мне с мечами в руках. — Как раз то, что надо! Спускайся!
Я спрыгнула, Рэя махнула рукой Энру, верблюды поднялись на ноги, и караван тронулся с места. Мимо проплыл Иорвет и бросил с высоты удивлённый взгляд.
— Начнём! — гаркнула Рэя.
Не то появление хвостатого друга, не то открывшееся поле для деятельности преобразили её. Ещё до конца не проснувшись, я с тоской наблюдала удалявшуюся спину моего верблюда, на которой можно было дремать и дремать в сонном покачивании, а зерриканка была полна энергии — сунула мне в руки меч и встала в стойку.
— Всегда помни про центральную линию, — сказала Рэя, провела рукой вдоль прямо стоящего тела, — ты должна сохранять её даже в движении. Нет отдельно рук и ног, сила не уходит в отдельные части тела. Твоё тело должно быть едино.
Она сделала выпад, я выставила блок.
— Не так! На три дня ты забудешь о том, что у тебя есть сила. Атакуй! — на рубящий удар она парировала — не отбивая, а слегка придержав мой меч. В пару шагов ушла с линии атаки, провернулась, мой меч соскользнул, меня по инерции унесло вперёд, а её лезвие легло мне на шею.
— Ты будешь использовать силу врага, не свою. На силу может полагаться сильный. Ты — нет.
— А ты?
— Я могу, — самодовольно сказала она. — Но зачем?
Я беспокойно оглянулась на караван, ушедший далеко вперёд. Рэя ухмыльнулась.
— Это будет второй частью обучения. Бежим!
И мы бежали. Мы обгоняли караван, и она тренировала меня. Верблюды проходили мимо, на них расслабленно покачивались седоки, и мы бежали опять. Скоро я возненавидела пустыню, Рэю и себя — за то, что попросила её обучать меня. Я бежала и падала, она останавливалась, кричала: «А ну, вставай!», и мы бежали снова. После еды я ничком лежала у костра, а Рэя, погладив кота, который исправно появлялся в лагере на привалах, вставала и, словно прапорщик, кричала мне: «Подъём!», и я поднимала меч, и с яростью замечала одобрительное выражение на лице Иорвета.
Следующие несколько дней слепились в сплошной кошмар, когда я уже не понимала, пытает ли меня зерриканка с особой изощрённостью, либо, наоборот, старается дать всё, что может. «Подъём!» — кричала она на ухо утром, когда все ещё спали и только краешек солнца выглядывал из-за скал, а под шкурой было особенно тепло, и срывала с меня шкуру.
— Я больше не могу, — стонала я, и Рэя поднимала меня с песка за руки.
— Ты всё ещё используешь силу. Уходи с линии, сохраняй центр, — неуклонно повторяла она.
С мечом, без меча, захваты, болевые, ускользания с линии атаки, которые так гармонично ложились на науку Эскеля, бег, бег, бег. Лицом в песке, лицом в ковре, лицом в шерстяном боку верблюда — самое счастливое время. Я отползала после ужина, и свет выключался, а следующим утром безжалостная зерриканка снова расталкивала меня. Какое-то вселенское упрямство и уверенность, что когда дают, надо брать, не позволяли мне сдаться, и я всё надеялась, что сдастся тело, но этот желанный предел никак не наступал.
— Завтра — отдых, — сказала Рэя.
Мы сидели в ожидании каравана в тени скалы. Сегодня мы убежали вперёд особенно далеко, и после тренировки я обессиленно съехала боком по каменной стенке. Рэя сидела, расслабленно откинув голову на камень за спиной, на коленях лежал неказистый, словно из той мусорной кучи в Каэр Морхене, меч Бахи.
— Почему ты учишь меня? — спросила я и припала к фляге с водой.
