– В мертвецкой, где же ему еще быть? – поежился, кутаясь в храмовое, с длинными полами и рукавами котто, служитель. – Скот приказал всех мертвецов свозить в мертвецкую и держать там, пока не разрешится беда, что навалилась на город. Исключая, конечно, естественные смерти.
– Ты уже перебрался в домик Даира? – спросил Клокс.
– Зачем? – удивился Калаф. – Я жду распоряжения Аты. Вряд ли меня сделают сэгатом. Пришлют кого-нибудь из Тимпала. Всегда присылают. Может быть, оставят сэгатом почтенного судью Клокса?..
– Не мели языком попусту, – оборвал служителя судья.
– Как будет угодно святому Нэйфу и Ате, его наместнику в Талэме, – поклонился Калаф. – Так что зачем перебираться в домик сэгата, если придется потом возращаться обратно? Суета. К тому же голова болит у меня в доме сэгата. Раскалывается просто. Наверное, привык уж я спать на втором этаже, подальше от земли.
– Все в землю вернемся, – мрачно заметил Клокс.
– Но уж без головной боли, надеюсь, – захихикал Калаф, поклонился и попятился, засеменил по своим делам.
– Нет головы – нет и головной боли… – пробормотал Клокс, поправил алую тиару и зашагал, кивая уступающим дорогу, кланяющимся ему горожанам, к зданию ратуши. На площади народу было меньше, чем во дворе храма. Мастера продолжали собирать затейливые забавы. Возле них, в центре площади, кружилась, отставив в сторону одну руку, монашка.
«Вот уж у кого голова точно не болит», – с трудом удержался от плевка под ноги Клокс и через несколько минут уже ругал себя, что не надел под котто теплую камизу. На лестнице мертвецкой было ощутимо холоднее, чем наверху.
– Все в полном порядке, все в полном порядке… – суетился ключник, зажигая лампы. – Тел, правда, прибавилось, но уж такая жизнь. Или, хе-хе, такая смерть. Но никого не допускаю сюда, никого, и тела все осматриваю. Ваш защитник, господин судья, особо обратил внимание вот на эти отметины на руках. Трупов с такими отметинами как было шесть, так и осталось. И новых нет пока, нет. Но кроме того, что было, добавилось тело почтенного сэгата Даира, мир его праху, тело артельщика из храма и тело ужасной твари, о которой мне сказали, что это жена стражника Цая – Олта. Вот в это я не могу поверить, потому как я ее вроде бы знал, такая была добрая женщина, такая добрая. Светлая, как белый цветок. Как белый цветок, благоволение Нэйфа…
Клокс покосился на скрюченного годами и покрытого морщинами ключника и подумал, что хотя бы в старости время благоволит к нему самому. И зубы почти все на месте, и лицо не похоже на печеное яблоко. Да и спина не загибается колесом, прости святой Нэйф за кощунство. Пожалуй, и меч из руки при надобности помахать им не выпадет через минуту.
– Вот эти отметины, – подбежал ключник к одному из ящиков. – Это молочница. Тоже светлая женщина была. Я ее знал. Шесть тел – шесть отметин.
Клокс посмотрел на разрез, уже знакомый ему по телу Цая, перевел взгляд на лицо молочницы. Женщина и в самом деле была мила при жизни. Веки ее были опущены, но чуть приоткрытый рот как будто свидетельствовал об удивлении перед смертью.
– Усмиритель ваш был не так давно, – принялся раскланиваться ключник. – И получаса не прошло. Тоже стоял возле нее. Ни на что больше не смотрел. Кажется, даже плакал. Добрый человек, наверное. Вот ведь как бывает. Даже и палач, а туда же. Я, глядя на него, тоже слез не сдержал.
– Чем здесь воняет? – поморщился Клокс. – Не мертвецкая, а трапезная какая-то.
– А что делать? – всплеснул руками ключник и побежал в сторону. – Сюда идите, господин судья. Вот. Бедняга Даир, да будет его посмертие так же благостно, как и его жизнь. Он же, считай, не только пропечен, но и прожарен до угля. Я прикрыл его тряпицей, но запах есть запах… Вот уж не думал, что жареная плоть человека пахнет так же, как и свиная. Теперь даже и не знаю, как потчеваться к празднику, обычно я…
– Подожди, – оборвал ключника Клокс, взглянул на красное, расползающееся в стороны лицо Даира, шагнул к соседнему ящику. – Здесь что?
– Погань, – выдохнул ключник и сдернул накрывающую тело ветхую ткань. – Не от запаха прикрыл, а от ужаса. Смотреть страшно.
На кошку, которая лежала на кусках льда, смотреть было не страшно. Она была прекрасна даже мертвая, с вывалившимся языком. Светло-коричневая, с дымчатым окрасом вокруг глаз, на концах лап и на холке. С длинным и толстым хвостом. С тонкой, но плотной шерстью. Но самыми удивительными были подушечки лап – казалось, что они принадлежали огромному котенку. Ни потертостей, ничего…
– Чудо, – невольно вымолвил Клокс.
– Я и говорю, что женщина была светлая, – закивал ключник. – Однако все равно страшно. Этакую киску не почешешь за ухом.
– Это кто? – спросил Клокс у последнего ящика.
– Артельщик, – изогнулся в поклоне ключник. – Как его там… Кажется, Скайтеном его кличут. Называли при жизни. Каменщиком он был. А теперь уж как ни называй… Помер, и все. И никакой ты не каменщик, а просто мертвая плоть.
– Две раны, – задумался Клокс. – Я слышал, что Даир метнул багор в дракона, но случайно попал в артельщика. Но почему две раны?
– Откуда же я знаю? – удивился ключник. – Может, крюк у багра был заострен, а может, дракон этот не думал наесться свиньей и собирался закусить и каменщиком. И прикусил его одним зубом, чтобы тот не убежал.
– Это что? – показал Клокс на кулак трупа.
– Кулак, я думаю, – нагнулся вперед ключник.
– Восемь мертвецов на льду, не считая кошки, – заметил Клокс, – и на шестнадцать ладоней – всего один стиснутый кулак. А на другой руке: рана на пальце? Или след от кольца? Где кольцо?
– Помилуйте, господин судья! – воскликнул ключник. – Да чтобы я?..
– Разожми ему кулак, – сказал судья.
– Так он закоченел! – удивился ключник.
– Разрежь, если не можешь разжать, – потребовал Клокс. – Или ты хочешь, чтобы я этим занялся? Есть в городе другая мертвецкая, если ты лишишься этого места?
– Нэйф благословенный!.. – испугался ключник и стал искать нож на поясе. – Нет другой мертвецкой, да и в этой трупы редки. Просто напасть какая-то. То по году, по два ни одного трупа. Чего им тут делать-то? Помер человек, неси его на кладбище: вроде не рыба и не мясо, чтобы на льду держать. А тут ведь… Ничего, скоро зима, еще льду запасем. А кулак разожму, чего ж не разжать. Не железный же… Ну-ка. А вот.
На посиневшей ладони, отпечатавшись багровым отеком, лежал тонкий, красноватый с зеленой искрой перстень с разорванным кольцом. На крохотной печатке прозеленью выделялся узор.
