— Да. Поняла, — выдавила из себя Лара.
— Ну, тогда бывай. Комп не включай, из квартиры не выходи. Всё, что нужно, тебе принесут.
Полковник ушёл, девушка осталась одна.
Секунд пятнадцать она с ненавистью смотрела на дверь, потом поднялась и медленно подошла к окну.
Двор с четвертого этажа отлично просматривался.
Недалеко от подъезда стояла машина. Та самая, которая преследовала их во время поездки в Переяславль. Уйти из съёмной квартиры ей не дадут. Это факт. Мобильник забрал Тарас. Включить компьютер она, безусловно, сможет, но вход в интернет, скорее всего, отслеживается…
Единственный шанс — чтобы хотя бы до вечера Александр на её письмо не ответил.
А вечером… Этим вечером она обязательно их всех удивит, чтоб им подохнуть…
Воскресенье. 9 декабря 2012 г.
Михаил Дмитриевич с интересом следил за тем, как профессор что-то прилаживает к уже практически собранной установке.
— Ты, Шур, почти как художник, хочешь достичь совершенства.
— Не совершенства, а надежности, — буркнул, не оборачиваясь, доктор наук.
— Надёжность — штука хорошая, — не стал спорить «чекист». — Но меня сейчас больше интересует, когда мы, наконец, ленточку перережем.
— Дня через три.
— Уверен?
— Нет.
— Тогда зачем говоришь?
— А чтобы не надоедал лишний раз.
Смирнов засмеялся.
— Всегда подозревал: все учёные сумасшедшие. Но думать не думал, что они ещё и манипуляторы.
— А ты как хотел? — сварливо отозвался Синицын. — Нынче, чтобы получить нормальное финансирование, надо ужом извернуться. И всё равно, пока до нас деньги дойдут, половина обязательно куда-нибудь улетучится.
— Ну, в нашем случае, я полагаю, этой проблемы нет.
Профессор вздохнул.
— Этой нет. Зато других выше крыши.
— Это каких же? — заинтересовался Михаил Дмитриевич.
— А! Ты всё равно не поймёшь, — махнул рукой Александр Григорьевич.
— А ты по-простому, как для колхозников.
— Да при чём тут колхозники? — пожал плечами профессор. — Колхозники, они в коллективе работают. А я сейчас словно в безвоздушном пространстве вишу. Ни позвонить, ни по мэйлу связаться. В интернете, в лучшем случае, только учебники могу открывать. Чтобы статью в нормальном журнале прочесть, надо там под своим именем регистрироваться. И через VPN, как ты говоришь, тоже нельзя.
— Не нельзя, а не рекомендуется, — уточнил Смирнов.
— Да какая, блин, разница! — дёрнул щекой Синицын. — Я же теперь, как пуганая ворона, любого куста боюсь. Вдруг вычислят? Тогда вся работа насмарку.
— Молодец. Подход правильный, — похвалил Михаил Дмитриевич. — Сам знаешь, в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Да знаю я, знаю, — снова вздохнул учёный. — Но всё равно. Хочется хотя бы почту прочесть. Вдруг там что-нибудь важное.
— Читать не рекомендую, но просто войти и быстренько просмотреть, что новенького, я полагаю, можно. И вот тут VPN будет как нельзя кстати.
— Ты разрешаешь? — профессор испытующе посмотрел на «чекиста».
— Да, — кивнул тот. — Но только без фанатизма. Посмотрел, закрыл, вышел. Главное, никакой самодеятельности. Понял?
— Понял, — уныло отозвался Синицын.
— Ну, вот и хорошо, — Михаил Дмитриевич усмехнулся и указал на притулившийся на стуле портфель. — Новые сообщения были?
— Новые сообщения? — профессор недоуменно нахмурился, но тут же хлопнул себя ладонью по лбу. — А, чёрт, забыл! Было. Конечно, было. Сейчас покажу.
Он бросился к заваленному книгами и бумагой столу и вынул из ящика сложенный в несколько раз тетрадный листок.
— Вот. Читай.
Смирнов укоризненно покачал головой — приятель неисправим, всегда забывает о самом главном — потом развернул послание и начал читать. А когда закончил, задумался.
