бы проклятущий острог к Сеншесу. Чтоб за одну искру — и в труху, а не сидеть под стенами и не ждать, когда тебя в жопу ужалит.
— То есть мы оба в дерьме! — от души расхохотался Коляда, когда услышал историю с ведуньями.
С ним покатились со смеху и вся ватага колядников. За их спинами зарево от пожаров подсвечивало небо на сотни миль вокруг, ощетинившись жирными пальцами дымных столбов. Людям Коляды и море было по колено — пока таборщики с немногими пришлыми дезертирами жались к стенам и ползали туда-сюда, силясь окопаться и взять острог под постоянный обстрел, колядники держались в седлах чуть ли не по-рыцарски и со всей мочи свистели, сунув оба пальца в рот. Со стен свист подхватывали, не забыв бахнуть из пищалей, стоило кому-то из всадников подъехать к острогу поближе.
— По уши, — вынужден был признаться Гарон. — Теперь покумекаем, как нам из этого дерьма выбираться.
— А этот прыщ вам зачем? — ткнул пальцем Коляда в Игриша. — Заложник что ли?
— Угу, — мельком глянул на мальчика Гарон. — Я бы давно спустил с него шкуру, но Драко бережет его, чтобы выманить опричника.
— Тот горбун, который убил твоего брата? Это его подстилка что ли?
— Именно, — ухмыльнулся Гарон. — Опричник выскользнул из моих рук, но теперь не уйдет. Я обещал, что перееду его колесами, и видит Спаситель, исполню свое обещание. Кстати, об обещаниях… Берс уже подошел?
— Нет. Ждем. Говорят, застрял на переправах.
— С ним есть кто из наших?
— Я приставил к нему парочку, чтобы не взбрыкнул ненароком. Не доверяешь ему?
— Ни капли. Не удивлюсь, если он вообще повернет в другую сторону и решит попытать счастья, сговорившись с кем-нибудь на востоке, с шатранцами, например. Или вообще уйдет в Фебор, на поклон к Крустнику. Стоило вообще прирезать его вместе с Рюком, и дело с концом! Эх, смалодушничал я…
— Тогда вместе с ним надо было убить и сотню верных ему людей, — покачал головой Коляда. — Я-то не против, но лишние копья не помешают.
— Я бы предпочел, чтобы больше людей боялось меня, нежели ждали повода всадить нож мне в спину.
— Не боись! Наши друзья проследят, чтобы Берс не заартачился. А если заартачиться, то разделит участь Рюка. Уверен, совсем скоро мы услышим их поступь.
— Надеюсь, что это “скоро” произойдет раньше, чем взойдет солнце…
— Ты куда-то спешишь?
— Я пришел штурмовать острог, а не возиться в осаде, — скрипнул зубами Гарон. — Да и Кречета не видать за стенами, оборону возглавляет воевода лично. А значит, старый лис рыскает где-то неподалеку. Херово будет, если он ударит нам в подбрюшье, пока мы тут препираемся. Ни его головы, ни головы Чарбына я так в своих руках не держал…
— Не горюй, барон, скоро и в твоем таборе запахнет медом. Глянь, что у нас есть!
Попыхивая люлькой, Гарон неохотно повернулся в сторону, куда указывал Коляда, и от удивления едва не выпустил мундштук изо рта. Таборщики тут же заохали и одобрительно засвистели, приветствуя здоровенную осадную бомбарду, которая, тяжело вращая тележными колесами, взбиралась на насыпь силами троих крепких колядников.
— И где ты эдакую раскрасавицу достал, Коляда?! — радостно хлопнул ладонями по коленям Гарон, подходя к бомбарде, которую с огромным трудом укладывали на вкопанный лафет.
Драко потянул Игриша за собой и тоже бросился рассматривать толстую желтоватую трубу, сжатую железными обручами, которая больше напоминала вытянутый, пузатый колокол, нежели здоровенную пищаль. Прочно закрепив ее на лафете и прикрыв двумя деревянными щитами, двое колядников бросились подтаскивать ядра, а третий пытался закатить на насыпь бочонок с порохом.
— Такой люлькой можно с пару заходов весь острог смести! — широко ухмыляющийся Гарон водил ладонью по шероховатому стволу, словно по колену любимой женщины, и сверкал горящими от нетерпения глазами на пока еще прочные стены.
— Мы тут маленько куролесили по предместьям и наткнулись на хатенку нашего молчуна, которого ты хорошо знаешь. И среди его вещичек откопали эту кралю. Хозяин решил с нами поспорить, но мои ребятки мигом настроили его на мирный лад.
— Ах, Горюн?!
— А вот и он, легок на помине! — кивнул Коляда на двух всадников с копьями, которые вели на привязи окровавленного великана. Он помнился Игришу еще по мосту через речку Смородинку. Выглядел кузнец ужасно — весь изодранный и избитый, с петлей на шее, он хромал, сильно подволакивая ногу, но держался прямо, пусть и шагал, понуро склонив голову. Один из колядников тоже встречался Игришу — по правую руку Горюна с нагайкой и копьем наперевес ехал долговязый казак Воробей.
— Горюн, сколько лет, сколько зим! — всплеснул руками барон, встречая кузнеца, в которого с боков упирались два копья. — Твоя люлька? Не хочешь помочь нам свалить тиранию Шкуродера?
Кузнец окинул равнодушным взглядом собравшуюся компанию головорезов и сплюнул себе под ноги.
— Х…й вам! — разошлись разбитые губы, обнажая парочку свежих дыр меж зубами.
Воробей словно ждал этих слов — нагайка в его руке взметнулась и прочертила по спине кузнеца кровавую черту. Горюн дернулся, но другой колядник резко натянул веревку и слегка кольнул его в бедро.
— Ну, брат, — подошел к кузнецу Коляда с обнаженным кинжалом в руке. — Так дела не делаются, сам знаешь. Сколько ты сам пробыл под началом Баюна, латая для него кольчуги? Пару лет, уж точно, не ошибся? И надеешься, что мы тут забывчивые сильно стали? Или думаешь, раз Шкуродер простил тебе все грехи и дозволил штопать кольчуги ему, то и мы такие же добренькие?
С этими словами он ударил кузнеца рукоятью кинжала в печень. Горюн скривился от боли, но быстро распрямился, не проронив ни звука.
— Силен! — кивнул Коляда, вращая кинжал в пальцах. — А если другим концом? Ты не думай, что мы не справимся с пушкой. Твое участие — моя прихоть. Сначала предал одних, а теперь предашь других — любо-дорого поглядеть! А то бы давно жарился в собственном горне, собака!
— Пусть его, Коляда, — махнул рукой Гарон, не в силах оторвать влюбленный взгляд от пушки. — Я сам не дурак зарядить такую дуру, а этот молчун пусть стоит и смотрит, как мы будем стрелять по острогу. Может быть, в его пустой голове что-то да и звякнет, когда мы обрушим стену.
Коляда тем временем обратил внимание на Воробья, который играл своей нагайкой, не спуская глаз с кузнеца.
— А ты кто такой будешь? — сощурился Коляда. — Не признаю тебя среди моих людей.
— Кличут меня Воробьем, но звать меня Яш, — слегка поклонился казак. — Был в ватаге Кречета, пока его панское благородье совсем не прогнило в черепушке.
