– Звезды не могут влиять, звезды могут показывать. Каждая звезда, каждое небесное тело движется по небосводу с определенной угловой скоростью и оказывается в том или ином месте неба с четкой цикличностью. Таким образом, каждая звезда на небосклоне является своего рода стрелкой гигантских часов. Если вам надо предсказать то или иное событие, то единственное, что вам надо узнать – в соответствии с какой цикличностью, или – с какой стрелкой-звездой оно совершается. Я полагаю, что все из вас согласны с тем, что события вокруг нас совершаются с определенной цикличностью? – Все присутствовавшие утвердительно закивали. – Тогда ответьте мне на такой вопрос – можете ли вы по расположению стрелок часов на городской башне предсказать наступление восхода солнца? – Все снова утвердительно закивали – это мог сделать каждый. – Тогда, молодой человек, – обратился Старый Гризли к ученику, выразившему свое сомнение в астрологии, – следуя вашей логике, следует предположить, что стрелки часов на старой башне каким-то мистическим образом влияют на движение солнца! И что же, если эти часы остановятся, ну допустим, что старый служитель напился и забыл их завести, – солнце никогда не взойдет? – Присутствующие в классе рассмеялись. – Конечно же нет! Часы по имени Звездное Небо – это те же часы, но с невероятным количеством стрелок, и Служитель, который их заводит, никогда не напивается и никогда не спит. Научитесь пользоваться этими часами и вы познаете законы течения самого Времени. Вот что такое астрология, для тех, разумеется, кто понимает, что такое Время…
Странник хорошо помнил этот урок, у него была вообще очень хорошая память, а уж уроки Старого Гризли великолепно запоминались учениками на всю жизнь. Что-то он еще говорил тогда, что-то о звездах и их движении… Странник вдруг почувствовал, что если он сейчас вспомнит, что говорил учитель, то сможет затем легко его отыскать. Так что же он тогда сказал, ну-ка напряжем свою память…
Он рассказывал, что в детстве темными летними ночами он выходил в полночь на балкон дома, в котором живет, и любовался звездным небом… это очень лирично, но ничего нам не дает, и потом… потом он говорил… он говорил, что над лесистым холмом на том берегу озера, над самыми верхушками елей ему загадочно подмигивал Мицар! Но озеро очень большое, и видеть противоположный берег, да еще в полночь, невозможно. Невозможно, если не смотреть на озеро со стороны Окуневой бухты, узкой и глубоко вдающейся в берег на северо-западе Нойнбурга! Темные летние полночи – это, конечно же, в августе, в июне ночи светлые, и звезды видно плохо, а июль – месяц дождей и облаков. Сейчас конец июня, сегодня ночью он посмотрит, где расположена Большая Медведица, вернее, даже не это. Он посмотрит, откуда, из какой точки города можно наблюдать ее над верхушками елей на том берегу. И рассчитает поправку на полтора месяца вперед. И найдет дом с балконом на озеро…
В один из летних дней, когда на небе нет ни облачка и Рутенбург, казалось, вот-вот готов расплавиться от полуденной жары, когда мысли о вечерней прохладе заполняют всего человека и не дают ему думать о чем-либо еще, не исключая и его служебные заботы, в этот мучительный для любого чиновника день в приемную Департамента Здоровья вошел человек лет сорока пяти – пятидесяти, среднего роста, с заметной сединой на висках и близоруким прищуром глаз и обратился к дежурному секретарю. Секретарь – полноватый, лет двадцати семи молодой человек с отечным от длительного отсутствия движения и мимики лицом, вяло открыл глаза при звуках его приближающихся шагов и посмотрел на посетителя. Он лениво отметил про себя, что посетитель явно из далекой провинции, что, очевидно, следовало из его запыленного, старомодного покроя, ношенного не один год сюртука (в столице такие уже давно не носили, появиться в такой одежде в людном, а тем более – присутственном месте означало для столичного жителя стать всеобщим посмешищем; и только провинциалы могли себе это позволить, так как им решительно нечего было терять) и высоких стоптанных сапог, сапог из неплохой выделки кожи, но – очень провинциальных сапог. Жители столицы, которая еще со времен Максимуса IV была вымощена брусчаткой, носили модные в этом году остроносые ботинки. Секретарь украдкой кинул взгляд под стол и еще раз полюбовался на свои новенькие модные штиблеты – черные, остроносые, блестящие, с раннего утра намазанные свиным салом, они стоили ему половину его месячного жалованья, и хотя он понимал, что в следующем году они уже выйдут из моды, но он знал также, что войти в высший свет можно только в такой обуви. Не следует думать, что кто-то собирался пускать этого мелкого чиновника не силового и не денежного Департамента в высший свет, однако именно это и было основной мечтой его жизни, и он хотел, чтобы хоть что-то в нем соответствовало этой мечте. Отнимите у человека мечту, и что тогда от него останется? В любом случае его положение дежурного секретаря Департамента и, не в меньшей степени, его штиблеты давали ему исключительную возможность презирать пришедшего посетителя, так что когда он спросил его: «Что вам угодно?», в его голосе были интонации высокомерия, презрения и жалости в пропорции 3:2:1. Посетитель, нисколько не смутившись, внимательно взглянул в его маленькие, уже начинающие заплывать жиром и чуть отечные, как у любого солидного чиновника, глазки и представился:
– Главный лекарь Айзенвальдской районной лечебницы доктор Браун. Прошу записать меня на прием к господину гезундпрезиденту!
Дежурный секретарь усмехнулся. У посетителя, назвавшегося Брауном, была правильная речь и интонации, характерные для коренного петерштадтца.
«Скорее всего, этот доктор – выпускник Петерштадтского университета!» – подумал секретарь. Он много повидал на своем веку этих умников из так называемой «культурной столицы Империи», и они всегда вызывали у него усмешку. Не имея за душой и полусотни золотых, они мнили себя умными и культурными людьми – это выглядело со стороны весьма забавно! Но и амбиции же у них – поди ж ты – на прием не к кому бы то ни было, а к самому господину гезундпрезиденту! Умереть можно со смеху – к главе департамента на прием в таких сапогах! Этак они, чего доброго, и в ичигах или лаптях прийти додумаются! Однако, несмотря на весь этот поток забавных мыслей, молодой человек подавил в себе насмешку и совершенно серьезным, ответственным голосом заговорил с посетителем. Он сказал:
– Господин президент не сможет принять вас в течение ближайших двух недель, так как он в настоящее время очень занят! В то же время, если вы благоволите сообщить мне суть вашего визита, я мог бы записать вас на прием к одному из его заместителей. Он мог бы принять вас в течение трех дней. Итак?