Бо́льшая часть письма была посвящена чисто научным проблемам, касающимся переноса во времени. В этих материях Михаил Дмитриевич разбирался плохо и надеялся исключительно на Синицына. А вот в том, что касалось политэкономии развитого социализма, тут да, тут он мог дать сто очков форы любому «естественнонаучному» экспериментатору и теоретику.
— Слушай, Шур, а наша установка может только печатную информацию в прошлое передавать или другую тоже?
— Информация — понятие виртуальное. Она совершенно не зависит от формы её представления.
— Ага. Понятно. То есть, её можно передавать и голосом?
— Конечно. Только сам голос в прошлое не передашь. Нужен носитель.
Смирнов снова задумался. Просьбу Андрея отправить ему надёжные данные по главным фигурантам ещё не случившейся в том времени перестройки он считал вполне адекватной. Дискредитация всяких там Горбачевых, Яковлевых, Шеварднадзе и иже с ними могла благотворно повлиять на весь ход тогдашней истории. Ведь если к руководству страной после Андропова и Черненко придут люди более консервативные и ответственные, никакой перестройки просто не будет и Союз, соответственно, не развалится.
Михаил Дмитриевич был убежден: все разговоры, все последующие теории, все аргументы, что СССР якобы был обречен на развал, не стоили и ломаного гроша. Они появились позднее, с единственной целью — чтобы оправдать случившееся в 1991-м предательство. Так называемая элита тех лет, взобравшаяся на вершину власти, оказалась сборищем политических импотентов, не способных даже на то, чтобы сохранить упавшее им в руки могущество.
Проблема заключалась лишь в том, что обычная запись в тетради, без подтверждающих сведения документов, никого и ни в чём в том времени не убедит. Требовалось что-то иное, более существенное, что можно принять в качестве прямой улики и безусловного доказательства. И это что-то у Михаила Дмитриевича, похоже, имелось…
— Носитель найдётся. Главное, чтобы сама установка не подкачала.
Синицын несколько секунд смотрел на Смирнова, шевеля потешно губами, словно бы что-то подсчитывая или молясь.
— А какого размера будет этот носитель? — поймав удивленный взгляд подполковника, он быстро добавил. — Я почему спрашиваю? Просто наш тестовый образец что-нибудь больше тетради уже не осилит.
— А главная установка?
— Главная, думаю, да.
— Мы её тестировать будем?
— Безусловно.
— Ну, значит, тогда и проверим.
— Ладно. Попробуем…
* * *
Ждать вечера было совершенно невыносимо.
Время в квартире как будто остановилось.
Лара то и дело бросала взгляд на часы, но стрелки, включая секундную, двигались так медленно, словно кто-то привязал к ним тяжёлые гири.
Девушка то садилась в кресло перед работающим телевизором, то неожиданно вскакивала и начинала нервно расхаживать от окна к двери, от двери к окну…
Выходила на кухню, проверяла, есть ли в конфорках газ, дотрагивалась до остывшего чайника, заглядывала в холодильник, открывала по очереди все шкафы, принималась протирать пыль со столешниц, зачем-то переставляла стоящие на подоконнике горшки с цветами… Потом возвращалась в комнату, вновь плюхалась в кресло и щёлкала пультом, переключая программы одну за другой, слушая и смотря, но абсолютно не понимая, что происходит с той стороны экрана.
Единственное логичное действие Лара совершала, только когда вставала на табурет и внимательно изучала то, что было когда-то сложено, а после благополучно забыто на антресолях.
Полгода назад к ней приезжали друзья-альпинисты из Обнинска. Они собирались лететь на Кавказ, на очередное восхождение и приглашали туда и свою старую знакомую по городской секции. Увы, но от предложения пришлось отказаться, сославшись на сильную загруженность на работе. В реальности, Ларе было попросту стыдно рассказывать, чем она действительно занимается и как зарабатывает на жизнь.
Когда друзья уехали, Лариса полночи прорыдала в подушку, а утром обнаружила, что гости забыли у неё дома моток верёвки, несколько карабинов с закладками и четырёхлопастной крюк-якорь, похожий на абордажную кошку из фильмов про пиратов.
