Нет, дохлого животного нигде не было. Ни в душевой, ни на полу комнаты, даже в тоннелях воздуховода – нигде.
И тогда я заподозрил худшее – колдовство!
Запрыгнув на постель, подошел к спящей Амалии, принюхался… и шерсть у меня встала дыбом – она! Это она так пахла! От Амалии шел запах падали!
Примерился, уцепился зубами за край легкого одеяла, которым накрылась девушка, потянул… одеяло сползло, открыв хозяйку всю, до самых пяток.
Амалия лежала на спине, левая рука за головой, правая откинута в сторону (незадолго до того я лежал на ее правой руке, уткнувшись в гладкую подмышку). Ничего, кроме трусиков, на ней не было. Обычно и трусиков не было, но она еще не вышла из цикла, так что…
На животе, чуть выше завязок трусов, синело здоровенное пятно – темное, с красновато‑фиолетовым оттенком, оно было отвратительным на вид и так же отвратительно пахло. Кожа в этом месте потрескалась, источая запах крови и протухшего трупа.
Твою мать! Только и скажешь! Ну – твою же мать!
Болезнь?! Может, какая‑то экзотическая болезнь?! Подцепила в университете? Что‑то вроде сифилиса или проказы?
Но разве те так воняют? Хм‑м… а откуда я знаю, как воняют здешние дурные болезни?
Магия? Скорее всего – да, судя по последним событиям!
И что делать?! Тьфу! Опять! Достоевский хренов! Или Чернышевский? Да тьфу на них обоих! Не до классиков! И даже не до беллетристов! Передо мной загнивающая красотка, а я о всякой чепухе!
Амалия пошевелилась, томно вздохнула, пошлепала губами и вдруг тихо, почти неслышно прошептала:
– Котик, ты где? Котик, не бросай меня!
У меня сжалось сердце. Вот же черт подери! Если она помрет от дурной болезни или злого колдовства – я шибко плакать буду! Не чужая ведь!
Нет, я не из тех парней, которые, переспав с женщиной, считают себя обязанными жениться, но было в Амалии что‑то такое, что… в общем – мы в ответе за тех, кого приручили! Даже если это слегка сумасбродные красотки из другого мира.
Я подошел к девушке, аккуратно лизнул ее в губы, не боясь заразы – черт с ней, с болезнью! Ну сдохну – значит, сдохну! Если я не могу поцеловать свою девушку – на кой черт такая жизнь?!
Амалия улыбнулась и, не открывая глаз, погладила меня по голове. Я снова лизнул ее, а потом ударил лапой по щеке.
– Проснись, черт подери! Проснись!
Амалия ойкнула, открыла глаза, недоуменно посмотрев на меня, а когда я подошел к ее гладкому, на удивление плоскому животику (Как у спортсменки! Классный! И теплый – проверено!), опустила взгляд туда, куда я и хотел, – к сине‑красному пятну размером с два спичечных коробка. Пятну, обезображивающему ее живот и пахнущему так, будто здесь, в кровати, померли и разложились пять штук моих «соплеменников».
– Ай! – Амалия дотронулась до пятна и с ужасом посмотрела на испачканные пальцы. – А‑а‑а‑а‑а‑а!
Она вскочила, забегала по комнате, натыкаясь на мебель. Упала, поползла по полу, потом завыла в голос, захлебываясь в рыданиях, бессвязно бормоча что‑то вроде: «Мамочка! Ай‑яй! Ай‑яй! Мамочка, моя дорогая! Мамочка! »
Потом побежала в душ, оставляя за собой шлейф отвратительного запаха разложения.
Зашумела вода, заглушая причитания, а когда Амалия появилась из душа – мокрая, голая, мне показалось, что пятно немного увеличилось в размерах. Но может, и показалось. Вот только цвет изменился точно – пятно почернело, став иссиня‑черным, и только по краям – багровым, как замороженное мясо.
– Котик, что это?! Котик! – Голос Амалии сорвался, и она снова зарыдала, опустив голову и с ужасом глядя на живот. – А‑а‑а‑а‑а! А‑а‑а‑а‑а!
– Да твою мать! Чего воешь! Беги к врачам! Или как там у вас – знахарям? Беги к магистрам – порча же, рупь за сто! – завопил я, а получилось что‑то вроде: «Уа‑аы‑ыа‑а‑а! Мяуы‑ы‑ыа‑а‑а! Миу‑у‑уэ‑э‑эа‑а‑а!»
– Да, да, ты прав! – Амалия закивала головой, и у меня вдруг встала дыбом шерсть – как она поняла? – Надо к лекарям! Надо сходить к Элене, она в болезнях разбирается! Она же лекарка! Их народ все знает о болезнях! Нельзя терять время!
Я облегченно вздохнул – наконец‑то! Вот что значит вовремя подать совет!
И снова в голову стукнуло – как? Как она меня умудрилась понять?! Я же мяукал и завывал! И она поняла?! Совпадение? Или магия?!
Вот же дурацкий мир, а? Голова кругом идет! Не разберешь, где мистика, где магия, а где обычное совпадение!
Амалия оделась за пару минут – да и что там одеваться? Натянула свежие трусы, платье, босоножки – вот и вся одежда. Только пришлось немного задержаться, перетянуть свою рану – похоже, что из нее начала сочиться сукровица. Или что‑то такое… не хотелось задумываться – что именно.
Дверь хлопнула. Загремел ключ… тишина. Я же остался сидеть в комнате, пахнущей болезнью и трупом. Не думал, что все так закончится…
Тьфу! Болван! Какое там – «закончится»?! Еще ничего не закончилось! Все только начинается! Мы еще поборемся! Нельзя допускать упаднические мысли!
На кровать влезать не хотелось… по понятным причинам. Хотя и понимал, что это все иррационально – вряд ли болезнь заразна, а даже если и заразна – я уже по уши в дерьме – заражен, и нового ничего не добавится. Несколько дней, вернее ночей, я спал, прижавшись к Амалии – как и этой ночью, а потому все болезни, что у нее, возможно, имелись, давно должны были перейти на меня. Если только они вообще переходят на животных.
Я же животное! И людские болезни мне не страшны!
Эта мысль меня слегка приободрила, но переменить место дислокации не заставила. В кресле все‑таки поудобнее думать. Наверное.
Итак, что мы имеем: Амалия, вдруг ни с того ни с сего зараженная непонятной болезнью. Смердящая, как дохлая кошка.
Колдун, который хотел ее убить, но у которого пока ничего не вышло.
Я, как последний болван, пролежавший в кровати больше двух суток и потерявший на этом время, – а ведь мог провести эти два дня с пользой, шпионя во вражеском доме! Подглядывая за тем, как обучается молодой колдун, вызнавая все его злостные планы! (Насчет подглядывания – сразу вспомнилась колдунья, упражнявшаяся в неком подобии Камасутры… Невольно вздохнул – я бы мог и покруче, чем ее тупорылый партнер! Болваны средневековые! Вас еще учить и учить азам секса! )
Додумать о всеобщей сексуальной революции не успел – в замке заскрежетал ключ, дверь распахнулась, вбежала Амалия, следом – «дюймовочка», одетая в невообразимую полупрозрачную тунику, которая под прямыми солнечными лучами не давала простора фантазии.
Вот надо же так одеваться! Чертова девка, а? Хм‑м… Амалия ее из постели подняла, притащила прямо в ночной рубашке? Или это повседневная одежда? Черт их разберет, этих местных девок!
