– Дешевка, – скривился ключник. – Таких на торжище за медную монету по весу отсыплют. К тому же порченая.
– Порченая, – кивнул Клокс и выудил из‑за пазухи платок. – А ну-ка, подцепи колечко ножом и клади его сюда.
Перстень был почти невесом, хотя явно делался на палец взрослого мужчины. И поврежден он был не ножом, а сорван с пальца так, что кольцо вытянулось и истончилось на месте разрыва. Клокс еще раз присмотрелся ко второй руке каменщика. Ну точно: кольцо было сорвано, лишь чуть-чуть повредив кожу, крепкая ручища оказалась у каменщика. И носил он это кольцо на среднем пальце печаткой внутрь. Вот уж ненужное украшение для мастерового… Да еще на правой руке.
– А ну-ка, лампу сюда! – потребовал Клокс и, прищурившись, склонился над добычей. К счастью, долгие годы не отняли у судьи зоркости взгляда. Тонкий узор оказался рисунком рукопожатия. Крепкого рукопожатия. Вокруг него вились древние руны. И не просто никакой магии в кольце, а жуткий ее недостаток. Пустота. Черная яма.
– Не говори об этой моей находке никому, – процедил сквозь зубы судья. – Если только опять придет усмиритель или защитник. Больше – никому. Даже бургомистру. И прикрой чем-нибудь тело.
Наверху оказалось вдруг тепло и даже жарко. Осень не спешила скатываться к зиме. Дул легкий теплый ветер, и желтые листья, которые заносило в городскую цитадель с окрестных улиц, кружились в воздухе, словно насмешка над временем года.
«Вот и весь Граброк, – обернулся Клокс. – Маленькая городская цитадель с тремя десятками домов, храмом, ратушей, лавками. Крохотный, пусть и с высокой башней – замок через реку и прилипшие ко всему этому деревни, ставшие слободами. Оттого и улицы в Граброке шире, чем в стольном Сиуине. Простор вокруг, разноси город как хочешь. Но только до тех пор, пока не накатит издали беда, и тогда придет время не частоколом отгораживаться от ужаса, а высокой стеной».
Посередине площади по-прежнему кружилась монашка, стучали молотками плотники на забавах и в торговых рядах, размешивали краски в ведрах маляры, вдоль стены ставились шатры и натягивались тенты для лавок, владельцы которых уж точно изрядно отвалили монет бургомистру за право расторговаться во время святого шествия.
– Клокс! – услышал судья, обернулся и поймал в объятия плачущую слезами счастья Юайджу. – Я его видела!
– Кого? – не понял Клокс. – Эгрича? Мадра? Кого?
– Его, – улыбнулась Юайджа. – Друга. Того, который однажды разбудил мое сердце. Потом исчез, у него много дел. Вернулся, когда я уже успела наделать глупостей. Понесла неизвестно от кого. Едва не обратилась в нищенку. Он поднял меня из грязи, отмыл, очистил, нашел моего брата, уговорил его помочь мне. Вся моя жизнь – он. И я его видела!
– Кто же этот святой человек? – скривился Клокс.
– Не скажу, – прошептала Юайджа. – Он все тот же. Прежний. Нисколько не изменился. Я уже старуха. Или почти старуха. Не от всего, куда я ступила, мне удалось отмыться. Горло мое по-прежнему сдавливает удавка. Но он прежний. И он есть. А больше мне ничего не надо. Даже если я не увижу его больше!
Сказала – и побежала в сторону собственного трактира, едва ли не одна из самых богатых торговок Граброка, со спины так девчонка, и только. Стройная и быстрая.
– Дура, – сплюнул Клокс и двинулся к ратуше.
– Я ждал тебя, судья, – сказал бургомистр, когда Клокс наконец прорвался через три поста стражи и оказался на втором этаже ратуши, в покоях, куда он не добрался вчерашним днем. Стены небольшого зала были обвешаны щитами. Под ними тянулись скамьи. Вместо обычного для магистратов большого круглого стола стоял небольшой столик, за которым и сидел бургомистр Скот. Перед ним лежала диргская стрела.
– Садись, – кивнул на мягкую скамью напротив стола Скот и даже привстал, ожидая, пока судья займет предназначенное ему место. – Я ждал тебя, но не стал спускаться к страже, хотя видел, что ты идешь к ратуше. Пусть несут дозор без поблажек для кого-либо. Я смотрел в окно, любовался этой монашкой. Как только у нее не кружится голова? В Гаре ведь тоже были монашки из Храма Очищения?
– Нет никакого Храма Очищения, – буркнул Клокс. – Есть только безумные бабы в черных одеждах, которые доводят свою преданность Нэйфу до святотатства и противного Вседержателю самоуничижения.
– Ты берешь на себя право судить за Вседержателя? – поднял брови бургомистр. – Ладно. Каждый из нас наместник творца, хотя бы для собственного нутра. Прости, что не нашел вчера времени для разговора с тобой. Герцог Диус помешал. Он был раздражен, я не мог ему перечить. Все-таки брат короля. Значит, передо мной судья Священного Двора Вседержателя – Клокс? Тот самый, который стал судьей после странного и зловещего исчезновения своего предшественника?
– А передо мной бургомистр Скот, не избранный мастерами ремесленных цехов или советом слободских старейшин, а присланный два года назад королем? – склонил в ответ голову Клокс.
– Точно так, – усмехнулся Скот, снял с шеи золотую цепь и отпустил ее над столом, позволил ей сложиться в сверкающий бугорок. – И ношу этот знак не по праву. Точнее, не по тому праву, которое выписано в уложении Граброка. Однако Сиуин – не Тимпал, а Тимпал – не Сиуин. Право короля выше права любого селения в королевстве. Поэтому, – Скот накрыл цепь ладонью, – она останется на моей груди.
– Я не вижу радости на твоем лице по этому поводу, – заметил Клокс.
– Я тоже не вижу радости на твоем лице, судья, – тяжело вздохнул бургомистр, стиснув пальцами края стола. – Хотя ты в городе всего второй день.
– Ты болен? – нахмурился Клокс. На лбу Скота выступил пот, его руки подрагивали. – Или эта магия, что разлита по улицам Граброка, так же гнетет тебя, как и колдунов, что покинули город? Наверное, если и были в городе имни, они тоже страдают?
– А ты не прост, судья, – скривил губы в усмешке Скот и, распахнув котто, показал обвивающие его шею ожерелья, набранные из гранатового камня. – Неделю или две назад было совсем плохо. Я едва сдерживался. Даже амулеты не помогали. Но вчера в ратуше объявился книжник Чуид и дал мне эти камни. Они лишь слегка уменьшают головную боль, но сдерживают меня лучше, чем ногти, терзающие мою плоть.
Бургомистр раскрыл ладони и показал Клоксу раны на них.
– Ты имни, – понял судья. – Почему рассказываешь мне об этом?
– О том, что я имни, знает мой король, – пожал плечами Скот. – Об этом же знают черные егеря, которых я нанял. Об этом знает и еще кто-то. Разве быть имни запрещено в пределах Сиуина? Считай, что я айл. Потомок пришельцев. Ты снок, поэтому ты не айл. Ты далан. Твои корни в этой земле глубже моих. А вот твой защитник и твой усмиритель – тоже айлы, даже если они не имни.