- Я не знаток в науке. И сам не муталюд. Я панголин. Моя задача – доставать слезу и…
- Я знаю, - перебила Вергина, и более мягко добавила. - В твоих интересах знать о грибах больше, если ты хочешь подольше сохранить свое сознание… Скажи мне, сколько надо держать тебе руку в слезе?
- Я… я… до появления стабильного однородного серого цвета, - выпалил панголин.
Старуха усмехнулась:
- А сколько грибов жабьего мута надо для выведения муталюда с образованием ядовитых желез на коже и небольших общих изменений, но с сохранением сознания? И сколько времени займет полное изменение?.. Формула для волколака?.. Урсуса?
Грэм молчал. Гадать было бессмысленно. Он откинулся на подушку и расслабился.
- Жаль, а ты мог бы мне помочь кое в чем. Ну да ладно, - Вергина перешла к главному столу. Там она принялась взвешивать зеленый порошок. Отмерив, нужное количество пересыпала в бутылочку. Залила бесцветной жидкостью и поставила на край.
- Гибор! - резко позвала хозяйка.
Грэм приподнялся и завертел головой в поисках молчаливого свидетеля их беседы. Никого не было видно, но ясно послышалось шарканье, еле слышные стоны и свист дыхания.
Из-под кровати выползло нечто круглое кроваво-красное, похожее на прозрачный мешок с нарубленным мясом. С одной стороны ему помогала костлявая рука. Больше рассмотреть что-либо было невозможно: все шевелилось, двигалось и сливалось в одно месиво. Стоная и кряхтя, он дополз до стола, ловко схватил поставленный старухой флакон и принялся усердно трясти. При этом тело стало раскачиваться, словно студень. Полежав немного возле ног старухи, уродец медленно отполз назад к кровати панголина.
Это, несомненно, был разумный красный головастик. Насколько было известно, такие уродцы не выживают. Они умирают через день-два после формирования, а чаще всего на начальной стадии изменения. Но этот, не смотря на видимые страдания, жил, научился передвигаться и даже помогал старухе.
Гибор подполз ближе и остановился, не прекращая трясти бутылочку. В центре среди свисающих кусков мяса что-то зашевелилось, задрожало, и наружу вывалился глаз, опутанный сетью кровеносных сосудов. Он наполовину втянулся обратно и взглянул прямо на панголина.
От неожиданности Грэм отпрянул, но, собравшись с силами, посмотрел в глубину немигающего глаза – человеческого глаза.
- Ему уже больше года, - не оборачиваясь, сказала Вергина, продолжая возиться со склянками. - Нравится?
- Нет… Но как такое возможно?
- Я ему сказала: если он выживет, то сможет когда-нибудь отомстить мне, – старуха рассмеялась. Панголин молчал.
- Заживляющая мазь на основе слезы творит чудеса, – продолжила Вергина уже серьезно. – Если намазать переродыша, то он выживет, несмотря ни на что.
- Это бесчеловечно…
- Что? – старуха повернулась. - Бесчеловечно!? Бесчеловечно лишать дома, имущества, церковного сана и выгонять из города, только за то, что Бальдор смелее и сильнее духом паршивой овцы – Иакова! Бальдор должен был стать настоятелем храма Подгора, но эта лживая змея обвинила моего мужа в безбожие, в издевательствах над учениками, в обирании прихожан и во всех смертных грехах! Ничего. Мы вернемся в Подгор, и тогда Иаков за все ответит. Я не пожалею заживляющей мази, а затем сдеру с негу шкуру живьем! Он будет долго мучиться – годы! Он ответит за каждый день в этом болоте!
Грэм вжался в кровать:
- Отца Иакова больше нет, - тихо сказал он.
- Как нет?
- Он… он умер…
Старуха несколько секунд молчала, а затем истерично захохотала:
- Жаль. Жаль. Бальдор расстроится, - она глубоко вздохнула. - Гибор, хватит. Неси сюда!
Уродец вздрогнул, сунул бутылочку в отверстие между складками тела и, помогая себе рукой, зашаркал к хозяйке – свистящее дыхание участилось, сойдя на хрип.
Вергина, закончив приготовления, развернулась и шагнула в сторону ползущего уродца. Он достал драгоценную бутылочку и протянул.
- Ничего не можешь сделать вовремя! - хозяйка пнула мешковатое тело ногой.
Гибор охнул, схватился единственной рукой за ушибленное место и, содрогаясь в болезненных судорогах, отполз назад к кровати. На этот раз он оказался совсем близко. Вновь появился глаз, но сейчас он уставился на старуху.
Над столом клубился пар, словно туман над болотом – на круглой горелке кипела большая емкость, выпуская белые облака. Разбиваясь о потолок, они опускались, обволакивая стол куполом. Вергина наперебой смешивала растворы в колбах и выставляла их в ряд на подставке. Опустевшие флаконы летели на край стола, скользя как пивные кружки в трактире, и сбивались в кучу с недовольным позвякиванием. Пахло прокисшими портянками.
Грэм молча наблюдал за представлением. Внезапно перед самым носом возникла небольшая дощечка с коряво выведенным углем словом «помогу» и тут же исчезла в складках тела уродца.
Сердце лихорадочно забилось. По спине прошла снежная лавина. Спустя несколько долгих секунд костлявая рука вновь показалась, и Грэм успел прочитать «открыть». Дощечка молниеносно исчезла. Превозмогая боль, уродец начертил новое слово «замок». И последнее «сам». После чего Гибор исчез из виду.
Грэм лихорадочно соединял слова. Получалось только: «Помогу открыть замок». Вот последнее «сам» ни куда не лезло. «Помогу открыть замок сам?.. Помогу, замок откроешь сам?.. Замок откроется сам?..» Несомненно одно: уродец хотел помочь! И это было самое главное!
Старуха закончила свои дела. Аккуратно расставила все приборы по местам. Сделала несколько записей в книге и убрала ее на отдельную полку. На лице женщины светилось удовольствие от проделанной работы. Она взглянула на панголина, еле заметно покачала головой и направилась к выходу.
Уродец уже протирал стол, смачивая тряпку в ведре. Хозяйка вышла за дверь. Грэм тут же взглянул на нового друга:
- Эй, - тихо позвал он.
Но Гибор был занят работой и не собирался осуществлять свой замысел. Он только поднял вверх указательный палец и продолжил вытирать стол.
Вошла Вергина и молча сунула пленнику под нос знакомую, остро пахнущую тряпку.
- Зачем? – замотал головой Грэм.
Старуха не ответила. Панголин взглянул в холодные глаза и улегся обратно – второй раз спрашивать он не решился. Глову зажали мощные тиски, и нарастающая сила намертво пригвоздила к деревянной кровати. Грэм моргнул и провалился в небытие.
Очнулся уже в своей камере, лежа на полу в неудобной позе, как будто его сбросили на пол как мешок с углем. Было темно, но он сразу узнал знакомые запахи и звуки. Тело онемело и понадобилось несколько минут, чтобы привести в порядок мышцы. Видимо, снотворное давали несколько раз – сон длился не меньше суток. Хозяйка толи боялась, толи страховалась, толи это была обычная практика.
